Коглин

Он засмеялся, и Томас засмеялся вместе с ним.

— Очень серьезно, понял?

— Да, — сказал Томас.

— Но это нормально — серьезные вещи и делают жизнь стоящей. Все остальное — девчонки, веселье, глупые игры, праздные дни, когда нечего делать, — это, конечно, все хорошо, но не цепляет. А вот серьезные вещи, те цепляют, помогают тебе почувствовать себя живым. В общем, сейчас дело очень серьезное, и твой папа нашел способ вытащить меня из беды, но только нужно уезжать прямо сейчас, и, возможно, я уеду навсегда.

— Нет!

— Да. Послушай меня. Посмотри, посмотри на меня. — Он взял Томаса за плечи, глядя ему в глаза. — В один прекрасный день ты получишь открытку. На ней даже ничего не будет написано. Просто открытку. Какой на ней будет адрес? Не тот, где я буду жить, а тот, где я жил. И ты поймешь, что твой дядя Дион жив. С ним все хорошо.

— Ладно. Я понял.

— Томас, мы с твоим стариком не верим в королей, принцев и президентов. Мы верим в то, что все мы сами короли, принцы и президенты. Мы те, кем решили быть, и никто не смеет утверждать иначе. Понял?

— Да.

— Ни перед кем не становись на колени.

— Ты сам сейчас стоишь на коленях.

— Это потому, что ты член моей семьи. — Он фыркнул. — Ну а теперь, парень, помоги мне подняться. Черт.

— Как же я тебе помогу?

— Просто стой ровно и не двигайся.

Он опустил на голову Томаса свою огромную лапу и оперся.

— Ой!

— Не хнычь, будь мужчиной, ради всего святого. — Он обернулся к Джо. — Этому парню нужно тренироваться. — Он ущипнул Томаса за бицепс. — А? Верно я говорю?

Томас шлепнул его по руке.

— До встречи, сынок.

— До встречи, дядя Дион.

Он смотрел, как отец поднимает с каменного крыльца чемодан Диона, как они вдвоем выходят из двора и, удаляясь, идут по склону к плантации. Ему очень хотелось верить, что жизнь состоит не только из череды расставаний.

Но он боялся, что это так и есть.

Глава двадцать пятая

Тростник

Джо с Дионом шли по дороге, разрезавшей плантацию надвое. Работники называли ее Аллеей Желтого Домика, потому что она заканчивалась у небольшого желтого здания, которое прежний хозяин построил для игр своей дочери. По размеру домик был как сарай, в каком обычно хранят инструменты, но в остальном был похож на настоящий викторианский дом. Хозяин продал плантацию компании «Сахар Суареса, лимитед», то есть Джо и Эстебану, в начале тридцатых, во времена ромового бума, когда сахар стоил дорого. Дочь хозяина к тому времени давно выросла и уехала с острова, а домик остался, и его использовали как кладовку или иногда устраивали там на ночь не слишком важных гостей. Потом, в какой-то год, в западной стене пробили окно, под ним снаружи поставили стойку, а рядом — несколько деревянных столов, и домик превратился в буфет. Однако затея оказалась неудачной, потому что работники, набравшись, завязывали драки, и после того, как двое из них устроили поединок на мачете, эксперимент свернули, а оба драчуна остались калеками, не способными работать.

Джо нес чемодан Диона. Вещей там было не много — несколько рубашек, брюки, носки и белье, пара ботинок, два флакона одеколона, зубная щетка, — но Дион был пока еще слишком слаб, чтобы тащить чемодан по тростниковому полю в послеполуденный зной.

Сахарный тростник поднимался на семь-восемь футов. Междурядья были шириной в два с половиной фута. Работники сожгли западную часть поля. Огонь пожрал листья, но стебли с их драгоценным сахарным соком остались, потом их увезут на мельницу. По счастью, теплый ветер дул с восточной стороны, не позволяя дыму затянуть всю плантацию. Иногда бывало и наоборот, и тогда казалось, что мир лишился неба, остался лишь полог из клубящихся туч, громадных, как дирижабли, и черных, как чугун. Но сегодня небо было ярко-голубым, хотя оранжевые отсветы уже начинали наползать на голубизну по краям.

— Значит, план такой? — заговорил Дион. — Энджел вывезет меня из этих холмов?

— Угу.

— А где катер?

— Полагаю, что по другую сторону холмов. Единственное, что я знаю точно, он перевезет тебя на Пинос. Пробудешь там какое-то время. Потом кто-нибудь тебя заберет, отвезет в Кингстон или Безиль.

— Но ты не знаешь, куда точно.

— Нет. И знать не хочу.

— Я бы предпочел Кингстон. Там говорят по-английски.

— Ты ведь говоришь по-испански. Какая тебе разница?

— Мне надоело говорить по-испански.

Немного прошагали молча, мягкая тропа все время шла под уклон. Впереди, на самом высоком холме, стояла мельница для переработки сахарного тростника, взиравшая на эти десять тысяч гектаров, как суровая мамаша. На следующем высоком холме — дома управляющих — виллы в стиле колониальной эпохи с верандами вокруг второго этажа. Надзиратели за работниками жили в домах поменьше, стоявших чуть ниже по склону, и эти дома были рассчитаны на шесть-восемь человек. По периметру поля рассыпались крытые жестью домики рабочих. В основном с глинобитным полом, в некоторых был водопровод, но в большинстве — нет. На задворках каждого пятого домика торчал сортир.

Дион кашлянул, прочищая горло.

— Ну, допустим, мне повезет, я смогу обогнуть Ямайку, а что потом? Что я буду делать после?

— Исчезнешь.

— Как я смогу исчезнуть без денег?

— У тебя два куска. Два куска, заработанные кровью и потом.

— Не так уж много, когда ты в бегах.

— Знаешь что? Это не моя проблема, Ди.

— А мне кажется, что твоя.

— Это еще почему?

— Если у меня не будет денег, мне придется высовываться. И еще я сделаюсь отчаяннее. Вероятно, буду больше склонен к необдуманным поступкам. К тому же Ямайка! Сколько дел мы там провернули в двадцатых, да и в тридцатых? Тебе не кажется, что там меня рано или поздно узнают?

— Возможно. Надо было думать…

— Нет, погоди. Это ты должен был об этом думать! Тот Джо, которого я знал, положил бы мне в чемодан несколько пачек денег и с десяток паспортов. Он нашел бы людей, которые перекрасили бы меня, возможно, приклеили фальшивую бороду, и все такое.

— У Джо-Которого-Ты-Знал не было на это времени. Джо-Которого-Ты-Знал придумал, как вывезти тебя отсюда живым.

— Джо, которого я знал, придумал бы, как переправить мне капитал на Исла-де-Пинто.

— Исла-де-Пинос.

— Глупое название.

— Испанское.

— Я знаю, что испанское. Но считаю, что оно дурацкое. Понял? Дурацкое.

— Что такого дурацкого в Сосновом острове?

Дион несколько раз мотнул головой и ничего не ответил.

Через ряд тростника что-то прошуршало. Наверняка собака, выслеживающая добычу. Они постоянно охотились на плантации и носились вдоль рядов — коричневые терьеры с блестящими темными глазками, которые убивали крыс острыми как бритва зубами. Иногда собаки сбивались в стаи и нападали на работников, если от тех пахло крысами. Одна пятнистая сучка по кличке Луз была настоящей легендой — за один день истребила двести тридцать семь грызунов, — ее целый месяц за это пускали ночевать в Маленький Домик.

Поля охраняли вооруженные люди, вроде бы защищая от воров, но на самом деле карауля работников, чтобы те, у кого были долги, не разбежались. А долги были у всех. «Это не ферма, — подумал Джо еще в первый раз, когда они с Эстебаном осматривали поля, — это тюрьма. Я прикупил акции тюрьмы». Потому Джо и не боялся охраны — охрана боялась его.

— Я выучил испанский, — продолжал Дион, — на два года раньше тебя. Помнишь, я говорил тебе, что это единственный способ выжить в Айборе? Ты еще ответил: «Это же Америка. Я хочу говорить на своем собственном паршивом языке».

Джо никогда такого не говорил, но все равно кивнул, когда Дион оглянулся на него через плечо. Он снова услышал собаку справа от них, она задела боком тростник.

— Тогда, в двадцать девятом, я был твоим наставником. Помнишь? Ты только что сошел с бостонского поезда, белый как мел, остриженный по тюремной моде. Если бы не я тогда, ты бы собственную задницу не смог найти.