Страница 59 из 63
Секунду спустя Балашова ослепило пушистое полотенце с зайчонком. Он отцепил от себя кухонное полотенце и положил его перед собой.
— Прелестная вещица, любишь зайчиков?
Произнося про себя проклятия в адрес Балашова, Лиза поковыляла в комнату.
Лиза жила в однокомнатной квартире, а потому единственная комната заменяла ей и спальню, и гостиную. Кровать пряталась в углу, где на горе из подушек восседал плюшевый заяц. У стены вместо комода стояло чёрное пианино, обычный велюровый диван расположился напротив. Балашов разгуливал по комнате, осматривая мелочи, расставленные по полкам, словно музейные экспонаты. Зайца он тоже приметил. Смирившись с судьбой, Лиза легла на кровать, оставив размышления об этике на завтра. Она мельком взглянула на своё отражение в ростовом зеркале. Ожидание увидеть измождённую страданиями и душевными муками деву не оправдались. Лиза выглядела как и всегда.
— Так ведь куда удобней, неправда ли? — заметил Балашов. Преподавательница недовольно цыкнула.
— Я сегодня услышу от тебя хоть что-то кроме вопросов? Теперь только о Дмитрии Константиновиче, пожалуйста. — В голосе Лизы звенел металл. Точнее, она так думала, что звенел. Балашов оторвался от созерцания статуэтки пианистки, и растеряв присущую ему несерьёзность, произнёс:
— Если коротко, то он бывший муж моей матери.
Лиза села в кровати.
— Что? — тихо спросила она.
Балашов развёл руками и спрятал их в карманах джинсов.
— Он не мой отец, не переживай. Мать моя о дочке всю жизнь мечтала, а тут я родился, так некстати и не от кого надо. Ну вот она и вышла замуж за Орловского. Наконец-то у матери родилась долгожданная дочка. Жаль только с Орловским не сложилось у неё. По мне, так он вполне был нормальным ей мужем, да и со мной ладил, но всё равно не угодил. Теперь у неё новый муженёк, а сестрёнка что-то богатенького отчима полюбила больше… Жаль мне нашего старика.
Лиза будто оцепенела, молча глядела на студента. Она только и смогла произнести:
— Да не старый он.
Балашов хмыкнул.
— Для кого как. Но даже не это главное. Был бы старым, но здоровым, он бы от тебя не прятался на кафедре.
Лиза насторожилась.
— Ты о чём?
Балашов помрачнел. Он опустил взгляд, разглядывая пушистый ковёр под ногами. Не поднимая глаз, Балашов озвучил приговор:
— Рак у него. Последняя стадия. Врачи говорили, не доживёт до Нового Года.
О чём они говорили после страшных слов, Лиза не помнила. Она хотела отправить Балашова домой, чтобы наконец-то дать волю чувствам и подумать над тем, что скажет дорогому профессору. Мысль о его сокрушительном диагнозе, казалась нереальной. Разве жизнь без Орловского будет настоящей? «Конечно нет», — убеждала себя Лиза. А Балашов, тем временем, покидать обитель преподавательницы не собирался.
— Нет, я останусь. Вдруг тебе совсем плохо станет? Нельзя такое переживать в одиночку. Хоть подругу позови, вместе её подождём. — Балашов даже не предлагал, он просто ставил Лизу перед фактом. Преподавательница не знала, как отправить настырного студента восвояси, и она просто сдалась. Её чувства к профессору не могли укрыться от посторонних глаз также, как и наивная влюблённость Балашова. Она не сомневалась: после услышанных ею слов Антона, наверняка среди студентов их нелюбовный треугольник давно приобрёл некую известность. Лиза не знала кого спасать, от кого бежать и что ей теперь делать с этим запутанным клубком.
— Наглость — второе счастье, Антон. А для тебя оно первое, — съязвила преподавательница. Чуть помедлив, она добавила:
— Можешь остаться, диван весь твой. Утром будь добр уехать.
Балашов обрадованно закивал.
— Как скажешь.
Он выпрямился, поглядел на пианино.
— Играешь?
Лиза равнодушно пожала плечами.
— Пытаюсь вспомнить…
Балашов провёл рукой по клавиатурному клапу.
— А я вот на барабанах в детстве играл, но матери не слишком нравилось с похмелья слушать ударные, пришлось бросить, — нахмурившись, поделился студент. По лицу Лизы пробежала едва заметная тень. Она скользнула вуалью, вытягивая из памяти преподавательницы не самый приятный эпизод её жизни.
— Мне от матери тоже досталось, и не поверишь, всему виной пианино… Она решила, что я отца довела своими нудными мелодиями, и он, не выдержав, покинул семью. Мне потом по пальцам часто крышкой прилетало. — Лиза хмыкнула и машинально потёрла руку. Балашов молча проследил за этим движением.
— Орловский тебе отца не заменит, — безапелляционно заявил он. Лиза вспыхнула.
— А я тебе мать!
Балашов улыбнулся, как-то жалостливо.
— Вот уж чего мне точно не нужно. Одна уже есть.
Преподавательнице надоело спорить и она предпочла сменить тему:
— Так может всё-таки чаю? Да и спать уже хочется, не вечер, а кошмар просто, — новость о профессоре не укладывалась у неё в голове, она даже потрясла ей, будто хотела вытряхнуть эту мысль. Балашов с тоской поглядел на Лизу.
— Чайник опять мне ставить? — вопрос прозвучал так, точно Балашов собирался спросить совершенно о другом. Преподавательница не удостоила его ответом. Отвергнув помощь студента, она прихрамывая отправилась в кухню. Балашов поплёлся за ней.
Глава 5. Сон в зимнюю ночь
Ночь подкралась незаметно, и Лизу потянуло в сон. Морфей забрал её в свою страну без промедлений. Она вновь была с профессором в квартире Катерины Васильевны. Орловский играл на пианино, которое явно просилось к настройщику. Холодный воздух призраком сквозил по обнажённым ногам преподавательницы. Её любимое платье струилось красивыми складками. Лиза стояла позади профессора, невесомо касаясь его плечей. Рахманинов на портрете глядел на них, как казалось Лизе, с неодобрением. Она прижалась к спине Орловского сильней. Тук. Громкий удар сердца. «Это моё так стучит или его? Со спины не смогла бы услышать, должно быть моё», — подумалось ей. Тук. Лиза отстранилась, но почувствовала ещё один удар. Кровь зашумела в ушах. Сердце чётко простучало три раза.
— Дима! — испуганно позвала профессора Лиза, впервые, даже во сне, обратившись к нему по имени. Он не обернулся. Мелодия, издаваемая расстроенным инструментом, звучала зловеще. Тук. «Семь ударов», — посчитала преподавательница, невольно отступая. Тук-тук-тук. Точно жрец, играющий на барабанах в ритуалах вуду, застучало сердце. Музыка оборвалась. Так внезапно и резко, что Лиза замерла, в ужасе глядя на неподвижного Орловского. Тук. В груди будто разлили свинец. Профессор повернулся к ней и прохрипел:
— Лиза…
Тук. Сделав глубокий вдох, как перед прыжком, Лиза прыгнула в покрытую рябью ростовое зеркало.
Каменный, незнакомый зал был пуст и темен. Лиза обняла себя за плечи, стараясь согреться. Ледяной ветер пронизывал до костей, развевая подол её платья. Подобно светлячку, мимо неё пролетел световой шарик, за которым успокоившееся сердце велело последовать. Ведомая огоньком, она приблизилась к ещё одному зеркалу. Равнодушное стекло лишь отразило её саму. Она невольно поправила волосы, растрепавшиеся от ветра. Зеркальный двойник повторил за ней движения. В зазеркалье к Лизе приблизился мужской силуэт. Высокая фигура вышла на свет, и настоящая Лиза узнала в ней Антона. Она инстинктивно обернулась, но в зале кроме неё больше никого не было. Двойник её больше не слушался. Лиза с тоской наблюдала за тем, как Антон приблизился к её близнецу вплотную, и склонив голову, легко провёл длинными пальцами по щеке девушки. Лизин двойник, зардевшись стыдливым румянцем, потянулся к юноше, поднимаясь на носочки. Чуть дрожащие руки другой Лизы дотронулись кудрей Антона. Он улыбнулся, и согрев её губы тёплым дыханием, невесомо поцеловал. Лиза, оставшаяся по ту сторону зеркала в одиночестве, поняла, что не может ступить и шагу. Тело не слушалось, а в горле застрял ком. С печалью она наблюдала, как в отражении она гладит спину Антона, а сам Балашов легко коснувшись губами уголка её рта, неспешно ведёт дорожку поцелуев к шее. В холодном зале Лизе стало жарко. Не в силах отвести взор, она так и стояла, глядя на своего влюблённого двойника и такого нежного Антона. За спиной раздались шаги, она с трепетом обернулась, ожидая увидеть студента. Но мечты разбились морской пеной о берег: к ней направлялся Орловский, простерев руки, будто моля о спасении.