Формалин

Девчонка задохнулась. Ее мать тоже была мертва, они так и не смогли ее откачать. Плод внутри нее спасти тоже было невозможно — слишком маленький срок. Так что все оказалось напрасно — причем не только для этой семьи, но и для остальных искателей Американской Мечты.

Нас всех, разумеется, тщательно обыскали. В первую очередь они искали наркотики, но, конечно, нашли и мою ксиву. Не требовалось даже проверять чип, чтобы понять, что это липа — иначе что бы я делала в этом рефрижераторе? В общем, если за незаконное пересечение границы полагается простая депортация, то подделка документов — это уже статья, к тому же беглец с фальшивыми документами может быть скрывающимся от властей преступником с гораздо большей вероятностью, чем простой нелегал… Но гринго я была не нужна даже в качестве заключенной, поэтому меня отправили обратно со всеми прочими, отделив от нашей группы только убийцу, которого выдача в Мексику ожидала уже после суда в США. Но если всех прочих, перевезя обратно через границу, просто отпустили, то меня американские копы передали, вместе с изобличающей меня уликой, с рук на руки нашим перцам, чтобы они уже сами решали, возбуждать ли дело. Так я оказалась в камере полицейского участка в Тихуане. Поскольку я попала туда к исходу пятницы, мне предстояло пробыть в этой камере еще как минимум два дня, прежде чем судья решит, возбуждать ли дело и с какой мерой пресечения.

Был уже поздний вечер. В камерах свет погасили, но он падал снаружи через решетчатую дверь. Хотя этот день, казалось бы, вымотал меня в полный ноль, я не спала, а тупо сидела на койке, положив локти на колени и уставившись в пол. Не было ни мыслей, ни эмоций, ни даже физиологических чувств. Вообще ничего. Пустота.

Вдруг загремели ключи, но я даже на это не обратила внимания, пока голос охранника все же не заставил меня повернуть голову.

— У тебя сегодня счастливый день, — глумливо объявил он (я практически не видела его лица — только силуэт на фоне света сзади). — Давай на выход. За тебя внесли залог.

Когда до меня дошел смысл его слов, мой ступор мигом испарился.

— Кто? — спросила я. Мне виделся только один ответ на этот вопрос — Альварес уже вычислил меня и выкупает для расправы. Я смотрела на силуэт перца и думала, стоит ли напасть на него, чтобы меня оставили за решеткой уже по новому обвинению, или меня застрелят его товарищи? Впрочем, даже пуля от перцев лучше, чем то, что сделают со мной мясники Альвареса…

— Какой-то гринго, — ответил перец на мой вопрос.

— Гринго? — удивилась я. Представить гринго в качестве члена картеля «Тихуана» довольно затруднительно. Хотя, как говорили в еще одном старом фильме, никогда не говори «никогда»… — У меня нет друзей среди гринго.

— Стало быть, один все-таки есть, — усмехнулся охранник. — Поднимайся и пошли, здесь тебе не гостиница.

— Как его имя? — настаивала я. — Вы хотя бы проверили его документы?

— Конечно, все, как полагается. Только этим не я занимался. Мое дело — только выпроводить тебя отсюда.

— Как он хотя бы выглядит? Молодой? Старый?

— Тебе в отцы годится, — вновь усмехнулся он. — Хотя, конечно, для этого он слишком добропорядочный gentleman, — последнее слово перец произнес по-английски.

Его слова, хотя и произнесенные с издевкой, навели меня на совсем безумную мысль: а что, если мой мифический американский отец, в существование которого я никогда не верила, все-таки разыскал меня и приехал за мной, в точности, как обещала моя мать? Нет, на улице +30, и сезон явно неподходящий для рождественских сказок. Но надо все же взглянуть, что это за тип.

Тип действительно оказался мужчиной лет пятидесяти с чем-то, невысоким, худощавым, с небольшими залысинами над гладко выбритым интеллигентным лицом. Совсем не похожим на лицо гангстера. Скорее уж — университетского профессора (не то чтобы я много их видела вне кино, конечно), нежно любящего свою жену и трех дочек и по выходным играющего в гольф. Или в шахматы. Или во что там положено играть добропорядочным американским джентльменам, сделавшим успешную карьеру.

С тем же успехом такой джентльмен может быть главарем мафии. Или профессиональным мошенником. Или сексуальным маньяком.

— Здравствуй, Анхелина, — сказал он. — Не волнуйся, теперь ты в безопасности. Идем, я все расскажу тебе по дороге.

По-испански он говорил лишь с небольшим акцентом, и его голос звучал мягко, успокаивающе, с интонациями столь же располагающими, как и его лицо. Но меня подобными приемчиками не купишь. Знаем мы таких добреньких.

— Я тебя впервые вижу, — отрезала я, бросая косой взгляд на перца, в коем в этот момент (кто бы мог подумать!) видела своего защитника. — Объясни сперва, кто ты такой и зачем я тебе нужна.

— Я доктор Моррингтон, — ответил он, явно задетый моим тоном, и взмахнул перед моим лицом визиткой с золотым тиснением. Там действительно фигурировала аббревиатура MD, что, как я знала, значит «доктор медицины». — И, вообще-то, это я тебе нужен. Кстати, можно бы и повежливей с человеком, который за свои деньги вытащил тебя из тюрьмы.

— Я тоже не слышала от тебя «usted»[7], — пожала плечами я. На самом деле, ко мне за всю мою жизнь никто не обращался на «вы», и это меня ничуть не напрягает, но я терпеть не могу, когда «тыкающий» мне рассчитывает услышать «вы» в ответ.

— Давайте уже вы будете выяснять отношения на улице, — потерял терпение перец. — А мне нужна подпись сеньориты (я уже стала «сеньоритой», да), и у меня еще полно другой работы (в этом я сомневалась). Или есть какие-то проблемы? — он перевел выжидательный взгляд с меня на доктора.

— Нет-нет, офицер, — откликнулся он (перец не был даже сержантом). — Все в порядке. Деньги мною внесены, бумаги подписаны, и сеньорита Анхелина теперь свободный человек, который волен пойти со мной или куда ей вздумается. Правда, насколько я понимаю, идти ей особо некуда, и даже остаться под этим гостеприимным кровом она не может — но, в любом случае, не смею настаивать, — он коротко кивнул и повернулся к выходу.

Я не думала, что он и в самом деле уйдет — люди не бросаются своими деньгами просто так и не делают подарков незнакомцам — но решила немного ему подыграть. Пусть считает меня наивнее, чем я есть.

— Okay, okay, — я перешла на его родной язык, удобный тем, что в нем на «вы» обращаются даже к собаке, а поэтому проблема неравенства снимается хотя бы в этом вопросе. — Wait a minute, I'll just finish the checkout[8]. Ладно, начальник, — я снова вернулась к испанскому, поворачиваясь к перцу, который уже уселся за стол, — где мне тут поставить закорючку?

Он с готовностью придвинул мне «Протокол возврата личных вещей». Само собой, среди таковых не оказалось не только моей «американской» ксивы (что было логично), но и большей части имевшейся у меня при задержании наличности. От щедрот перцы оставили мне только две бумажки в 20 и 10 долларов — и, понятно, доказывать, что их было больше, было бесполезно. Ну, то такое. Я расписалась, рассовала остатки своего имущества по карманам и вышла следом за Моррингтоном.

Снаружи нас дожидался автомобиль — не «линкольн», но вполне себе «мерседес». Моррингтон направился к нему, явно намеренный сесть на водительское место (стало быть, отдельного водителя не было — хорошо!), но я не двинулась с крыльца.

— Вот что, доктор или как тебя там, — сказала я по-английски (далее я говорила с ним только на этом языке, но буду везде переводить «you» как «ты», поскольку именно это каждый из нас имел в виду, что бы там ему ни хотелось услышать), — я по-прежнему не понимаю, что тебе от меня нужно, но предупреждаю — в 12 лет я дала клятву, что ни один мужчина никогда меня не поимеет. И с тех пор все, кто не отнеслись к этой клятве с должной серьезностью, очень об этом пожалели.

— Если бы мне была нужна шлюха, в этом городе я бы мог купить ее гораздо дешевле, — брезгливо поморщился он.

7

Частица в испанском, соответствующая обращению на «вы».

8

Анхелина иронизирует, употребляя термин checkout, означающий выписку из отеля.