Страница 11 из 15
Наконец туннель кончился, уперевшись в отвесную базальтовую плиту. Магистр оттолкнул послушника и поднял свой меч. Клинок слабо осветился; за время долгого спуска Темным удалось частично восстановить магическую силу. Глава Ордена громко прочел заклятие, проводя мечом в воздухе сверху вниз. Повинуясь движению меча, по базальту пробежала трещина, и стена с грохотом разошлась в стороны. Во тьме за нею сами собой вспыхнули зеленым огнем светильники на треножниках, озарив покрытые льдом своды пещеры.
— Ну что ж, господа — наша цель достигнута, — спокойно произнес Магистр, опуская меч и делая шаг вперед.
— Не так быстро, Элариус, — ответил ему старческий, но твердый голос из сумрака пещеры, и в полосу зеленого света, опираясь на посох, вышел Патриарх. От кристалла горного хрусталя, вделанного в рукоятку посоха, исходило белое свечение, подчеркивая белизну одежд и волос Святейшего. Никто из спутников Магистра не был настолько глуп, чтобы броситься на Верховного мага Светлых с мечом; они застыли на месте, ожидая дальнейшего развития событий.
Некоторое время предводители Темных и Светлых молча разглядывали друг друга — разглядывали не только глазами; каждый пытался прощупать границы силы другого.
— Значит, из Цитадели в Каземат все же есть другой ход, — первым нарушил молчание Магистр.
— Не для профанов, — усмехнулся Патриарх. — Собственно, это вообще не ход, это Путь. Пройти которым могут лишь высшие маги Братства.
— Ваш вечный страх, мешающий вам доверять даже своим, вас погубит, — повторил Магистр слова Аррета. — Тебе бы сейчас не помешал Путь, по которому можно перебросить сюда целую армию.
— Не тебе бы говорить о необоснованности недоверия к своим, — презрительно прищурился Патриарх. — Мне не понадобится армия, чтобы совладать с тобой. Тебя погубит твоя собственная гордыня. Собственно, она уже погубила тебя тогда, шестнадцать лет назад.
— В таком случае тебе придется признать, что для мертвеца я достаточно деятелен, — ухмыльнулся глава Ордена. — Вы готовились к этому тысячу лет, но мы прошли сквозь вашу неприступную Цитадель, как нож сквозь сердце.
— Невелика доблесть воспользоваться знанием, полученным за счет предательства, — процедил Патриарх.
— Невелика мудрость, зная о перебежчике, не перестроить всю систему безопасности, — невозмутимо парировал Магистр. — Но я почти не сомневался, что так оно и будет. А нас интересует не доблесть. Нас интересует результат.
— Ты его еще не достиг, — напомнил Святейший. — Ваш нож изрядно выщербился. Вы потеряли десять человек из четырнадцати…
— Таков был мой расчет, — спокойно подтвердил предводитель Темных. — Более крупный отряд паломников вызвал бы ваши подозрения, более мелкий мог не прорваться. Я исходил из того, что к цели пробьются трое-четверо, и мне этого достаточно.
— Ты еще не у цели, — вновь повторил Патриарх. — Дорога в тысячу лиг ничего не стоит без последнего шага.
— Такова ваша мораль, — кивнул Магистр. — Мы считаем иначе: каждый шаг, приближающий к цели — благо, даже если сама цель и не будет достигнута.
— Не в данном случае, — возразил глава Светлых.
— Верно, — без улыбки подтвердил предводитель Темных, — поскольку она будет достигнута. Тебе не остановить нас.
— Пустое бахвальство!
— Тогда отчего же ты не нападаешь? — осведомился Магистр. — Отчего не уничтожишь меня, как предписывает твоя вера?
— Ты был моим лучшим учеником, Элариус, — горько вздохнул Патриарх. — Моим духовным сыном. Я прочил тебя в свои преемники. Даже сейчас мне… больно убивать тебя. Я хочу понять, почему ты обратился ко Тьме…
— Ну ты ведь давно уже все понял, не так ли? — усмехнулся Магистр. — Гордыня и все такое. Между прочим, ты не усматриваешь противоречия в собственных словах? Ты сам сказал, что у меня был реальный шанс со временем занять твое место. Стать самым могущественным человеком на континенте, а стало быть, и в мире. Если бы мной владела гордыня, с чего бы я стал менять столь завидную карьеру на участь повсюду преследуемого изгнанника? Молчишь? А я скажу тебе. Ты ведь почти прав — только дело не в гордыне, а в гордости. Чувстве собственного достоинства, заставляющем предпочесть свободу изгнания участи раба, пусть даже высокопоставленного. Раба окостенелых догм, ставящих мораль выше разума, веру выше знания. Раба Единого.
— Можно подумать, Темные — не рабы своих богов, — проворчал Патриарх.
— Нет. Я пришел сюда как свободный, освобождающий другого, а не как раб, помогающий хозяину. Самые жестокие поработители получаются из рабов, и вы — наглядный тому пример.
— Наша жестокость — вынужденная. Мы боремся с врагами Света, но мы не упиваемся своей жестокостью, как вы.
— Не проливать лицемерных слез над поверженными врагами еще не значит упиваться своей жестокостью. Когда необходимо убить, мы убиваем — наиболее простым из доступных способов. Как правило, наши враги умирают без мучений — не потому, что нам их жалко, а просто потому, что в мучениях нет никакой пользы. Хотя в тех случаях, когда пытка — единственный способ получить необходимую нам информацию, мы прибегаем и к пытке. Но такое бывает редко, есть более эффективные способы допроса. И нам не приходит в голову пытать лишь ради того, чтобы заставить жертву признать нашу правоту! Чего не скажешь о Светлой Инквизиции, не так ли?
— Инквизиторы не упиваются пытками! — возмущенно воскликнул Патриарх. — Если хочешь знать, это самая тяжкая служба в Братстве. Братья инквизиторы душевно скорбят о каждом заблудшем, коего приходится вразумлять таким способом. Отец, секущий чадо, желает ему не зла, но блага…
— К счастью, мои родители меня никогда не били, — перебил Магистр, — иначе я навсегда потерял бы уважение к ним и к тому, чему они меня учили. Насилием и унижением можно заставить, но нельзя убедить, и тот, кто прибегает к такому средству убеждения, расписывается в своей беспомощности… Кстати, к вопросу об упоении — разве ваши храмы не расписаны сценами мук, которые уготованы грешникам? Да, я помню, что ты ответил мне много лет назад — лучше напугать профанов страшными картинками, чем позволить им впасть в грех и ощутить на себе реальное зло… Но это лишь лишний раз подтверждает, что ваша вера зиждется на страхе, а не на искреннем уважении к декларируемым вами ценностям.
— У невежественных простецов — может быть, но не у нас! Мы служим Единому не из страха, а из искреннего рвения!
— О да. Вы худшая разновидность рабов — рабы добровольные. Когда-то мне тоже казалось, что идеи Светлых о всеобщем мире и добре — красивые и правильные. Но это не мешало мне со временем видеть все больше противоречий и между священными книгами и делами Светлых, и между различными частями священных книг. Но вместо ответов по существу я получал предписания молиться и укреплять свою веру, не пытаясь постигнуть худым человеческим умом мудрость Единого… Идеальная рабская психология. Между прочим, ты не задумывался над смыслом слова «молитва»? Молить, умолять о милости — это удел рабов. Темные не молят своих богов, а обращаются к ним — улавливаешь разницу? И они обращаются к нам, когда им нужна наша помощь. Как во время Рагарнатской битвы. Это не была всеобщая мобилизация по приказу, Темное ополчение сражалось добровольно…
— Может быть, поэтому вы и проиграли, — осклабился Патриарх.
— Может быть, — согласился Магистр, — но и вы не выиграли. Всю эту тысячу лет вы живете в страхе — и перед Единым, и перед нами, и даже друг перед другом. Разве это — удел победителей? Думаешь, я не понимаю, почему ты явился сюда один, не заручившись помощью других высших магов Братства? Потому что до сего дня никто не знал, что Орден Тьмы возглавляет бывший любимый ученик Патриарха Светлых. И ты бы, конечно, очень не хотел, чтобы об этом узнали твои ближайшие соратники, давно с завистью косящиеся на патриарший престол…
— Столь суетные мотивы… — с неубедительным возмущением начал Патриарх, но Магистр продолжал:
— И потому ты проиграешь. Ты уже знаешь это, ибо оценил мою силу, как и я твою. Я потратил энергию наверху, чтобы преодолеть вашу защиту, но и ты потратил ее, чтобы переместиться сюда вперед меня. Ты опытнее, но я моложе и выносливей. Сейчас наши силы примерно равны, но ты здесь один, а я — с другими магами, пусть и не столь искусными, как мы с тобой, но мне этого хватит. Ты позволил себе маленькую слабость, предпочел рискнуть всем вашим делом, но только не своей репутацией — это так понятно, так по-человечески… и в результате все ваши тысячелетние усилия пойдут прахом. И виноват в этом будешь исключительно ты.