Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 43



За клыки имперского величия придется заплатить. Пока не ясно, кто сыграет роль ленивца, но желающие, несомненно, найдутся.

В процессе выяснится, что клыки-то были бутафорскими. Но есть надежда, что народ об этом никогда не узнает.

ВЕЖЛИВЫЕ ОРКИ

Рецензия на последнего «Хоббита»

Всякая экранизация художественной литературы хороша уже тем, что позволяет эту литературу не читать.

Экранизация Толкиена хороша вдвойне, так как она позволяет не читать ее всю и без лишней потери знакомит с концентратом художественной культуры человечества.

Дело в том, что в литературном «котле» Толкиена сварились и выварились Шекспиры, Толстые, Стендали, а также бессчетное количество всяких «маленьких принцев», спартанцев и красных шапочек. По сути, все, что надо знать о культуре homo, очень компактно разместилось в эпопее про дурацких гномов. Причем в весьма вкусной пропорции.

Затем пришел Питер Джексон и произвел то, что можно назвать «кинематографической канонизацией» Толкиена.

В результате история о кольце всевластья, дракончиках и больших эльфийских ушах (частью которой является данный фильм), стала одной из визитных карточек человечества. К этому можно относиться как угодно, но факт следует признать. Вероятно, нет необходимости приводить в качестве доказательства кассовые сборы эпопеи, а также рекордность вызванных ею медийных и общественных резонансов.

Как получилось, что «дурь про гномов» так легко завоевала мир, попутно затоптав распятия и кринолины с наполеонами — теперь уже обсуждать поздно. Это произошло.

Да, безусловно, на успех картины сработали безумные деньги ее бюджета. Но отметим, что из всей «большой» литературы, только эстетика Толкиена смогла раскошелить продюсерский клан на сотни миллионов долларов. Ни на что другое их просто никто бы не дал.

Разумеется, деньги с лихвой вернулись.

Как опять выяснилось, даже в России гномы круче белых офицеров, романтичнее расстрелянных царей и любимее всяких Февроний.

Кассовые мерки, как ни крути, остаются единственным объективным мерилом успеха в кинематографе.

«Хоббит-3» — это как раз тот случай, когда успешность и влиятельность явления делает излишним обсуждения его кинематографических достоинств или недостатков.

Посему мерить «Хоббита» обычной рецензионной мерой столь же нелепо, как, к примеру, рецензировать падение Чискулубского метеорита.

Конечно, метеорит можно пожурить за неровности краев выбитого им стокилометрового кратера или сделать ему выговор за масштабы возникших по его вине пожаров или разрушений. А можно восхищаться его способностью расколоть литосферные плиты и «запустить» дремавшие вулканы.

Но… как правило, очень большой метеорит безразличен к критике и глух к восторгам. Нам остается лишь оценить причиненные им разрушения и попытаться угадать, для каких новых форм жизни его падение открыло дорогу. (По одной из палеонтологических версий именно Чискулубский метеорит отправил на тот свет динозавров, что и позволило развиться млекопитающим).

Разумеется, толкиеновская эпопея Джексона — это очередной удар по всей идеологии и «уникальной» сущности «русского мiра». Явления такого масштаба, как «Властелин Колец-Хоббит», аккумулируя и отчасти культивируя образцы европейской эстетики, как правило, безжалостны к аборигенным достижениям. Они попросту раздавливают их и успешно замещают собой.

России с ее «великой культурой» противопоставить гномикам Толкиена, разумеется, опять оказалось нечего. О каракулях, которые именуются «современной литературой», в этом контексте вообще упоминать смешно, а «классика» находится сегодня в состоянии окончательного отмирания.

Разумеется, и ей было бы не выиграть в этой схватке. Просто потому, что война и мир Бильбо Беггинса оказалась способна поведать о человека больше и лучше, чем война и мир толстовских героев.

Красивый западный авантюризм Толкиена и его культ абсолютной свободы — всегда будут актуальнее, чем страсти нафталиновых персонажей русской литературы, живущих в покорности тронам, религии, нелепым традициям и фальшивым идеям.



Особенно сегодня, когда, судя по всем приметам, и в России вновь заканчивается время чиновников и наступает время негодяев.

Что, вообще-то, неизбежно. В течение долгого времени очень тонко (до прозрачности) нарезанные кусочки родины распределялись только среди чиновничьего стада. В этом была, разумеется, своя прелесть, так как обеспечивался некий порядок. У стада была одна-единственная обязанность. Чавкать родиной так, чтобы население не слышало. Но их не хватило даже на это. Они не только слишком громко чавкали, они еще и начали рыгать на всю страну.

Кажется, дочавкались. Кольцо опять придется бросить в Ородруин.

Явление хоббита России содержит лишь одну загадку: зачем попы, черносотенцы и другие комиссары казенной духовности учинили такой скандал с оком Саурона над Москвой?

Всю страсть, растраченную на борьбу с невинной выходкой рекламщиков — им следовало обратить против действительно смертоносного для них факта появления очередного «Хоббита» во всех кинотеатрах «русского мiра». Но тут им явно ничего не светило, и они решили удовольствоваться малым. Тем, на что хватило силенок. И запретили «око». А очень зря.

Хотя, вероятно, патриотам следовало бы преодолеть культурологическую робость, оседлать ситуацию и использовать образы орков для успешной пропаганды своей идеологии.

Ведь именно орки, как никто другой, демонстрируют способность отдавать весь свой потенциал на нужды ВПК. Они готовы бездумно и радостно дохнуть тысячами на полях сражений. Несомненно, их портреты стали бы лучшим украшением классов военно-патриотической подготовки.

Более того, именно орки олицетворяют вежливость в том смысле, который сегодня, в РФ, вкладывается в это слово.

БЕДНЯГА ФРЕЙД

В конце XIX столетия Зигмунд (Сигизмунд Шломо) Фрейд уже начал формулировать свое фантазийное учение. Его сила была (прежде всего) в чрезвычайной лестности идей фрейдизма для человечества.

(Как мы видим, в обывательском фольклоре фрейдистская терминология и сегодня занимает весьма почетное место.)

От Фрейда люди не без удовольствия узнали, что их мышление имеет в своей основе тайные порочные механизмы, что управляется оно неким всесильным «подсознанием», а также «силами бессознательного». Еще одним приятным открытием было то, что все эти загадочные процессы поддаются регулировке с помощью т. н. «психоанализа».

Для рынка парамедицинских услуг того времени данная теория была самым подходящим товаром.

Дело в том, что Европа уже научилась «нервничать». Она выяснила, что существует «психика» и искала ей достойного применения.

Сперва в моду вошли обмороки и затяжные истерики. Затем, по мере развития психиатрии, стал известен обширный список невротических депрессий — и публика быстро научилась страдать теми из них, что свидетельствовали о «тонкой душевной организации».

Конечно, особенно усердствовали дамы. Но и среди мужского населения мало кто мог позволить себе «нервное здоровье». Это расценивалось, как вызов обществу, дурной тон и прямое свидетельство примитивности индивидуума.

Классическая психиатрия, разумеется, была не готова к эпидемии душевной утонченности.

Тут-то и возник доктор Сигизмунд Шломо с его «психоанализом».

По одной из версий — он очень правильно оценил «клинический пейзаж» и его финансовые потенциалы. (Они действительно были великолепны.)

Более того, умный и наблюдательный Сигизмунд уже хорошо знал, как скучна и скудна судьба физиолога-академиста, преданного своей «чистой» науке. Участь обычного «доктора» была ничем не лучше. Чинное загнивание в статусе квартального лекаря в планы Фрейда никак не входило.