Бесславные дни

   Брат хихикнул, наблюдая за его приготовлениями.

   - Уверен, что это хорошая мысль, Кен? - с сомнением произнес Хироси.

   - И ты туда же, Хэнк! - воскликнул Кензо. Он осмотрел себя со стороны. Жаль, кроме рабочих брюк и рубашки у него ничего не было. Но эта одежда хотя бы чистая. Спасибо китайской прачечной, пережившей войну, иначе он излучал бы смесь запахов лосьона и рыбы.

   Хироси, казалось, смутился, но отступать не стал.

   - Да, и я туда же. Общение с хоули не самая удачная твоя затея.

   - Господи Боже! - Кензо убрал расческу в карман штанов и взмахнул руками. - Я же не жениться на ней собираюсь. И приставать к ней тоже не намерен. - Ему было приятно, что от его слов брат покраснел. - Просто свожу её в кино, чего ты так завёлся-то?

   - Мне-то что. Мне без разницы, - не сдавался Хироси. - А как будешь объясняться с солдатами? Ты себе только проблем наживешь.

   - Да, ну? Скажу им, что отец дружит с консулом и они тут же разбегутся, сломя головы.

   Весь ужас в том, что, скорее всего, он прав. Хорошие связи помогают. Так было всегда и сейчас стало понятно наиболее ярко. Кензо очень хотелось, чтобы отец не имел никаких дел ни с самим консулом Китой, ни с кем бы то ни было из посольства. Чем чаще он туда ходил, тем более самовлюбленным он выглядел. Он не понимал, что его использовали. Кензо привлекала мысль воспользоваться этими его походами против самих оккупантов. "Что посеешь, то и пожнешь". Кто это сказал? Кензо не помнил. Учителю английского это не понравилось бы. Он хотя бы вспомнил саму цитату. Главное, ведь, это?

   - Самим хоули это тоже не понравится, - сказал Хироси.

   - Слышь, отвали, а? - Кензо начал закипать. - Сам разберусь. Это моё дело. Не твоё.

   - Ты такой же упрямый, как отец.

   В этой фразе заключалось больше истины, чем Кензо того хотелось. Он мог либо продолжать ругаться с Хироси, либо отправиться к Элси Сандберг. Кензо уверенно, без раздумий, выбрал последний вариант. Просто выйти из палатки, оказаться подальше от лагеря, уже хорошо. Воскресный полдень был так же прекрасен, как и до войны.

   Но, сколько бы Кензо ни старался, притвориться, что 7 декабря никогда не было, он не мог. Перемены на Гавайях и в самом Гонолулу были слишком явными. Руины, появившиеся после боев, являлись лишь одним из свидетельств этих перемен. Толпы измученных военнопленных кирками и лопатами разгребали завалы под прицелом японских винтовок. Кензо они казались какими-то пришельцами. Глядя на голодающих хоули, он чувствовал себя виноватым за то, что хорошо питался.

   До того, как Гонолулу сменил хозяев, дорожное движение здесь мало отличалось от других городов с населением более 200 000 человек. Теперь же машины и автобусы исчезли с улиц, либо стояли у обочины со спущенными шинами. Топлива для гражданского транспорта просто не хватало. Раз уж японцы не выделяли топливо для рыбацких сампанов, то и остальным его не достанется.

   Люди перемещались пешком, на велосипедах, на невесть откуда взявшихся конных экипажах, на рикшах и велоколясках. Кензо была противна сама мысль перемещаться в повозке, запряженной человеком, что для него самого являлось свидетельством того, что он настоящий американец. Некоторые возницы были хоули, что до 7 декабря также было невозможно. Кензо надолго запомнил самодовольный взгляд японского офицера, когда крупный блондин потащил коляску с ним по бульвару Вайнъярд.

   Звёздно-полосатого флага больше нет. Повсюду виднелись гавайские знамена, издалека они даже были похожи на флаг США, но "Доблесть прошлого" вымерла наравне с частным автотранспортом. Его место заняло Восходящее Солнце. Японский флаг развевался над почтовыми отделениями, над общественными зданиями, висел на фасадах жилых домов и лавок тех, кто был рад оккупантам. Далеко не все, кто его вывешивали, были японцами. Японскому присутствию радовались люди всех национальностей.

   Голуби и полосатые горлицы тоже практически исчезли. Кензо прекрасно знал, что с ними случилось. Люди голодали, а поймать горлицу оказалось довольно просто. Глупым птицам не хватало только таблички "Съешь меня!". Майны, наоборот, расплодились. Они были не такими мясистыми, как голуби или горлицы, к тому же, им хватало ума улетать, завидев крадущегося человека.

   Кензо видел вереницы солдат и матросов, направлявшихся в квартал "красных фонарей" на Отель-стрит. Форма одежды и лица у них различались, но выражение плотоядного ожидания на этих лицах было одинаковым.

   Когда Кензо дошел до квартала, где жили хоули, единственным признаком новых времен стало только отсутствие автомобилей. Газоны были аккуратно пострижены, ветки деревьев подрезаны. Почти все разрушенные бомбежками дома уже разобрали, на их месте зияли пустыри.

   Элси относилась к нему хорошо. До войны её родители вряд ли обрадовались, если бы он куда-нибудь её позвал. Они, конечно, не упирались бы, как другие хоули, но танцевать от радости точно не стали. Теперь же... Когда Кензо подошел к их дому и постучал в дверь, ему открыла мать Элси. Она улыбнулась и сказала:

   - Здравствуй, Кен. Входи. Элси скоро будет готова. - Улыбка казалась искренней. Если это было не так, то женщина неплохо её имитировала. Обратилась она к нему по американскому имени, чего в прошлый раз не было.

   - Благодарю, миссис Сандберг, - сказал Кензо и вошел. Так много места! Он сразу это заметил. Квартира, в которой вырос он, была едва ли в половину меньше этой. О палатке, в которой они жили сейчас, он вообще старался не думать.

   - Не желаешь лимонаду? - поинтересовалась миссис Сандберг.

   - Да, если не затруднит, - сказал он. Кензо сомневался, что стакан лимонада вызовет у них какие-то трудности. Заводы по производству сахара продолжали работать, но всем было понятно, что переправить продукцию на материк не получится. Переработка лимонов в сок ещё была возможна, но, чтобы есть их, требовалось немалое мужество.

   Лимонад оказался превосходен: сладкий, но с кислинкой и холодный. Кензо успел сделать всего пару глотков, когда из своей комнаты вышла Элси.

   - Привет! - сказал он.

   - Привет, Кен. - Девушка улыбнулась.

   - Хорошо выглядишь, - сказал Кензо. На ней было надето летнее платье, но не слишком откровенное. Он даже немного пожалел об этом. Но в основном, он считал, что так правильнее: зачем привлекать к себе взгляды солдат, особенно, тех, кто хотел не только на неё смотреть? Он принюхался. - И запах тоже приятный. - Она побрызгалась духами. Парень чувствовал их запах сквозь пелену аромата собственного лосьона.

   Элси наморщила носик.

   - Всяко приятнее, чем запах рыбы.

   Кензо улыбнулся.

   - Ну, идём? - спросил он. Девушка кивнула. Кензо допил лимонад и поставил его на салфетку, чтобы дно стакана не оставило следа на столике. - Спасибо большое, - сказал он миссис Сандберг.

   - Пожалуйста, Кен. Хорошего вам дня, - ответила женщина. Если в её голосе и звучала тревога, он сделал вид, что не заметил её.

   Когда они вышли из дома, с неба начали капать редкие капли дождя. Они не обратили на них никакого внимания, так как точно знали, что скоро дождь закончится. Какой-нибудь рекламщик, должно быть, заработал неплохую премию за изобретение фразы "жидкое солнце". Рекламная, или нет, но эта фраза содержала изрядную долю истины. Солнце продолжало светить даже, несмотря на дождь, который не столько раздражал, сколько, наоборот, освежал.

   Когда тучи разошлись, Элси посмотрела на небо.

   - Если бы я сделала укладку, то сошла бы с ума, - сказала она и рассмеялась. - Не думаю, что нынче её где-то можно сделать. Так, что переживать не из-за чего.

   - Об этом я как-то не думал, - заметил Кензо.

   - Мужчины, - коротко выразила Элси свое отношение к доброй половине человечества. Девушка снова рассмеялась.

   - Эй! - наигранно оскорбился Кензо. - Единственное, о чём я думал последнее время, так это о рыбе. Ей укладка не нужна. А всё свободное время пытался удержать отца от... ну, понимаешь. - Он не сказал вслух "от превращения в квислинга", хотя именно это и имел в виду.