Страница 5 из 7
Простучав в ладошки ритмические рисунки и повторив мелодические обороты, мальчишки были отправлены на школьный двор, где им строго – настрого было велено вести себя прилично и дожидаться отца. Соблюдение правил приличия близнецами было тут же проигнорировано и сейчас они просто повисли на школьном заборе, раскачиваясь на нем, как на турнике.
Отец с тревогой поглядывал в окно. Сорванцы, заметив грозный взгляд взрослых, уныло поплелись к скамейке.
–Это приемные дети. Мы с женой усыновили их два года назад. Жалко было их разлучать, пришлось взять двоих. Жена в них души не чает, а мне приходится быть строгим отцом. Она – пряник, я – кнут. Так и воспитываем, – откровенничал с Безгодовым отец близнецов.
– Без кнута никак нельзя? – полюбопытствовал Анатолий. – Это дети, а не машины. У них должно быть детство – шаловливое, озорное, веселое.
– Им дай волю, быстро на шею сядут, – прервал размышления Анатолия отец близнецов. – Я их строго держу. Ремень на видном месте висит.
Преподаватель поморщился. Он вспомнил своего приемного отца Ивана Федоровича Безгодова. Вот кого искренне любил и уважал Анатолий!
Безгодовы усыновили маленького Тольку, когда тому стукнуло семь лет. Парнишка сначала находился в доме малютки, а по достижении трехлетнего возраста его перевели в детский дом.
Иван Федорович работал неподалеку. По вечерам, возвращаясь с работы, мужчина встречал грустный недоверчивый взгляд темных мальчишеских глаз. В это время детей выводили на прогулку.
Старенький, убогий участок, на котором громоздились ржавая беседка и такие же качели, производил на мужчину угнетающее впечатление.
– Дети, не балуйтесь. Алексеев, не лезь на дерево! Афонина, не сиди на снегу! – командовала воспитательница.
Безгодова коробило такое обращение к воспитанникам детского дома.
– Неужели нельзя к детям по имени обращаться? – злился мысленно Иван. – Это же ребятишки, а не солдаты. Вот если бы у меня был сын…
Он уже заранее знал, как будет воспитывать собственного сына. Они бы занимались спортом и музыкой, ходили на рыбалку, в лес за грибами, по вечерам встречали мать с работы и помогали ей по хозяйству. Всегда вместе, объединенные общими семейными заботами.
Мечта была несбыточной. Его жена Элла Владимировна не могла иметь детей. Уже давно погасли огоньки надежды, и супруги постепенно смирились со своей участью. Они намерено проходили мимо магазинов с детскими товарами, какими бы яркими и зазывающими не были витрины и рекламные щиты торговых заведений.
Постепенно жизнь супругов становилась вялой и пресной. Они почти не разговаривали друг с другом и уходили с головой в работу, стараясь заглушить мечту о детях.
– Все, я устала. Я не могу больше ходить по больницам! – не выдержала первой Элла. Мне скоро сорок! Бесконечные капельницы и уколы сведут меня в могилу раньше времени. Надо принять тот факт, что у нас не будет детей, собственных детей!
Как принять такой факт Иван Безгодов не понимал. Разве это семья, где нет детей? Дом без детского смеха, топанья маленьких ножек, разбросанных игрушек, размазанной по столу кашей – разве это дом?
Дом Безгодовых – полная тишина и замкнутость. Каждый сам по себе. Пара дежурных фраз утром и вечером, ужин в тишине – вот все общение супругов Безгодовых.
А ведь была любовь! Большая, всепоглощающая! Их влекло друг к другу, чувства не помещались в простые, ясные слова. Они шли навстречу с огромным желанием соединить свои руки, души, судьбы.
Тогда, девятнадцатилетние студенты музыкального училища Ваня Безгодов и Эллочка Волкова совершенно потеряли голову от любви. Даже музыка отошла на второй план. Вместо занятий в музыкальном училище они, держась за руки, гуляли в городском парке, кормили лебедей в пруду. Эллочкина скрипка и Ванина гитара бесцельно лежали на деревянной скамейке.
Отрезвление пришло внезапно. Мама Эллочки позвонила матери Безгодова и потребовала, чтобы гитарист отстал от ее дочери.
– Мне сегодня преподаватель по классу скрипки сообщила, что моя дочь пропускает занятия! Это все из-за Вашего сына! Он мешает Эллочке учиться. И это четвертый курс! Нужно готовиться к выпускным экзаменам. Хоть бы бед не натворили. Расхлебывай потом за них. Скорее бы, Вашего Ивана забрали в армию! – с надрывом в голосе сказала Волкова.
Это было сказано таким тоном, будто Иван был преступником, и ему грозила тюрьма.
Мудрая Безгодова не стала спорить с истеричной Эллочкиной матерью и, проявив чудеса выдержки, молча выслушала женщину, а потом долго сидела задумавшись, возле окна, прижав телефонную трубку к уху. Гудки, доносившиеся из недр телефона, сверлили ей мозг. Мысли метались, наскакивая одна на другую. Глаза уставились в одну точку.
За окном бурлила жизнь. Ярко светило послеобеденное весеннее солнце. По тротуару гуляли молоденькие мамаши с колясками, в песочнице карапузы строили замки и лепили куличики. На лавочках уютно устроились бабушки, которые всегда знали, что происходит в их доме и за его пределами. Белое здание педагогического техникума, располагавшееся рядом, сверкало нарядными новенькими дверьми. Стайками выпархивали студентки и торопились на остановку двадцать пятого автобуса. Новенький «Икарус» – гармошка переливался своей желтизной и, передвигаясь по дороге, походил на огромного оранжевого бегемота. Поток машин, напоминавший разноцветную мозаику, застревал перед красным глазом светофора.
Всей этой весенней прелести Безгодова не замечала, хотя и сидела возле чистого, недавно помытого окна.
– Вырос сын! Музыкант! Талант! Попалась, наверно, легкомысленная девушка и Ваня голову потерял. Надо вечером с сыном поговорить, определенно надо!
Безгодова старалась выкинуть неприятный разговор из головы. Она верила сыну. Он ее опора и надежда. Никогда Иван не поступит плохо и не сделает подлость.
Татьяна Безгодова воспитывала сына одна. Отец испарился, как только узнал о ее беременности. Женщина никогда не жаловалась на трудности. Когда Иван подрос, записала его в музыкальную школу и на последние деньги купила гитару. Сын оправдал ее надежды, учился старательно и затем поступил в музыкальный колледж.
– Такого сына надо заслужить! – гордилась женщина.
4 глава
Вечером Иван Безгодов возвращался домой. Он шел по узенькой аллее, выложенной брусчаткой. Высаженные с каждой стороны в один ряд кустарники создавали плотный заслон и придавали дорожке особую живописность.
Гитарист Иван Федорович работал в музыкальной школе. Он был одним из немногих, кто в девяностые годы остался верен профессии. Многие музыканты этого поколения переквалифицировались в бухгалтеров, строителей, продавцов. Даже его любимая Эллочка подалась в Турцию за товаром, который затем удачно реализовывала на местном рынке и постоянно терроризировала Ивана за то, что он мало зарабатывает, а она, бедная, вынуждена таскать тяжелые сумки и обеспечивать семью.
Безгодов с женой не спорил. Молча собирался по утрам и уходил в школу, где пропадал целыми днями. Зарплата была маленькая и он был вынужден подрабатывать частными уроками.
Проходили недели, месяцы, годы. Дом, работа, Эллочкины истерики, пустота…
Из состояния монотонности и однообразия Безгодова вывел детский резкий крик.
– Дяденька! – вдруг услышал Иван Безгодов. – Дяденька! Постой!
Безгодов остановился, осмотрелся. Ему показалось, что голос доносится откуда – то из – под земли.
– Ох! Помогите! – опять донеслось до Ивана.
Он явно услышал чей – то стон и детские рыдания.
– Где – ты? Ты кто? – Иван судорожно раздвигал ветки кустарников и искал того, кто просил о помощи.
Плотная стена растений и вечерняя темнота мешали Безгодову. Мужчина присел на корточки, и как снайпер, руками, стал ощупывать землю. Он боялся пропустить каждый сантиметр земляного покрова, но ощущал под пальцами только камни, ветки, опавшие листья.
Вдруг рука наткнулась на что-то мягкое и одновременно мокрое. Мужчина продолжал перебирать руками. Темнота все больше устанавливалась над городом, затрудняя поиски.