Александр I

А. А. Корнилов.

Конец XIX – начало XX в.

Довольно бурную реакцию вызвал роман Мережковского в среде профессиональных историков. В этом смысле интересны рецензии на «Александра I» признанного в то время специалиста по истории XIX века А. А. Корнилова и историка революционно-демократического движения, издателя журнала «Голос минувшего» С. П. Мельгунова. Последний к тому же постоянно ссылается на работу Корнилова, открыто полемизируя с ним. Одинаково отказывая Мережковскому в большом художественном таланте, в способности к свободному творчеству, рецензенты приходят во многом к полярным выводам о степени исторической достоверности (историчности) его интерпретации Александровской эпохи и основных героев этого романа.

Для обоих историков идеалом литературного исторического произведения является «Война и мир» Л. Н. Толстого, где художественная форма, вымысел «гармонически сочетаются с исторической правдой»[13]. Вполне очевидно, что с этой точки зрения романы Мережковского изначально не выдерживают сравнения с творением Толстого и указанному критерию художественности не соответствуют. Поэтому оба рецензента приходят к выводу, что Мережковского нельзя назвать историческим романистом. Однако в оценке историчности романа «Александр I» исследователи расходятся, и иногда очень существенно. По мнению А. Корнилова, Мережковский, собравший и изучивший «обширный исторический материал», стремится «к полной исторической точности изображения общества» Александровской эпохи и точен в исторических датах и деталях. Для Корнилова роман об Александре является «добросовестной компиляцией», «художественно написанной исторической монографией», которая «читается и будет читаться с большим интересом»[14]. У С. Мельгунова роман вызывает «только отрицательное отношение», поскольку в нем, «помимо совершенно неприемлемой с исторической точки зрения общей концепции, помимо неверности характеристики действующих лиц, вытекающей из предвзятых точек зрения романиста и неправильных приемов пользования теми историческими материалами, которые легли в основу романа, есть неточности, иногда мелочные, но которые совершенно искажают действительность». Как считает Мельгунов, роман основывается «на весьма скудных пособиях, а первоисточников в руках Мережковского не было или он не сумел ими воспользоваться»[15].

Немало места оба критика уделяют методу работы Д. Мережковского с цитатами и оценивают его как «совершенно непригодный» для исторического романиста. Придавая повествованию видимость историчности и ощущение исторического колорита, этот метод приводит к созданию «не живых людей, а каких-то кукол и манекенов, за которых говорит автор этими подобранными цитатами»[16], «ходульных фигур с явно утрированными чертами»[17].

А. А. Блок. 1903

Практически в то же время со своей оценкой романа Мережковского выступил такой известный читатель, как поэт А. Блок, который предложил совершенно иной подход к роману: не с исторической, а с эстетической стороны. В своих дневниках он поделился следующими впечатлениями от прочитанного: «Писатель, который никого никогда не любил по-человечески, – а волнует. Брезгливый, рассудочный, недобрый, подозрительный даже к историческим лицам, сам себя повторяет, а тревожит. Скучает безумно, так же, как и его Александр I в кабинете, – а красота местами неслыханная… то позволяет себе явную безвкусицу, дурную аллегорию, то выбирает до бесконечности, оставляя себе на любование от женщины – вздох, от декабриста – эполет, от Александра – ямочку на подбородке – и довольно»[18].

Из-за того, что большинство критиков уверилось во вторичности романов цикла «Царство Зверя» по отношению к «Христу и Антихристу», в итоговых дореволюционных работах, посвященных творчеству Мережковского, роману «Александр I» внимания почти не уделялось. Так, Е. Лундберг в своем обобщающем труде, считая уже первую трилогию нежизнеспособной в качестве художественного целого, о второй не сказал практически ничего, отметив только «чрезмерный схематизм “Александра”»[19]. Эту идею развивает Р. Иванов-Разумник, называя роман «Александр I» «произведением не живого художественного творчества, а искусством мертвого художника»[20].

Несмотря на то, что зимой 1919 года Мережковский покидает советскую Россию, до середины 1920-х годов популярными в столичных и провинциальных театрах оставались инсценировки романов трилогии «Царство Зверя». Особенно революционным советским театром были востребованы романы «Александр I» и «14 декабря», но также ставились постановки исторической пьесы «Павел I». Востребованной оказалась обличительная тенденция, объективно заложенная в этих произведениях, их антимонархическая направленность, очень современно звучавшая в условиях Гражданской войны. Официальная советская критика высказалась об этих пьесах устами первого наркома просвещения РСФСР А. В. Луначарского. Обращаясь перед одной из постановок произведения Мережковского к юным красным командирам-пулеметчикам, Луначарский отметил, что их «глазами молодая и полная надежды история, само грядущее смотрит на затхлую и смердящую историю царизма, на дряхлое прошлое»[21].

Естественно, что религиозно- мистический пласт содержания романов и пьес Д. С. Мережковского отступал в таких инсценировках на второй план. По словам автора одной из рецензий на инсценировку «Александра I» в Петроградском драматическом театре после премьеры, состоявшейся 20 января 1922 года, С. Лопова, «инсценировка, поставленная с тщательностью и любовью, рисует нам по преимуществу мрачную сторону царствования Александра I. Она совершенно опускает драму Александра – отца и выявляет такие элементы душевных его переживаний, как муки деспота, над которым тяготеет постоянный кошмар, “тайное общество”, “вечные угрызения за кровавый исход событий 11 марта… Во всем и везде видит он закон возмездия. Бледнее столь красочное в романе кошмарное воздействие ожидаемых революционных событий, еще бледнее чувствительность и мистическое начало. В заключительных картинах инсценировки показаны последние месяцы жизни Александра I в Таганроге и его смерть. В финале за исчезающей стеной дома, где стоит гроб с останками Александра, в глубь необозримых полей уходит странник с лицом Александра. Пьеса как бы ставит загадку, служившую предметом стольких разногласий в истории литературы”»[22].

Эти театральные реминисценции подвели итог первому периоду изучения романа «Александр I». Если подвести его краткие итоги, то можно констатировать, что несмотря на негативное в основном отношение современников к роману, он был признан крупнейшим литературным явлением 1910-х годов. В отзывах на роман превалировало внимание к идеологии Мережковского, к идейному содержанию произведения, а не к его поэтике. Анализируя последнюю, критики иногда указывали на специфику образности и на принципы работы Мережковского с историческими источниками, вызывавшие споры.

Поскольку в эмиграции Д. С. Мережковский встал на позицию острой критики советской власти, то и отношение к нему в советской России было соответствующим. Советское литературоведение 1930–1980-х годов ничего принципиально нового о романе «Александр I» не сказало, проигнорировав, впрочем, не только его, но все творчество Мережковского. Упоминания и суждения о нем можно найти в энциклопедиях и обзорных главах в академических и вузовских историях литератур. Если еще в 1920-е годы романы и драмы Мережковского инсценировались на столичной и провинциальной сценах, то уже в 1930-е годы имя политического эмигранта и врага советской власти почти не упоминалось. В «Литературной энциклопедии» (1934) замысел Д. С. Мережковского как автора трилогии «Царство Зверя» нарочито утрируется, а изображение в романе декабристов подвергается критике: «Трактуя “революцию” как борьбу с самодержавием во имя бога, Мережковский изобразил декабризм как беспочвенный легкомысленный заговор кучки взбалмошных молодых людей, одержимых религиозными сомнениями. В наиболее невыгодном свете Мережковский представил как раз левую, демократическую часть декабристов (Пестель, Бестужев)». Писатель в очередной раз упрекается в схематизме и тенденциозности, а общая оценка трилогии крайне негативна: «Холодное резонерство, фальшивый пафос и пророческий тон доминирует в романах и заглушает немногие яркие страницы»[23].

13

Корнилов А. Исторический роман Д. С. Мережковского «Александр I» // Современник. 1913. № 11. С. 184.

14

Там же. С. 187–189.

15

Мельгунов С. П. Роман Мережковского «Александр I» // Голос минувшего. 1914. № 12. С. 79.

16

Корнилов А. Указ. соч. С. 198.

17

Мельгунов С. П. Указ. соч. С. 80.

18

Блок A. A. Дневник (1911–1913). Л., 1928. С. 25.

19

Лундберг Е. Мережковский и его новое христианство. СПб., 1914. С. 34.

20

Иванов-Разумник Р. В. Мертвое мастерство // Заветное. О культурной традиции. Статьи 1912–1913 гг. Пг., 1922. С. 125–127.

21

Луначарский A. B. Цари на сцене // Театр и революция. М., 1924. С. 53.

22

Лопов С. Александр I (Петроградский драматический театр) // Жизнь искусства. 1922. № 5 (828). 31 янв. С. 1.

23

Литературная Энциклопедия. М.: ОГИЗ РСФСР. 1934. Т. 7. С. 195–197.