Клянусь, я твой

— Я люблю тебя, — моя безутешная мольба тонет в сжигающих душу поцелуях. — Прошу, любимая, не отталкивай…

Она повсюду — её губы, запах, волосы, тепло её разгорячённого тела — и мне плевать на тех, кто вдруг решил помешать нашей идиллии. Я задыхаюсь собственными вздохами, я всецело погружаюсь в этой истовый, пламенеющий поцелуй, я слишком зациклен на Ким, чтобы обращать внимание начьё-тоещё присутствие, слишком, слишком глубоко утонул в ней, и блаженство, которое я испытываю от её близости, не может сравниться ни с чем, что я до этого испытывал.

Я слышу голос, голос знакомый и насмешливый, но не могу разобрать ни слова… Он такой приглушённый и далёкий, словно прежде чем донести его мне, его пропустили сквозь толстый слой ваты, а затем хлопает входная дверь. Ким отрывается от меня, с запозданием услышав то же, что и я, она тяжело дышит, в ее глазах застывшая пелена страсти, но каким-то образом ей удается взять над собой контроль. Она заслоняет мои губы ладошкой, когда я снова пытаюсь ее поцеловать.

— Элайна… Это была Элайна?

— Забудь про Элайну, — шепотом отрезаю я, убираю ее ладонь и снова целую в губы.

Кажется, нам обоим уже не хватает лёгких; Ким мгновенно забывает об Элайне, не прерывая поцелуй, мы глотаем воздух судорожными вздохами, я кладу ладонь на оголённое бедро Ким и получаю электрический разряд в кровь, но мне мало, и я иду выше, выше, пока не дохожу под края её халата, прерываю поцелуй и смотрю Кимберли в глаза.Её лицо так близко, дыхание такое горячее, а эти глаза… о Пресвятая Дева, они смотрят на меня с обезоруживающей искренностью, её красота завораживает меня, пригвождает к месту, как музейное насекомое под табличкой коллекционера. Я делаю рваный вдох и в который раз примагничиваюсь к ее губам, я хочу поглотить её всю, всецело и полностью, упиваясь её безграничной нежностью и податливостью. Я не могу больше, меня захлестывает безумная волна страсти, я подхватываю ее на руки и несу в спальню.

Большое окно спальни прорезает тонкая полоска одинокого луча солнца. Она тянется по стенам, вскарабкивается на потолок, по пути разрезая пополам плавно колышущиеся занавески, и опускается на смятую кровать, зарываясь в ее разбросанные по подушке волосы так, что я мог бы любоваться этим зрелищем бесконечно.

Воздух в комнате тягучий, сухой, такой плотный, им невозможно дышать.Ким. Она лежит подо мной, издавая звуки, которые неодолимо руководят мной.С трепетным нетерпением я раздеваю ее, оставив в кружевном бюстгальтере. От ее красоты я почти на грани потери контроля. Я прикусываю ее губы, спускаюсь ниже, целую шею, ключицы и плечи, спускаясь всё ниже и ниже… Она мягко отрывает меня от своего идеально плоского живота, который стал уже мокрым от моих ненасытных губ, тянет мою голову к себе, находит мои губы и нежно целует. От вкуса её губ в мозг словно ударяет молнией — мощный толчок наслаждения, прокатывающий по нервам в каждую клеточку тела.

В прошлый раз я не знал. Но сейчас я вкладываю в поцелуи всю нежность, на которую способен, чтобы заставить ее забыть, вычеркнуть навсегда из памяти прошлое, чтобы у нее и мысли не осталось о грубости и насилии, которое она пережила.

Я хочу, чтобы она чувствовала. Каким желанием и отчаянием наполнены мои движения.

Я клянусь перед Богом, что не брошу тебя.

Ким. Моя милая, хрупкая, ранимая Ким.

Я лежу на ней, положив голову на её мерно вздымающуюся грудь, кончиками пальцев поглаживаю её мягкий живот и долгие часы смотрю в окно, пока она спит.

Она любит меня. Хоть и говорит, что ей больно, но она любит меня. Сегодня я в этом окончательно убедился, когда она закатывала глаза в непомерном блаженстве, ее тело содрогалось в лёгких отдающих спазмах, улетая вместе со мной в сладкую пучину удовольствия. Она пытается убежать от собственных чувств, но это не сможет продолжаться бесконечно, рано или поздно всё оборвется и тогда…

Я буду ползать перед ней на коленях, как последний ублюдок на этой планете и мы оба знаем за что. Я предал её. Я предал ее. Осознанно и по доброй воле — и ее отец здесь не при чем. И то, что с ней сделали пять лет назад, — я не мог себе такое представить даже в кошмарном сне.Ты забудешь о прошлом, Ким, чего бы мне это не стоило.Ты покорила меня, раздолбала вдребезги, сожгла моё сердце и одним своим взглядом разрезала мою душу на части...Я не позволил ей улететь, потому что заранее знал, чем это для нас обоих закончится.

25

Долгий ритмичный стук в дверь возвращает меня в сознание, он врывается в мою голову так неожиданно и резко, вспенивая и без того путанное восприятие мира после сна. Наверное, Элайна опять забыла взять с собой ключ…

Боже мой.

Тут ко мне приходит осознание и меня словно парализует от нахлынувших мыслей. Я замираю на миг, мое сердце ухает куда-то в живот, а затем медленно приподнимаю голову, убеждаясь в том, что Кейн лежит на мне. Я смотрю на короткий каштановый ёжик волос на его затылке, на очерченные линии бугристых мышц на плечах и спине, — его грудь мягко поднимается и опадает, дыхание ровное и спокойное. Одна его рука просунута под меня и крепко держит за талию, другая просто перекинута через мой бок. Наши ноги сплетены в такой тугой узел, что я даже пошевелить ими не могу, но это приятная тяжесть, она не давит на меня, но почему-то, кажется, делает меня защищённой. Я долгие секунды смотрю в потолок, делая глубокий вдох.

— Кейн, — слабым голосом зову я, слегка толкнув его в плечо, но похоже, делаю всё только хуже. Я смотрю на крепкие, словно вылепленные линии бугристых мышц, как они переливаются, когда сонно зашевелившись, Кейн издает слабый звук и вдруг его руки теперь смыкаются вместе, поместив меня в свое плотное кольцо. Тем временем напористый стук повторяется, говоря мне о том, что тот, кто находится по ту сторону, добывается сюда уже очень долгое время.

— Кейн, да проснись же ты наконец! — я со всей силы толкаю его в плечо и он мгновенно выныривает из сна, первое время на понимая, где он и что вообще происходит.

— Ким? — его голос сонный и удивленный, но через пару секунд к нему прибывают черты осознания.

Он протяжно выдыхает и приподнимается на кровати; высвобождая меня от кольца своих рук, он сопровождает это озадаченным взглядом. Но мне чертовски некогда; я уже сталкиваю с себя Кейна, встаю на ноги, быстро натягиваю халат на голое тело и завязывая пояс, перехватываю его взгляд. Кейн смотрит на меня до ужаса проникновенно и как-то отрешённо, но я уже несусь по номеру к неумолкающему звуку, доносящеемуся по ту сторону номера, и если бы я не догадывалась о причине, то подумала бы, что это грабитель, пытающийся вломиться ко мне в дом. Дрожащими руками я проворачиваю ключ два раза, распахиваю дверь и сталкиваюсь с улыбающимся швейцаром, одетым в черную с белыми полосками на рукавах и воротнике форму, и соответствующей чёрно-белой фуражкой на голове. Идеально завершает сложенный образ униформы белые перчатки на сложенных вместе руках.

— Мисс Уильямс, — мужчина приветствует меня формальным кивком. — Прошу меня извинить, но вынужден напомнить, что время уже на исходе, и вам нужно покинуть номер.

Черт, черт, черт!

— Простите, можно ли как-то договориться? Продлить проживание хотя бы на пару дней…

— К сожалению, этот номер уже забронировали, через час сюда должен поселиться другой человек. Нам нужно успеть его подготовить и убедиться, что вы готовы его покинуть.

Я делаю глубокий вдох.

— Хорошо. Вы можете предложить мне какие-нибудь другие варианты?

— Мне очень жаль, но все комнаты забронированы.

— Совсем ничего не осталось?..

— Мы можем предложить вам только трёхместный и далее люкс, но он освободится только через несколько часов и соответственно будет стоить вдвое дороже…

Надо же.

— Нет, спасибо, — глухо отзываюсь я.

Я медленно выдыхаю и натянуто улыбаюсь.

— Пожалуйста, дайте мне пятнадцать минут.