Слабо не влюбиться?

– Не, Лерон, красивым я говорю совсем другое, – многозначительно ухмыляется друг, а вслед за ним дружным гоготом взрываются и остальные ребята.

Каждый раз, когда Артём разговаривает с одноклассницами, моими подругами или просто девчонками из компании, я улавливаю в его голосе новые интонации, которые никогда не сквозят в общении со мной.

Он становится каким-то более дерзким, более развязным и наглым. Будто старается спровоцировать собеседницу, вывести ее на острую реакцию. И это, надо признать, у него мастерски получается: девчонки бледнеют, краснеют, начинают заикаться и в итоге фонтанируют бурными эмоциями, вновь и вновь доказывая, что засранец Тёма нет-нет да задевает их за живое.

– Ну тебя! – Грановская обиженно хохлится. – Как был козлом, так им и остался!

– Да ладно, детка, не грусти, – Соколов шагает вперед и, по-хозяйски расположив руки на ее талии, добавляет. – А то грудь не будет расти.

– Вот идиот! – взвизгивает подруга и принимается отчаянно лупить языкастого парня по груди.

Но Тёме хоть бы что. Походу, он даже не замечает Леркиных яростных воплей. Знай себе щерится и трясет белокурой шевелюрой, наслаждаясь общественным вниманием и своим очередным маленьким триумфом.

Соколов – по натуре нарцисс и обожает, когда на него смотрят. А смотрят на него часто и, как правило, с восхищением. Потому что он яркий и харизматичный. Потому что умеет себя подать. Потому что его смех звучит невероятно заразительно, а шутки способны развеселить даже самого угрюмого человека на свете.

Тёма – душа нашей дворовой компании, и поэтому, какую бы дичь он ни творил, ему все сходит с рук.

На самом деле Грановская и Соколов неплохо ладят, и такие вот словесные перепалки для них – обычное дело. Она обзывает его недалеким бабуином, он ее – пучеглазой блохой. А затем, вдоволь нацапавшись, они расходятся по разным углам и дальше общаются как ни в чем не бывало.

Среди оживившихся ребят поднимается веселый гомон обсуждений – на этот раз на повестке дня недавно вышедший в кинотеатрах блокбастер. Подойдя поближе, я включаюсь в общий разговор, когда Тёмкина рука привычно накрывает мои плечи. Парень прижимает меня к себе и, уткнувшись носом в мой висок, негромко выдает:

– А вот ты реально классно выглядишь, малая.

Щетина друга приятно щекочет кожу, а тяжесть его тела на моих плечах ощущается как нечто родное и любимое. От Тёмки доносится едва уловимый аромат мужского шампуня, прибитый терпким запахом табака, и я невольно поглубже тяну носом воздух. Мне нравится, как он пахнет, хотя дурацкое баловство сигаретами совсем не одобряю.

– Спасибо, ты тоже ничего, – усмехаюсь я.

– Обожаю эту футболку, – Соколов проводит пальцем по изображению Барта Симпсона на моей груди.

Еще бы не обожал! Сам ведь мне ее подарил на прошлый день рождения. Вот я ношу ее, не снимая. У Артёма, кстати, точно такая же есть. Только она ему в последнее время в плечах тесновата стала. А раньше мы, как настоящие двойняшки, на пару носили одинаковые футболки. Забавно было.

– Тёма, Вася! – совсем рядом раздается оклик, и мы как по команде вскидываем глаза на подошедшего Серегу Зацепина. – Хорош обниматься! Народ требует развлечений!

Он вручает Соколову гитару и подталкивает нас обоих к знаменитому бревну, сидя на котором мы с другом не раз устраивали дворовые концерты. Дело в том, что пару лет назад Тёма здорово увлекся музыкой, ну а я, чтобы быть с ним на одной волне, стала подпевать.

Никогда профессионально не занималась вокалом, но случайные слушатели все как один убеждали, что у меня талант. Вот я и повелась. Поверила в себя и стала местной певичкой, которая время от времени веселит народ своими завываниями под аккомпанементы гитары лучшего друга.

– Ой, нет, – пытаюсь отвертеться. – Сегодня что-то не хочется… Да и ребята вроде болтовней увлечены.

«Васек, кончай ломаться!», «Даешь концерт!», «Не стесняйся, я подпою!» – настаивают присутствующие, не оставляя мне не единого шанса на отказ.

Тёма, в отличие от меня, отнекиваться и не собирался. Его хлебом не корми – дай покрасоваться и устроить шоу. Поэтому он без лишних слов пристраивает гитару на колене и нежно проводит пальцами по тонким струнам. Инструмент рождает протяжный томный звук, и ребята, затаив дыхание, замирают.

– Ладно-ладно, – соглашаюсь я, усаживаясь на бревно рядом с другом. – Что петь-то будем?

– А давайте Маршрутку*? – встрепенувшись, подает голос Лерка.

До этого она усердно «окучивала» Даню Громова: яростно кокетничала, громко хихикала, и что есть мочи выпячивала свой вполне сформировавшийся бюст. Кстати, усилия подруги не прошли даром: парень, судя по всему, поплыл. На его губах блуждает глуповатая улыбочка, а взгляд, устремленный к Грановской, полон такого неподдельного восхищения, будто перед ним восьмое чудо света, не меньше.

– А после Маршрутки сбацаем Цоя, – высказывается Серега, грозно зыркнув на девчонок. – Достала ваша попса!

Тёма кидает на меня вопросительный взор, и я отвечаю ему коротким кивком. Без слов поняла, что он интересуется, готова ли я.

Иногда мне кажется, что мы с Соколовым связаны какой-то невидимой нитью. Он читает мои мысли, а я различаю даже самые незначительные оттенки его эмоций. Раньше я думала, что так бывает только у людей, объединенных одной кровью, но теперь понимаю, что ошибалась. Порой души становятся родственными просто так, без каких-либо условностей.

Ритмичный гитарный бой касается слуха, и я, блаженно прикрыв веки, завожу: «Я не искала будто минуты, чтобы побыть, как раньше вдвоем…» На припеве ребята подхватывают и принимаются завывать на разные лады. Выходит красиво, хоть и немного вразнобой.

Во время пения мы с Темой постоянно переглядываемся. Глядя на меня, он определяет темп игры на гитаре, ну а я… А я просто растворяюсь в небесной лазури его глаз и чувствую себя до одури счастливой.

* Песня IOWA "Маршрутка".

Глава 7

– Эм… Извините, у вас есть туалетная бумага?

Седовласый мужчина в строгом костюме кидает на меня недоуменный взгляд поверх очков и недоверчиво вздергивает бровь:

– Что, простите?

Должно быть, он думает, что ослышался, но не тут-то было: я действительно подошла к нему, солидному пятидесятилетнему дядьке, и поинтересовалась, есть ли у него туалетная бумага. Кто знает, может, он припрятал ее в своем дорогущем кожаном кейсе?

– Мне бы бумаги, – повторю я, переминаясь с ноги на ногу. – Туалетной.

Кто-то может посчитать это перебором, но у моего безумца-друга фантазия не ведает границ. Тёма решил, что будет очень весело, если я подкачу к незнакомцу и озадачу его вот таким вот тупым вопросом. Естественно, я не собиралась вытворять ничего подобного, но потом Соколов выдал свое коронное «Слабо?», и у меня, как всегда при звуках этого слова, поехала крыша.

Мужчина обводит растерянным взглядом пустой тротуар и, сконфуженно закашлявшись, лезет в дипломат.

Ба! Неужели он и правда припас там рулончик?

– Держите, – он протягивает мне пачку влажных салфеток, при этом старательно глядя мимо меня.

– Спасибо! – оживляюсь я, зная, что Тёма наблюдает за нами из-за угла. Я таки доказала, что мне не слабо: выцыганила у прохожего средство гигиены. – Да мне все не нужно, я только парочку возьму.

Раскрыв упаковку, принимаюсь отщипывать салфетки, но, дядька, брезгливо скривившись, произносит:

– Будьте любезны, заберите все.

А затем резко срывается с места и торопливым шагом удаляется.

Странный мужик, конечно. Улепетывает так, будто боится, что я обделаюсь прямо у него на глазах. Ну да ладно. Салфетки лишними никогда не бывают.

Засунув добычу в задний карман шортов, я напускаю на себя выражение триумфального превосходства и вразвалочку направляюсь к Соколову. Друг уже вышел из-за угла и ехидно скалится.

– Ну и рожа у этого интеллигента, – угорает он. – Прямо на лбу было написано: «Па-ма-ги-ти! Меня атаковала засеря в разных кедах!»