Вавилонская башня

Страны Леванта казались жителям средневековой Европы, никогда не бывавшим там, средоточием тайн и сказочных сокровищ. Вместе стем неудивительно, что Вавилонская башня в их глазах приобретала сходство со знакомыми им отечественными постройками. Только от крестоносцев, добравшихся в своих военных походах до Палестины, Сирии и Малой Азии, Европа впервые получила реальные сведения об этих странах и их населении. Конечно, ходило немало рассказов о поразивших пришельцев мечетях и высоких минаретах; не исключено, что были привезены и зарисовки этих сооружений. Так что облик высокой башни, обвитой винтовой лестницей, которую мы видим на рисунке из «Часослова герцога Беррийского», цитируемого примерно 1430 годом, мог быть навеян минаретами, подобными минаретам больших мечетей в Самаррс или мечети Ибн Тулуна в Каире. Помимо башни замысловатой формы с окружающей ее богато орнаментированной балюстрадой здесь важен также многофигурный общий план с обилием башен и куполов, воссоздающий почти доподлинно восточный колорит. Тщательная фиксация трудовых операций наглядно показывает приемы, бывшие в ходу при возведении построек в середине XV века. Описанное в Библии божественное вмешательство символизируют изображения ангелов, видимо спустившихся после того, как они осуществили смешение языков.

Мотив Башни в новое время

Если раньше башни изображались четырехугольными или многоугольными, то в 1526 году на гравюре на дереве Ханса Хольбейна Младшего впервые появляется круглое сооружение. У Хольбейна это еще весьма скромная постройка, но именно она положила начало монументальным круглым башням с массивными спиральными пандусами, известным по бесчисленным нидерландским картинам и гравюрам. Художников перестает привлекать передача строительных приемов; в центре внимания оказываются сама Башня и ее конструкция. Изображения колоссальных, достигающих облаков сооружений приближаются к библейским описаниям, согласно которым именно безмерность дерзания приводит к катастрофе. Живописцы, принадлежавшие к различным нидерландским семьям потомственных художников и к разным мастерским, уделили много внимания этой теме. По-видимому, она вызывала также большой интерес заказчиков и широкой публики.

Принимая за основу башню круглой формы, художники разрабатывали исполненные фантазии варианты, различавшиеся главным образом трактовкой деталей. Особое место среди произведений такого рода принадлежит картине Питера Брейгеля Старшего, датированной 1563 годом; картина эта производит сильное впечатление. Внушительная круглая башня изображена здесь в момент разрушения, так что взору открывается ее внутреннее устройство. Многочисленные сводчатые проемы дверей и окон позволяют заглянуть внутрь. Башня возвышается на фоне нидерландского пейзажа, а на заднем плане помещен город, окруженный земляным валом; видны море и порт, любовно и подробно выписанные художником.

Большая часть башен, изображенных в эту пору, имеет мощные наружные пандусы, восходящие по пологой спирали к самой вершине здания. У подножия сооружения группируются другие постройки, соответствующие вкусам эпохи, — мосты, широкие въезды, различные укрепления и купольные сооружения, а возле них — крохотные человечки, занимающиеся созидательным трудом, точно так же как это показано на многих других нидерландских картинах того же времени. И для данной тематики характерна, как мы видим, любовь к жанровым сценам. Сначала князья-заказчики и зодчие-исполнители появляются на краю картины в виде маленьких фигурок, но затем постепенно им начинают отводить в картине все более важное место. Рано проснувшееся буржуазное самосознание нидерландцев сказывается и в трактовке рассматриваемого нами библейского мотива. Созданная в 1595 году и хранящаяся ныне в Дрезденской галерее картина Мертена ван Фалькенборха также вполне выдержана в рамках этой традиции.

Не случайно и то, что по сравнению с Нидерландами интерес к подобным темам в других европейских странах был не так велик. Поэтому и попытки изобразить Вавилонскую башню оказались здесь весьма немногочисленны; что же касается иллюстрированных изданий Библии, где этот сюжет был обязательным, то в них воспроизводились гравюры на меди или дереве, повторяющие известные в то время картины.

Между тем в Европе на протяжении XVII века пробудился интерес к странам Востока, вышедший далеко за пределы библейских представлений. Ученые и художники пытались приобрести самостоятельное, не связанное с Библией понятие о погибших культурах и характерных для них сооружениях, невзирая на то что необходимые для этого данные по-прежнему отсутствовали. Правда, уже существовали отчеты путешественников, таких, как, например, врач Леонхард Раувольф или итальянец Пьетро делла Валле, которые в XVI и XVII веках побывали на Ближнем Востоке и оставили описание своих приключений, переживаний и впечатлений. Но им удалось увидеть лишь жалкие остатки некогда процветавших городов, и они не могли сообщить сколько-нибудь точных сведений о древних постройках.

И все-таки уже осуществлялись исследования, основывавшиеся на сравнительном изучении накопившихся к тому времени данных. Так, в 1679 году известный ученый Афанасий Кирхер написал труд о Вавилонской башне, в котором он опирался на сообщения античных писателей Геродота и Ктесия. Иллюстрации к его книге существенно отличаются от более ранних, так как Башня включена в городской пейзаж. Однако улицы изображенного города, похожие на шахматную доску, его плоские дома и дворцы навеяны скорее всего описаниями государств и обществ, содержавшимися в произведениях современной автору утопической литературы. Сама же Башня занимает господствующее положение вблизи реки, пересекающей город. Она сохраняет круглые очертания предшествующих ей изображений и имеет заостренную кверху веретенообразную форму, предопределенную восходящим пандусом. Такая Башня, соответствующая представлениям Афанасия Кирхера, повторялась затем на протяжении многих лет, как можно видеть на примере гравюр Иоханна Георга Шмидта (1694–1767) из Дрездена. В качестве собственного его вклада, вполне соответствующего вкусам времени, здесь может рассматриваться лишь храм, водруженный им поверх Башни в виде ее завершения; храм этот с рельефами на фронтоне и скульптурными фигурами на крыше являет собой точную аналогию греческому.

Выдающийся архитектор Иоганн Бернхардт Фишер фон Эрлах, изображая Вавилонскую башню, сделал в 1721 году еще шаг вперед и освободился от общепринятой до него круглой формы. Его реконструкция, представляющая собой восьмиэтажное здание, четырехугольное в плане, явно оказывается ближе всех предыдущих изображений к описанию Геродота и, следовательно, к современным нам научным представлениям о башнях Вавилонии. Что же касается фона, то Фишер поместил свою башню в такое же окружение, в каком привык рисовать дворцы и сады в проектах, выполнявшихся им по заказу своих современников. Тот факт, что со времени Афанасия Кирхера большинство художников при попытке изобразить Вавилонскую башню предварительно изучали источники и имеющийся архитектурный опыт, показывает их стремление рассматривать проблему не в религиозно-мифическом, а в историческом аспекте. Хотя еще по-прежнему были широко распространены разнообразные варианты изображений Башни в рамках ранее сложившегося стиля, все же постепенно начинала пробиваться новая трактовка.

Сколь излюбленным и повсеместно распространенным в XVI и XVII веках был сюжет Вавилонской башни, показывает художественное ремесло. Измененная порой до полной неузнаваемости, Башня фигурирует на гобеленах, кафельных плитках и миниатюрах. Ее форму придают даже вазам и часам, чему примером могут служить часы 1602 года, хранящиеся в дрезденском музее «Зеленый свод», бывшей сокровищнице саксонских герцогов и королей.

Несмотря на то что в XIX веке благодаря путешествиям, а затем и результатам первых раскопок в Европу стали поступать достоверные сведения о Месопотамии и ее постройках, интерес художников к Вавилонской башне заметно упал. Сохранив верность библейской тематике, они стали черпать свои сюжеты и ассоциации не из Ветхого, а преимущественно из Нового завета. Вавилонская башня на картинах этой поры не приобретает принципиально нового вида; большей частью это все та же круглая башня со спиральной лестницей и сводчатыми проемами, представление о которой сложилось еще в XVI веке. В соответствии со вкусами времени на передний план выступают драматические многофигурные сцены, для которых Башня является всего лишь кулисой, не имеющей органической связи с изображаемым сюжетом. Интересным примером может служить фреска, написанная в 1847–1848 годах Вильгельмом фон Каульбахом на стене вестибюля Нового музея в Берлине. Здесь изображен момент, когда вследствие божественного вторжения происходит смешение языков; суть происходящего подчеркнута театральными позами отдельных персонажей и целых групп, размещенных на фоне цоколя Башни (остальная ее часть не видна).