Страница 89 из 206
Некогда двинулся с востока на греческое царство нечестивый варварский народ, живший близ Персии и называвшийся Ефалитами429, и, завоевав много городов, дошел до самой Едессы, с намерением взять и разрушить его, как разрушил и прочие города. И вот греческие цари, желавшие защитить город от врагов и освободить его от осады, собрали множество своих воинов и послали их на помощь Едессе. Войдя в Едессу, греческие войска оставались в нем значительное время, защищая город от варваров. Был в греческом войске один воин, по происхождению готф430. Случилось ему в Едессе жить в доме некоторой целомудренной вдовицы, по имени Софии, имевшей единственную дочь, именем Евфимию, которую она берегла как зеницу ока, соблюдая в девстве и поучая благим нравам и страху Божию. София старалась скрыть ее от человеческих глаз, потому что она была очень красива лицом; она скрывала ее в особой комнате, чтобы не видал ее глаз мужчины. Во время продолжительного пребывания готфа в доме этой вдовы, случилось ему однажды увидеть эту отроковицу. Пораженный ее красотою, он воспламенился к ней страстью, и только и думал, как бы прельстить ее. Приступив к матери, он начал просить ее, чтобы отдала за него дочь свою, и, хотя имел на родине жену и детей, но скрыл это, притворяясь, будто не женат, чтобы получить желаемое. Однако мать отказывала ему:
— Не отдам единственной дочери своей в чужую землю; ты человек пришлый, — отведешь в свою землю дочь мою, а я останусь без нее в большой печали, потому что у меня нет другого детища, которым могла бы утешаться во вдовстве своем, кроме нее одной; не отдам ее тебе, ибо жить не могу, не видя лица ее.
Тогда готф, придя в ярость, начал угрожать ей:
— Если ты, — говорил он, — не отдашь дочери своей, то не выйду отсюда, пока не наведу на тебя многих бедствий и не подвергну тебя самому крайнему горю; ведь я воин, и легко могу причинить тебе зло, какое только захочу.
Вдова же, хотя и была одна и не было никого, кто бы пришел к ней на помощь, смело возражала ему. После сего воин опять, то ласково просил ее, то опять приходил в ярость, и, то просьбами, то угрозами, склонял вдовицу к тому, чтобы она отдала за него свою дочь. Таким образом он докучал ей всё время, пока жил там. Предлагал он ей и некоторые подарки, ибо был не беден, — покупал для нее и дочери ее золотые украшения и дорогие одежды, чтобы получить то, чего желал; вдовица же и даров не принимала, и от самого его уклонялась, а девицу укрывала с еще большею опасливостью, чтобы не видел ее этот беззаконник. Однажды она сказала ему:
— Я слышала, что ты у себя на родине имеешь жену и детей.
Он же, побеждаемый желанием владеть отроковицею и не имея страха Божия, начал клясться и божиться, говоря, что никогда не был женат и что ее дочь хочет иметь женою и сделать ее госпожою над всем своим имением. Тогда вдова София поверив, наконец, склонилась к его просьбе и согласилась выдать за него дочь свою Евфимию. Воздев руки к Богу, она сказала:
— Владыко, Отче сирот и Судия вдовиц, призри милостиво на создание Свое, и не оставь сей отроковицы, вступающей в брак с неизвестным мужчиною. Не презри моего сиротства и не оставь меня беспомощною, ибо, надеясь на Твой благий промысел, я выдаю свою бедную дочь за человека пришлого и Тебя делаю свидетелем и поручителем его клятв и обещаний.
Отроковица была выдана за этого готфа и, по заключении брака, они мирно зажили. Евфимия зачала, и, прежде чем ей родить, неприятели отступили от города ни с чем, ибо не могли овладеть им, вследствие того, что бывшие в городе войска мужественно защищали городские стены и вели с врагами упорную борьбу, особенно же вследствие того, что город охраняли молитвы святых мучеников Гурия, Самона и Авива. Когда враги отступили, греческим войскам нужно было возвратиться домой, и этот готф также заспешил к себе на родину. Мать, неутешно рыдая о разлуке со своей дочерью, пыталась взять ее у готфа, не давая ему везти ее в чужую землю, но не могла расторгнуть супружеского союза, скрепленного законом. Когда уже лукавый зять собрался идти с супругою в путь, София привела его и дочь свою в церковь святых страстотерпцев Гурия, Самона и Авива и, поставив пред гробницею мучеников, сказала зятю:
— Не доверю я тебе своей дочери, если не дашь мне в поручители сих святых, пострадавших за Христа, возьмись же за святую раку их и поклянись мне, что не сделаешь дочери моей никакого зла, но будешь беречь ее с должной любовью и уважением.
Готф, считая то делом неважным, тотчас безбоязненно взялся за честную раку святых мучеников и сказал:
— От рук ваших, святые, принимаю эту отроковицу и вас беру поручителями и свидетелями пред матерью ее, что никакого зла не сделаю этой моей супруге, никогда не оскорблю ее, но буду хранить ее с любовью и почитать до конца.
Так говорил готф, причем беззаконник еще и Богом клялся, не думая и не боясь того, что Бог, отмщений Господь, воздаст ему по делам его и погубит его за лукавство. Мать, по выслушании клятвы своего зятя, с воплем сказала святым мученикам:
— Вам после Бога, о, святые мученики, поручаю свою дочь и чрез посредство вас отдаю ее этому пришлому человеку.
Таким образом, помолившись, они дали друг другу любезное целование и разошлись: вдова София возвратилась к себе домой, а готф с Евфимиею пошел в путь, причем находившегося при нем раба он отпустил от себя, чтобы эта тайна не сделалась известною в доме его.
Когда они, прошедши весь путь, достигли отечества готфа и были уже близ дома его, он с большою жестокостью восстал на жену, как враг; забыв любовь к ней и пренебрегши клятвами, снял с нее дорогие одежды и золотые украшения и одел ее бедно, как пленницу и рабу, и, обнажив меч, дал ей такой наказ:
— Если хочешь быть в живых, то, войдя в мой дом, никому не говори ничего о том, что было между нами, а говори, что ты — пленница, ибо я имею в своем доме жену и детей; ты же будь моей жене рабой и повинуйся ей во всем, как своей госпоже; а если объявишь ей или скажешь кому из моих родственников, что я женился на тебе, то увидишь мой меч на шее своей и умрешь.
Увидев себя обманутою и оскорбленною злым варваром и услыхав угрозу его, Евфимия сказала ему:
— Это ли любовь твоя? Это ли исполнение твоих обещании? Таковы ли были твои клятвы и таково ли было у тебя намерение, чтобы меня, твою супругу, сделать пленницею и свободную — рабою? Из-за тебя я оставила свою мать, сродников и отечество и прилепилась к тебе нелицемерною любовью, доверяя твоим словам, которые ты подтвердил клятвами, а ты воздаешь мне за любовь ненавистью и, вместо мужа и друга, стал мне варваром, врагом и мучителем, заведшим меня в чужую землю, чтобы погубить.
Сказав это, она возвела очи к небу и, подняв руки, воздыхая из глубины сердечной и горько плача и рыдая, возопила к Богу:
— Боже родителей моих, посмотри на бедствие мое, услышь мое воздыхание и вонми гласу молитвы моей! Посмотри, что делает со мною этот клятвопреступник, и избавь меня от злых бедствий, по молитвам святых Твоих угодников, пострадавших за Тебя. О, святые мученики Гурий, Самон и Авив! вас ныне призываю: помогите мне, впавшей в неожиданное бедствие, ибо, на вас надеясь, пошла я с этим готфом; будьте же вы ему отмстителями за меня и избавьте меня от беды.
Когда она так горько рыдала и молилась тайно в сердце своем, вошли они в дом готфа. Жена его, увидев Евфимию и заметив красоту ее лица, взволновалась ревностью, ибо заподозрила, что муж ее находился с нею в беззаконном сожитии, и спрашивала мужа.
— Что это за девица, и откуда ты привел ее?
Тот отвечал:
— Это — пленница; я привел ее из Едессы, чтобы она была тебе рабою.
Жена сказала:
— Красота лица ее обличает в ней не рабу, а свободную.
Муж ответил:
— Хотя она в своей земле и была свободной, как это показывает вид ее, но теперь она — раба твоя.
Евфимия, будучи не в состоянии от страха ничего сказать, молчала и повиновалась жене готфа, служа ей, как раба своей госпоже; она не знала, что бы такое сделать, что могло бы избавить ее от обрушившихся на нее бедствий. И жила она, проходя служение рабыни, всегда имея в уме святых мучеников и со слезами взывая к ним: