Страница 19 из 65
– Покажи, что у тебя это есть! – потребовала я. – Иначе яподумаю, что ты продал мой подарок!
Он рассвирепел, заскрипел зубами и замахнулся на меня. Его рука, сжатая в кулак, повисла в воздухе, но он, чтобы хоть на чём-то выместить накопившуюся беспричинную злобу, яростно ударил кулаком о дверной косяк. Конечно же, он продал подаренное мной золото, а вырученные деньги просто-напросто пропил. В Варшаве было бесчисленное множество ломбардов, где можно было быстро реализовать любые золотые украшения, как лом.
Вальдемар становился всё более и более агрессивен. Было невыносимо и очень рискованно жить с ним под одной крышей. Я презирала его и поделать с этим ничего не могла, настолько он был мне отвратителен. Его нутро было чёрным и гнилым и в прямом, и в переносном смысле.
«Завтра же выставлю его отсюда, если даже это будет стоить мне многого». Нервы были на пределе, и я мечтала, чтобы настало светлое послезавтра, когда я буду избавлена от необходимости вообще его видеть.
Томясь под одной крышей с Вальдемаром, я всё время боялась за содержимое своей сумочки, где за подкладкой было спрятано то, что отложила на чёрный день, и эта небольшая сумма была моей последней надеждой выжить в чужой стране. Если остаться без гроша здесь на чужбине... Я гнала подобные мысли. Доллары за подкладкой совсем не прощупывались, поэтому я оставляла сумку на виду – она постоянно лежала, будто небрежно брошенная, на серванте. Была уверенность, что он уже давно проверил её содержимое, я даже знала, когда это произошло, так как, когда я жила в экстремальных условиях, моя интуиция обострилась до возможного максимума. Конечно же, сумку можно было украсть и выпотрошить где-нибудь на улице, догадайся он... В квартире я это спрятать не могла, потому что Кристина, владея всеми ключами, улучив момент, могла беспрепятственно войти и проверить каждый закуток.
Наступило завтра, ожидаемое всю ночь, после долгого бесконечного лежания с закрытыми глазами. Прислушиваясь к каждому шороху, я отчётливо услышала, как Вальдемар пробудившись, прошлёпал в сторону ванной комнаты; по раздающимся характерным шорохам, определила, что он уже почти одет, встала, как ни в чём не бывало, чтобы закрыть за ним входную дверь, и когда, наконец, дверь захлопнулась, повернув ключ в замке, нырнула снова в кровать и, с наслаждением расслабившись, уснула.
Проснулась около двенадцати и поскорее вышла из дома, чтобы поймать Вальдемара возле магазина пана Мечислава. Соглашаясь на услуги Вальдемара в качестве сторожевого пса, я не знала, что пёс окажется кусачим, поэтому хотела отказать ему в присутствии пана Мечислава.
Вальдемар стоял в группе нескольких пьяниц у магазина. Он пребывал в своём обычном полупьяном состоянии и держал в руках бутылку с пивом.
– Вальдемар, войдём в магазин, мне нужно поговорить стобой! – обратилась я к нему.
Он появился значительно позже, наверное, допивал своё пиво; по его выражению лица было видно, что он ни о чём не догадывается. Пока он медлил, быстро сунула сумочку под прилавок и рассказала пану Мечиславу, что Вальдемар очень опасен, что я его боюсь и хочу, чтобы он сию минуту забрал свои вещи, что жизнь с ним под одной крышей просто невыносима.
– Вальдемар, я разрываю наш словесный контракт! Я при-выкла и хочу жить одна, не обижайся на меня, – сказала я, не зная, каким образом ещё мотивировать своё решение. – Идём, я отдам тебе твои вещи, они уже собраны.
Направившись к выходу, слышала его шаркающие шаги рядом, но на него не смотрела, будучи уверена – он уже давно заметил, что, войдя в магазин со своей неизменной сумкой, я вышла без неё. Он понял, что обведён вокруг пальца, но я не знала, какой мерзкий план зреет в его голове.
Мы молчали. Всё так же молча подошли к дому и, войдя в вестибюль, приблизились к лифту. Чувствовалось, что он интенсивно думает о чём-то.
«О чём он так напряженно думает? Какой план вынашивает его голова? Убить меня он не посмеет – слишком много свидетелей видело нас, как и куда мы пошли вместе, и я при пане Мечиславе объявила, что именно намереваюсь сделать».
«Что он предпримет?» – глодала и лихорадила мысль, когда мы вошли в лифт и оказались в одном, тесно замкнутом пространстве, двери лифта автоматически задвинулись, он надавил на кнопку «10», вместо «4», и лифт медленно поехал вверх.
Он тотчас же сделал молниеносное движение, и я почувствовала острое лезвие ножа у гортани. Боясь пошевелиться, отчётливо осознавала, что нож может впиться в моё горло каждую долю секунды.
– Что ты хочешь, Вальдемар? – произнесла я как можноспокойнее.
Он не ответил, а его свободная левая рука скользнула за воротник моей шубки и под шарфом нащупала толстую золотую цепь с кулоном из чёрной матово-прозрачной яшмы в прекраснейшей золотой оправе – мою гордость. И он с силой потянул её к себе так, что цепь больно впилась в шею.
«Эта цепь никогда не порвётся, она слишком толстая, она может разрезать кожу, мышцы тела, но звенья никогда не разомкнутся – слишком хороша работа», – пульсировало в сознании.
– Ах, это, – засмеялась я, хотя, в груди бушевала ярость,страшно хотелось в этот момент быть сильной, ловкой и победить коварного противника. – Нужно было сразу так и сказать, что ты хочешь взять моё золото! Зачем приставлять нож к горлу! Убери нож, ведь ты не знаешь, как это расстёгивается! Если цепь будет разорвана, ты не сможешь её продать!
Это показалось ему веским аргументом, он опустил нож, давая мне возможность расстегнуть цепь, которая вместе с кулоном тотчас исчезла в его глубоких карманах, а он тут же потянул за брильянтовые серьги, которые, я также поспешила расстегнуть сама. Я следила за ножом, находящимся в его руках, а он уже сдирал перстень с моего пальца. Перстень посверкивал в его грязных руках, когда я выкрикнула слова мгновенной реакции – это были мысли вслух безо всякой надежды:
– Это перстень моей мамы, и единственная память о ней!
И тогда он сделал совершенно неожиданную вещь, надел обратно мне на палец перстень, который так остервенело срывал несколько секунд ранее, и вожделённо приложил к нему свои мерзкие губы в благоговейном поцелуе.
– Память о матери – для меня святое! – с поклоном про-возгласил он.
Двери остановившегося лифта, открылись, я так ждала этого момента и поспешила выскочить из мышеловки, где только что разыгралась драматическая сцена ограбления с сентиментальным финалом. Опасаясь преследования, хотела взывать о помощи, но погони не последовало. Грабитель остался в лифте и, по-видимому, совсем не намеревался оттуда выйти, он только крикнул, прежде чем двери захлопнулись, и лифт загудел, поехав вниз:
– А сумку с вещами оставь в магазине пана Мечислава!
Глава 14
Когда прошла радость избавления от Вальдемара столь высокой ценой, я содрогалась и приходила в трепет при воспоминании о пережитом ощущении соприкосновения острого лезвия ножа с моей шеей. Росло негодование и презрение к нему, а собственное бессилие и незащищённость бросали меня в состояние безысходности и ужаса перед неизвестностью и заставляли глубоко страдать. Временами меня окутывала чёрная тоска, сменяющаяся тягомотной печалью, если, конечно, два эти чувства – не совсем одно и то же.
Моего золота мне было нисколько не жаль, но свершившийся акт насилия был так омерзителен и гадок, что я чувствовала себя так, словно не только мою душу, но и всю меня с головы до пят вымазали чем-то липким, грязным и дурно пахнущим. Мне всегда были смешны мерзкие поступки людей, лишённых совести, чести и элементарной человеческой порядочности. Иногда было их откровенно жаль, были чужды их духовные установки, а их искажённое мировосприятие ассоциировалось с расстроенным воображением души, заблудшей в лабиринтах комнат кривых зеркал.
В экстремальной ситуации рядом с человеком, от которого исходили отнюдь не флюиды добра, я начисто забыла о существовании чёрной владелицы жилплощади, в прошлом – «ночной бабочки», напустившей на себя личину добропорядочной мужней жены, и её сожителя – кровожадного монстра в образе человека, которого мой источник снов охарактеризовал как рогатого быка.