Стеклянный занавес

– Дайте больше, – возмутилась Валя, – Аде тоже не стыдно меня обворовывать.

Но Горяев словно не расслышал, сошёл с дорожки и стал лупить красную боксёрскую грушу. Красивый, потный, отлично сложённый. Ещё и хвастал как мальчишка:

– Смотри, вот стойка для рукопашного боя. Бью правой от плеча – левая закрывает челюсть и сердце, потом бью левой в ту же точку – правая закрывает челюсть и печень. Лоб должен торчать вперед. Носом или глазами чужой кулак поймаешь – тебя вырубили.

– Драку с Зюгановым репетируешь? – улыбнулась Валя.

– С Зюгановым не дерёмся, он пустой, страну не потянет. Просто в России свободу традиционно насаждают насильно, как картошку при Екатерине и кофий при Петре. Подождёшь, пока я в душ?

Встречавшая Валю девушка повела её в холл и заварила травяной чай. Валя чувствовала спиной, как девушка перемигнулась с инструкторшей в чёрном купальнике, мол, известная телеведущая, а таскается за любовником, стыд потеряла. Но было наплевать.

Вспомнила, что раньше неделями ждала звонка Горяева, срывалась как сумасшедшая, не по разу пролистывала в памяти последнюю встречу, эпизод за эпизодом. А теперь сама звонит, когда надо. И он уступает, хотя ему не до встреч.

В машине Горяев предупредил, что спешит на совещание, но завезёт Валю домой.

– Ездила квартиру продать в родном городке, – начала она.

– Зря, недвижимость – лучшее место для вложения денег.

– Ты ещё, как Ада, посоветуй купить туалет в парке!

– Туалет в парке? Очень остроумно!

– А отмену смертной казни вы по-честному приняли?

– Горжусь, что продавили и перестали быть людоедами.

– Послушай, – перешла Валя к главному, – Ада взяла эпизод, где я снялась с Лебедевым в фильме-сказке, приклеила к нему кусок из студии, где пью воду, и гоняет это как рекламный ролик. Показала бумагу, что моего согласия не требуется, денег не полагается и запретить это я не могу!

– За рекламу не полагается денег? – усомнился он.

– Потому что я – крепостная, целиком ей принадлежу! И должна после этого вести передачу с твоей Голубевой!

– Голубева нужна срочно. Это выборы. «Всё для фронта, всё для победы!» – ответил Горяев. – Сколько стоит ролик? Сам заплачу сколько скажешь.

– Мне ни твоих, ни Адиных денег не надо! Я хочу чувствовать себя человеком, а не половой тряпкой! – обиделась Валя.

– Рудольф – рысь тренированная, разберусь с ней потом. Но программа с Голубевой должна выйти. Пойми, раньше таких выборов не было, не привлекались такие деньги и такие чёрные технологии.

– Твой Олег Вите Вике говорил, телик только инструмент, подумай, что именно хочешь делать этим инструментом. Я была в передаче голосом простых людей и, когда они мне поверили, стала инструментом втюхивания воды. Сам знаешь, всю эту воду льют из одного крана.

– Реклама – работа звёзд.

– Ты как глухой… – вздохнула Валя.

– Глухой до конца выборов. И мне это так же тяжело, как тебе, – ответил Горяев и зарылся лицом в её волосы.

Валя не преувеличивала собственной роли в батальном полотне выборов президента, но ведь ехала к Виктору если не за защитой, то хотя бы за утешением. Она обиделась и молчала до конца маршрута.

Дома встретил радостно гавкающий Шарик с новым бантом, Вика рано вернулась из ВГИКа и плескалась в ванной, а мать прилипла в большой комнате к телевизору.

– Борщ на плите, макароны по-флотски и компот, – не поворачиваясь, бросила мать. – Слышь, доча, наши взяли Бамут и Лысую гору!

Валя сняла со стула Викин рюкзак, чтобы присесть к телевизору, но молния на нём была расстегнута, и оттуда тревожно белело что-то незнакомое. Лазить по чужим рюкзакам нельзя, но белый материал сигнализировал об опасности.

Поборовшись с собой, Валя вышла с рюкзаком в кухню, чтоб не видела мать. Белым оказался медицинский халат с недовышитыми нитками мулине инициалами «М.С.». Было трогательно, что Вика кривовато вышивает инициалы на отцовском халате, не попросив мать, которая бы всяко сделала это лучше.

– Уроем Адку за рекламу? – спросила Вика перед сном.

– Она показала бумагу, что всё по закону. И на следующую съёмку я не могу не выйти – Виктор просил.

– Попадалово, – присвистнула Вика. – Но если тебя так штырит реклама, давай метнёмся на другой канал. Адка тут же по…рит рекламу «Лесного источника». На фиг ей пиарить звездень с чужого канала?

– Виктор решит, что я дезертировала с выборов. Виделись сегодня. Сам никакой, ведёт себя будто я его секретарша, – пожаловалась Валя.

– Да всё у вас путём, просто сейчас без рок-н-ролла. Сейчас время патроны подносить, – успокоила Вика. – Риелторша Дина звонила, завтра смотрим новую квартиру. В двух шагах от Кремля!

– В двух шагах? У нас на такую денег не хватит, – ответила Валя, но услышала, что Вика уже мирно сопит.

Утром разбудил звонок Кати:

– Опять ты, Валь, выделываешься?

– А ты в курсе рекламы воды? – спросила Валя.

– Видела, что лепили. Но пальцы не гни, это твоя первая реклама. Слава богу, не слабительное.

– И ничего, что её крутят по регионам, не согласовав со мной?

– Адка в своем репертуаре! – охнула Катя. – Велела тебя пугнуть, что передача с Голубевой проплачена, эфир прямой, дублёрша твоя не справится. Выход только взять Таньку Колышкину.

– Колышкину? – переспросила Валя. – Она ж не просыхает!

– Итак, она звалась Татьяна, но на работе вечно пьяна. Колышкина, Валь, профессионал – приходит бухая, кажется, ложкой не соберёшь, а потом встаёт и чешет по телесуфлеру без запинки.

– У неё лицо стёртое ластиком.

– Зато она живёт с кем надо.

– И ребёнок от него?

– Ребёнок в основном от другого. Короче, на съёмку не выходишь?

– Выхожу, Виктор просил. Но почему сценарий опять пишет Смитиха, а не ты?

– Я в зарплате не теряю, но тоже хочу понять, что такого в этой американской рептилии? Тем более её передача про СПИД в Уганде так провалилась.

Квартира неподалёку от Кремля, куда после работы привела Валю с Викой нехорошо похудевшая риелторша Дина, ужасала. Пристойный подъезд перетекал во что-то запущенное пятикомнатное.

Стены коридора были не просто грязными, а жирными и липкими от грязи. Казалось, этой жирной грязью пропитан сам воздух квартиры.

Две первые комнаты занимали мама с дочкой и ухоженным котом в ошейнике с блёстками. И было неясно, как все трое выходят из комнат в коридор, по которому надо летать, не касаясь стен и пола.

– Ой, Валентина! Так не бывает! Слава богу, я накрашена на всякий случай! Тащи фотоаппарат! – скомандовала мама дочке.

И после фотосессии с котом и дочкой стала показывать квартиру:

– Комнату старика открою. У сына живёт, ему метров не надо. Только деньги.

Над продавленным диваном в комнате старика висело красное знамя, покрытое коллекцией советских значков. На столе стоял синий стеклянный графин сталинских времён и такая же ваза для фруктов.

– Ещё в двух комнатах парень живёт. Привёл недавно девицу, – прокомментировала мать. – По ней видно, что сделала десять тысяч абортов! Да ещё и не вытирает за собой пол в ванной!

Валя, Вика и риелторша Дина переглянулись. В контексте санитарных норм, принятых в квартире, оборот «не вытирает пол» звучал неожиданно.

Парень с девицей ждали гостей и жарили на кухне «ножки Буша». Стоя у грязнейшей плиты, вертели их ножами на двух сковородках, а в промежутках целовались. И с потолка на эту идиллию свешивались грозди мохеровой от пыли паутины, готовой рухнуть в любую секунду.

– Покупайте, не пожалеете! – гаркнул парень. – Вид из окон – хоть на открытки!

– Если их вымыть хоть раз в жизни, – обронила Вика.

Обе его комнаты были забиты запчастями от мотоциклов и завешаны плакатами с рок-звёздами. И тоже, казалось, никак не связаны с грязнущими коридором и кухней.

– Заходи – не бойся, выходи – не плачь, – комментировал парень.

– Цена по сравнению с метражом мизерная. И потолки, – шептала риелторша Дина. – Уже не говорю про место.