Стеклянный занавес

– А я, доча, солянки с колбасой нажарила, пюре набила воздушное, да есть одной тоска. В одеялку заверну, старикам снесу. С ними и поем.

Она не бросала опеку над беспомощными супругами из соседнего дома. Вале с Викой материна солянка и пюре были бы сейчас кстати, но по дороге не попалось ни одного магазина с едой.

– Не фига понтоваться, валим в «Макдоналдс», – предложила Вика. – В кабаке меню на шведском, а мы как два пенька. Завтра с переводчицей нагоним.

«Макдоналдс» на набережной оказался грязным, с высокими ценами и напоминал советскую пельменную худшего образца. Сотрудники без формы разухабисто обслуживали клиентов, и Валя вспомнила Сонины слова, что у них «Макдоналдс» посещают только бомжи и школьники.

Валя впервые посетила «Макдоналдс», из всего меню понравился только молочный коктейль в картонном стакане. В гастрономе возле медучилища за десять копеек наливали полный гранёный стакан этого пенного чуда, по стеклу гранёного стакана было приятно стучать зубами, и он отзывался словно набитый ватой.

– Отстой, – поморщилась Вика. – Наш «Макдоналдс» – Большой театр по сравненью с этим.

Потом брели вдоль набережной, оккупированной яхтами со спущенными парусами. И голых мачт было столько, что море и небо за ними казались ровно заштрихованными чёрным карандашом.

Вика щелкала затвором фотоаппарата, а Валя раз двадцать набирала Сонины телефоны, но та не брала трубку. В супермаркете растерялись. Поди пойми, что внутри упаковок. И цены конские. Решились на шмат нарезанного хлеба, кусок нарезанного сыра и пакет сока.

Но всё это казалось мелочами на фоне Валиной свободы от назойливых приветствий и любопытных взглядов. А Вика без очков с простыми стёклами и со стрижкой пикси, как у Деми Мур, впала в подростковое буйство.

Уходились так, что упали спать замертво. А утром разбудил солнечный зайчик, который запускала надраенная металлическая деталь на здании Старого почтамта.

– Вставай, а то всё сожрут! – затормошила Валю Вика. – Готовь пакет, тырить бутерброды.

В ресторане был накрыт щедрый шведский стол.

– Как думаешь, всё можно брать? Или что-то одно? – шёпотом спросила Валя.

– Хлеб чётко порезан, – сосредоточенно ответила Вика. – Берём хлеб, ветчину, колбасу, масло в упаковке и пироженки. Гомогенное жрём здесь.

– Гомогенное – это что?

– Что не пихается в пакет. Фигасе, смотри, сколько у них разных селёдок!

Валя думала, умрёт со стыда, когда Вика будет запасаться бутербродами, но это никого не волновало. Публика в основном ела хлопья с молоком и йогуртами, и только громко болтавшие американцы за соседним столиком наворачивали фрикадельки.

Переводчица Эльза Сегел оказалась примерно Валиного возраста и блестяще говорила по-русски – учила его в институте. На ней были жёлтые кеды, платье-балахон болотного цвета и рюкзак того же болотного цвета.

Ни грамма косметики, волосы мочалкой. И было неясно, то ли это тщательно продумано, то ли случайно выглядит стильно, как всё у шведов.

Эльза посадила их в старенький автомобиль и повезла на экскурсию по многоуровневому Стокгольму. Сложносочинённые дорожные развязки подчёркивали его ярусы, а у огромного королевского дворца ловили рыбу и раков.

– Экологическая полиция разрешает их есть, – кивнула Эльза.

– На ужин наловим, в электрочайнике сварим, – прикинула Вика. – Где тут достать сачок?

– Ловить раков закон разрешает только гражданам Швеции, – охладила её пыл Эльза. – Можно попасть втюрьму.

– Фигасе, ваш швед нашу рыбу запросто ловит, а меня за раков в тюрьму? – рассердилась Вика.

Но тут, что называется в тему, появились две суровые полицейские красавицы на лошадях. Одна – соломенная блондинка, вторая – жгучая азиатка.

– Эти Мальвины у вас типа преступников ловят? – фыркнула Вика.

– В Швеции профессии не делят на мужские и женские. Девушки имеют высокий уровень подготовки в борьбе и владении оружием, – разъяснила Эльза, и Вика стала вертеть шеей, чтоб получше рассмотреть девиц.

– После экскурсии обед в культурном центре, потом встреча с тремя журналистами на телевидении, – добавила Эльза.

– В чем цель моей поездки? – осторожно спросила Валя.

– Переводчикам это не сообщают, только дают программу, – развела руками Эльза.

Машина выехала на очередную набережную, и перед глазами выросли многоэтажные круизные лайнеры.

– Вот они! Вот они! Нам надо на паром в Хельсинки! Скажи Эльзе, как я крушение парома «Эстония» с бубном наюзала? – завопила Вика.

– Не кричи, – попросила Валя. – Соня не берёт трубку, без неё в Хельсинки заблудимся.

– Стокгольм – Хельсинки – яркий круиз, в мире нет ничего красивей наших шхер! – вмешалась Эльза. – В программе визита можно сократить экскурсии, выехать завтра, чтобы вернуться к самой важной встрече. Я помогу купить билеты на «Викинг» и посажу вас на паром.

– В Хельсинки наша френдесса, – объяснила Вика. – Обидка будет, если не заскочим.

– Паром стоит в Хельсинки недолго, но вы успеете пообедать и погулять с ней, – сказала Эльза.

Обедали в здании Культурного центра, выходящего стеклянными стенами на площадь Сергельстронг. Посреди площади на солнце сияла колонна из нагромождённых стеклянных кубов, а вокруг били струи фонтана.

– Чё за хрень? – скорчила рожу Вика.

– Скульптура Эдвина Эстрема «Кристалл». Недавно наверх залезли два пьяных студента и не могли слезть вниз, – улыбнулась Эльза. – Весь город волновался, пока их не сняли, всё время шла информация в новостях.

– И чё тут скульптурного? – Вика неохотно сфотографировала «Кристалл».

А Валя с грустью подумала, что весь город Москва почти не заметил взорванного вагона метро. Потому что к взрывам привыкли.

– Это образ света и свободы. Шведы любят простые прямые линии, – растолковала Эльза.

Этаж Культурного центра, где проходил обед, напоминал образцовую столовку с большим выбором понятных блюд. Но помимо этого имел сцену. И Эльза предупредила, что здесь намечена Валина встреча со стокгольмцами.

Охрана унылого здания телевидения, тоже состоящего из «простых прямых линий», придирчиво изучила их паспорта. В большом кабинете, где стояли столы с компьютерами, ожидали журналист с фотографом.

Совершенно одинаковые среднеарифметические шведы. Поменяйся они местами, Валя бы их перепутала. Журналист сказал, что его интересует эксклюзив, и задавал через Эльзу банальные вопросы – про телевидение, российские женские судьбы, Ельцина.

А под конец оживился и стал с нажимом расспрашивать про русскую проституцию, подчёркивая, что это большая проблема для Швеции. Валя в ответ отшутилась.

Фотограф попросил выйти на улицу попозировать. Эльза сказала, это очень модный фотограф. И Валя покорно пошла за ним через охрану. На улице шёл дождь, фотографа это не смутило.

Он объяснил знаками, каким образом надо позировать, прижимаясь к стене здания. Валя мгновенно вымокла до нитки, боялась, что потекут накрашенные ресницы, а фотограф всё щёлкал и щёлкал затвором, словно и сам был непромокаемым.

Когда вернулись, с Валиных волос буквально текло, и Эльза принесла из туалета пачку бумажных полотенец. Тут появились следующий журналист с фотографом. Более пожилые и более интеллигентные.

К изумлению Вали, журналист тоже заявил про эксклюзив, но задал те же вопросы, что и предшественник, и ровно в том же месте переключился на тему проституции. Эльза переводила как автомат. Но когда фотограф предложил выйти под дождь для съёмки, Валя категорически помотала мокрой головой.

Эльза перевела отказ, и журналист с фотографом поражённо переглянулись, не понимая, почему русская телеведущая капризничает с сотрудниками такого влиятельного журнала.

Тут, конечно, позвонила мать, она умела выбирать время:

– Слышь, доча, с грузовика у подъезда картоху продают. Такая вся крупная, гладкая. На рынке в два раза дороже. Мы с Галькой-соседкой наверх мешок допрём.

– Не таскай тяжёлое! – попросила Валя.