Страница 16 из 79
В общем, Элизе срочно требовалось себя чем-нибудь занять. Поскольку погода располагала, девушка переоделась и поспешила на улицу. Изучать, как кудряво живут местные богачи…
* * *
Уловив рядом движение, девушка вскинула голову и удивленно приподняла брови. Хорошо, хоть реакции отработаны, а то бы и шарахнуться в испуге могла.
— Привет, — Роман с интересом уставился на её возню, кладя на столешницу бумажные пакеты.
И как она не услышала шума отворяемой двери и шагов? Ниндзя хренов!
— Здравствуй, Роман Аристархович.
Кивнув, Элиза возвратилась к своему занятию, а именно — аккуратно опускала в кипящее варево маленькие мясные шарики. Как-то неловко, конечно. Не ожидала, что он вернется и застанет её за готовкой на своей собственной кухне. Разве по закону жанра такие бизнесмены не работают до полуночи? Надо ради приличия почитать женских романов, чтобы иметь примерное представление о жизни молодых миллионеров. А, может, миллиардеров? Кто его знает.
— Суп с фрикадельками?
— Угу. Тебе не предлагаю.
— Почему?
Ощущение, что этот человек учился безэмоциональному воспроизведению таких вопросов. Ни одного лишнего оттенка, по которому можно определить его настроение и отношение к ситуации.
— Вы, буржуи, простецкую домашнюю еду тоже вкушаете? — пропела, подтрунивая, и многозначительно стрельнула на логотип ресторана, красовавшегося на упаковках принесенного им ужина.
Роман проследил за её взглядом, несколько секунд изучал замысловатые узоры названия, потом снова посмотрел на Элизу, которая как раз заканчивала процесс погружения фрикаделек.
И тут он, будто что-то сообразив, внезапно потянулся к холодильнику и стал исследовать его содержимое, после чего изрек:
— Ты ничего не ела?
Какой догадливый.
Девушка убрала разделочную доску, убавила огонь и пододвинула тарелку с нашинкованной зеленью. Зачем давать очевидный ответ?
— Элиза, ты…серьезно? Из вредности не притронулась ни к чему? И купила все эти продукты, чтобы продемонстрировать…что? Гордость?
— Эй! — она резко повернулась к нему корпусом, моментально потеряв весь запал насмешливости. — Полегче! Ты себе и представить не можешь, как я вредничаю! И причем тут гордость?
— Значит, объясни.
— Нечего объяснять. Я просто не ем уличную еду. Никакую. Вообще. Без разницы — это забегаловка за углом или фешенебельный ресторан.
Теперь и в его глазах отразилось удивление. Роман снова обвел взглядом сначала кастрюлю, потом пресловутые пакеты с ужином и вернулся к Элизе. Вот примерно так же на неё смотрели все родственники и знакомые на любом торжестве, где люди с удовольствием уплетали за обе щеки красиво оформленные блюда, а сама она ограничивалась сыром и оливками или маслинами. Ну, у каждого есть свои пунктики. Девушка не воспринимала пищу, приготовленную чужими руками. И, да, это изрядно осложняло существоание. Имея многочисленную родню, у которой постоянно есть повод собраться и что-то отметить в различных заведениях, Элиза стабильно выслушивала причитания взрослых теток и подтрунивания ровесников. Вторые то и дело подкидывали ей в тарелку чистые салфетки, желая приятного аппетита.
О, ну, конечно, в силу всего того поверхностного, что Разумовский о ней знает, он может не поверить и посчитать, что таким образом девушка выкобенивается. Трогает ли её такой расклад? Ни капли.
Но этот мужчина снова отличился.
— Хорошо. Тогда я приму душ, и мы поужинаем твоим супом.
В отличие от него, Элиза эмоции держать в уезде не умела. Рот сам собой приоткрылся в немом изумлении и продолжал принимать воздушные ванны даже после того, как Роман вышел из кухни.
Когда он вернулся, на столе уже были разложены принесенные им контейнеры, хлеб и несколько закусок, которые она нашла в холодильнике. Молча опустила перед ним дымящуюся тарелку, после чего разместилась напротив со своей порцией.
— Вкусно, молодец, — произнес после пары ложек.
— Когда готовишь с любовью, всегда так, — с нескрываемой издевкой уронила девушка, вновь взбешенная этим его одобрением а-ля патрона, который не пуля, а покровитель. — А для себя я всегда готовлю с любовью.
После подчеркнутого «для себя» его губы дрогнули в усмешке. Он поднял на неё взгляд и очень странно выдал:
— Не сомневаюсь.
Это замечание Элиза оставила без ответа.
И, вообще, её почему-то стало напрягать общество Разумовского. Неприкрытое природное превосходство, сквозившее в каждом жесте и слове… И какая-то редкая ментальная непробиваемость. Нечитаемость.
— Утоли мое любопытство, — заговорил Роман, закончив. И так и не притронувшись к ресторанным блюдам. — Чем ты измельчала мясо? Наверняка и магазинный фарш тебя не устраивает как таковой, поэтому эту версию я отсеиваю. А на моей кухне пока нет мелкой техники, не успел обзавестись.
Ну, и откуда в нем эта тотальная проницаемость?.. Какой нормальный мужик озаботится технической стороной вопроса приготовления пищи? Только псих, любящий всё контролировать и быть в курсе малейших подробностей.
— Мне кажется, это очевидно, — пожала плечами, — рубила ножом до нужной консистенции. Кстати, так всегда вкуснее. Пусть и больше усилий, но действительно вкуснее, чем перекрученное мясо.
— Познавательная информация. Спасибо за ужин, Элиза.
И уже в дверях:
— Завтра днем придет домработница. За исключением готовки она делает абсолютно всё. Это к тому, что тебе не надо убирать, возиться с посудой и подобным. Ты здесь гость, и пусть тебя не смущает твой статус. Ничего в ответ ты мне не должна. И еще. Напиши список необходимых продуктов, их доставят курьером.
— Я в состоянии купить всё сама, благодарю за такую щедрость.
Да, голос прозвучал резко. Но она ни за что не позволит ему и в этом вопросе одержать победу, проводя черту между их финансовыми возможностями. И тем более…не признается, как её ошарашили цены в супермаркете на территории комплекса.
Разумовский одаривает Элизу уже традиционным укоризненным взглядом и молча уходит.
Кто бы сомневался, что он сделает всё по-своему? И в обед следующего дня упомянутая домработница принесла с собой два огромных пакета, объявив, что по настоянию Романа Аристарховича перехватила их у курьера на пропускном пункте.
Девушка это никак не прокомментировала.
Еще через пару дней в гостиную привезли диван. И вот тут-то она оторвалась по полной, перекочевав из спальни на него, твердо заявив, что это самое верное решение. Просыпаться на его, Разумовского, половине кровати, с ошеломляющим упоением прижимаясь к чужой подушке, Элиза больше не хотела. Кто знает, какие ещё финты девушка выдавала ночью, не контролируя своё тело? Вечный бич с самого детства — себе не принадлежать, как только уплывает в забытье. Слава Богу, что уходил мужчина задолго до её пробуждения, и она отгоняла мысли, что могла вот так же прижиматься к нему в бессознательности. Он-то этим не упрекнет, слишком благородный, но всё равно неприятно.
В общем-то, Элиза потихоньку начала привыкать к такому существованию. Половину дня тратила на дипломную и подготовку к выпускным экзаменам, вечером выходила на задний двор комплекса, где можно было бесцельно бродить и говорить по телефону поочередно с членами семьи. Романа почти не видела. Он возвращался ближе к ночи, здоровался, интересовался, как у неё дела и уходил к себе. Утром — неизменно исчезал раньше, чем Элиза просыпалась. Девушка старалась держаться с ним нейтрально, больше не затрагивать спорных тем.
Так пролетела неделя.
Она продолжала обманывать себя, что вскоре всё наладится. Общалась с отцом, который просил потерпеть. Не перечила. Не вдавалась в подробности, как именно он собирается отвадить Самвела. Раз у самой не получилось, мешать прямому защитнику не стоит.
И пыталась засунуть как можно дальше это сковывающее чувство запрета, ограниченности, будто у неё отобрали свободу, предоставив шикарную клетку взамен. Пусть и боясь показаться неблагодарной тварью, Элиза всё же мечтала покинуть предоставленные хоромы, являясь инородным элементом в этих стенах.