Страница 6 из 196
Вы уже догадались? Ну, да! Мне опять привиделось видение. Стою я на распутье. Сумерки. Семь дорог разбегаются от меня в разные стороны, а выбрать надо одну, единственно верную. А вокруг тянутся тернии и слышны странные и страшные звуки: не то дальний зловещий хохот, не то карканье ворон и уханье сов. Вот одна дорога, чистая, ровная, утрамбованная. Так и приглашает: шагни на меня! Не-е-ет, шалишь! — думаю я, — Это не моя дорога! По этой дороге толпы народа ходили! Моя дорога — которая только моя!
Вот ещё одна. Удобная, приятная. И плодовые ветви приветливо склоняются над ней. И ручей прямо возле дороги весело журчит. Там и сям полянки зеленеют, на них цветочки растут и пахнут сладко-пресладко. Кажется, иди себе, хоть за тридевять земель! Жуй яблочко наливное, да водицей запивай. А устанешь — сядь на полянку, отдохни. Веночек из цветочков сплети. И обратно в путь. Хоть до конца жизни по такой дороге шагать можно. Ага!!! Вот оно, прельщение бесовское! А хватит ли жизни, чтобы по такой дороге дойти до нужного места? Если вот так, на полянках рассиживать? И опять же, какой здесь духовный подвиг? Никакого!
И я решительно шагаю на самую тёмную, самую узкую дорожку, всю поросшую крапивой, вдоль которой гуще всего колючки растут! Впиваются колючки в тело, оставляя за собой рваные, кровавые царапины, жжёт крапива босые ноги, но вот чудо чудное: там где нога моя ступает, пятно света расплывается! И я понимаю, что верный выбор я сделала! И постепенно светлеет вокруг, и не так страшно шагать. А дорожка всё выше и выше берёт, вот-вот на самую гору поднимусь. И страшно и любопытно, что я там увижу, за горой? Какие чудные тайны мне откроются? А вдруг… а вдруг райские кущи? И я делаю шаг… и тут матушка: «Да, что с тобой, сегодня?!!». Ну, как всегда, на самом интересном месте.
— Со мной всё в порядке, — пролепетала я, — Я внимательно слушаю, матушка!
— Тогда должна понимать, что зная твои обстоятельства, я не верю, что твой путь — это путь к Богу! — спокойно заметила матушка. Это путь для укрытия от мирских проблем, а не путь веры.
— Я верую! — возмутилась я, — Я искренне верую! От всей души!
— В этом я не сомневаюсь, — успокоительно проворчала матушка, — Иначе ты бы и шагу не ступила по моей обители. Но вера в Бога и служение Богу это разные вещи. Вот, есть же разница между волосами на голове у девушки и волосами…
Матушка опустила взгляд.
— Ну и сравнения у вас, матушка! — запунцовела я.
— …и волосами, на спине свиньи, которые щетина! — закончила мысль настоятельница, — Хотя и то и другое — волосы! Так и вера со служением. Одному Господу души вверяем, но по разному служим.
— Я готова на строгий пост! — отважно заявила я, — Я готова носить вериги и власяницу! Испытайте меня, матушка! Я готова на всё! Я хочу стать монахиней!
— Вздор! — опять вздохнула матушка, — Ты не хочешь замуж, это правда. И ради этого ты готова уйти на край света и принять монашеский постриг. А не ради веры. Подумай ещё раз, девочка. Я советую тебе остаться в миру. Ну, чем тебе так не нравится замужество? Чем тебе так противен фон Торсен? Уважаемый, благородный…
— Нет! — невежливо перебила я, — У меня нет к нему нежных чувств! Какая любовь может быть между нами, если нет чувств?!
— Любовь… — пробормотала матушка, — Что ты знаешь о любви, девочка? Разве ты кого-то любила? Или… любишь?
— Нет… — растерялась я, — Я никого не люблю… пока. Кроме Господа нашего! Ну, понятно, ещё родителей, вас, матушка, сестру Агнессу… да и других сестёр монастыря. Но если вы про плотскую любовь — то нет. Никого!
— Ну, вот, а ещё рассуждаешь… Как ты можешь быть уверена, что устоишь в монастыре от соблазна, если ты этого соблазна ещё не знаешь, не ощущала?
— Но этот фон Торсен! Он же старый, хромой, постоянно кашляет!..
— И что? Тебе же лучше, если стар! Значит, опытный, в том числе, в деле любви. Хромой он потому, что в битвах побывал, и никому ещё спины не показывал! Уважаемый, заслуженный воин. Кашляет? Это он в Палестине подцепил. Опять тебе плюс! Если господь его приберёт скоро, то останешься ты богатой, независимой вдовой. А к вдовам отношение совсем другое, чем к девушкам. Заведёшь себе молодого любовника…
— Фу, гадость! — поморщилась я, — Нет уж! Лучше монастырь!
— Откуда ты знаешь, что лучше? — прищурилась настоятельница, — Если ты не испытала любовных чувств? Как можно сравнивать то, чего не знаешь?
— Ну…
— Вот что! — матушка Терезия легонько прихлопнула рукой по подлокотнику кресла, в котором сидела, — Я продлеваю твоё послушничество! Не фыркай, не поможет! И работы тебе с завтрашнего дня определяю в госпитале, сестрой милосердия, под руководством доктора фон Штюке. Увидишь, девочка, что такое настоящие страдания, посмотришь на смерти, на то, как стонут и хрипят раненые и умирающие… авось, свои проблемы пустяками покажутся!
— Но, матушка…
— Всё! Разговор окончен! Сегодня[1], сразу после утрени — в госпиталь! А сейчас пойдём на трапезу. Сёстры, поди-ка, заждались. И еда стынет.
[1] …сегодня, сразу после утрени… Любознательному читателю: в Средние века с заходом Солнца заканчивался день. И, соответственно, начинался новый. То есть, не с нуля часов, как привычно для нас, а с предыдущего вечера. Разговор с матушкой-настоятельницей происходит после вечерни, которая проводилась как раз на заходе солнца. Поэтому матушка Терезия вполне справедливо назначает послушнице работу именно «сегодня», уточняя: «после утрени».
Глава 2. Когда в сердца стучит тревога
Война превращает в диких зверей людей, рождённых, чтобы жить братьями.
Вольтер.
Земли, принадлежащие Тевтонскому ордену, замок Мариенбург, 16.07.1410 года. Вечер, ближе к ночи.
По двору стелились уже совсем густые сумерки, когда мы с матушкой вышли во двор и пошли в трапезную. Ну, в смысле, в то помещение, которое нам выделили под трапезную. Что значит: «кто выделил»? Я разве не сказала?! Ну, вот, когда говорила, что мол, со своим уставом в чужой монастырь не ходят? Точно, не сказала?
Подождите! Я же не рассказала вам главного! Я вообще не с того разговор начала!
А с чего бы начать? Начну с того, что наша обитель принадлежит братству бенедиктинцев. Ну, то есть, мы входим в орден святого Бенедикта Нурсийского, им самим и основанный в далёком пятом веке после рождества Христова. Руководит нашим монастырём матушка Терезия, монастырский келарь — мать Сусанна, казначей — мать Юлиана, эконом — мать Теодора, ризничий — мать Филиппина, духовник — отец Иосиф. Ну, вы же знаете, что духовным наставником, выслушивающим исповеди и отпускающим грехи, может быть только мужчина? Даже в женском монастыре? Назначается соответствующим епископом, с учётом возраста и опыта. Вот у нас — отец Иосиф. Старенький, подслеповатый, но добрейшей души человек. В общем, всё как в других монастырях, всё как у людей. Вот только… только расположен монастырь на землях Тевтонского ордена, в древней Пруссии, в Кульмерландской епархии, недалеко от Кульма, называемого поляками Хелмно, отчего и вся земля ещё называется ими Хелминской землёй. Уф-ф… Если вы не географ, то просто поверьте, что это кусочек земель Тевтонского ордена, который находится в непосредственной близости и от Польши, и от чешской Моравии, и от курфюршества Бранденбуржского. То есть, здесь всегда неспокойно. Если не верите — спросите мать Люцию. Она вам расскажет…
В миру она была простой деревенской девушкой Игнешкой. И так ей повезло, что влюбился в неё молодой парень Вацлав. Да, не просто парень! Городской! Медных дел мастер! Свою мастерскую имел! А семья его только он сам, его матушка, да старый дед.
Мать Вацлава, не старая ещё женщина по имени Ирма, и слыхом не хотела слышать про Игнешку. Мало ли девок вокруг такого завидного жениха увивается?! Вон, пусть выберет, хотя бы Данутю или Ягенку… Только не Игнешку! Не будет на то её родительского благословения!!!