Квинт Серторий. Политическая биография

Действия сената представляли собой явное нарушение закона, т. к. он не имел права низлагать консула (Арр. ВС, I, 65)[137]. Нелегитимным выглядело и назначение Мерулы[138].

В результате Цинна, сам недавно терроризировавший комиции, оказался в роли защитника законности[139]. Он немедленно отправился в соседние с Римом города, а затем в Кампанию, призывая оказать ему содействие как италийцев, так и римлян. Цинне была оказана весомая поддержка. Важнейшим его успехом стало то, что ему удалось склонить на свою сторону армию Аппия Клавдия Пульхра, стоявшую под Нолой. Сенат же и консулы, прежде всего Гней Октавий, не проявили должной энергии и тем позволили Цинне сформировать значительные силы. Вызванная ими армия Помпея Страбона не проявляла особой активности, поскольку ее командующий прежде хотел получить гарантии своего избрания в консулы на 86 г. (Арр. ВС, I, 65–66; Liv., ер. 79)[140].

Очевидно, Серторий сыграл в этих событиях значительную роль, поскольку вошел в число четырех командующих антисенатскими армиями наряду с самим Цинной, а также Марием и Карбоном (Арр. ВС, I, 69; Liv., ер. 79; Flor., III, 21, 13). Более того, весьма возможно, что он являлся главным военным экспертом Цинны, коль скоро опасался конкуренции со стороны Мария и, стало быть, считал себя сопоставимой с ним по положению величиной. На этом эпизоде следует остановиться подробнее.

Пока происходили описанные события, в Этрурии высадился Марий. Здесь он набрал войско численностью до 6 тыс. чел. и прибыл к Риму (Арр. ВС, I, 67). Цинна с одобрения своих соратников пригласил его присоединиться к нему. И «только Серторий выступил против этого, то ли полагая, что присутствие столь опытного полководца, как Марий, неблагоприятно скажется на отношении Цинны к самому Серторию, то ли боясь тяжелого характера Мария и опасаясь, что тот, не зная меры в своем гневе, вызовет ужасные беспорядки и в час победы преступит пределы права и законности. Серторий говорил, что уже почти все сделано, что они и так уже добились победы, но если они примут Мария, их успех послужит его славе и могуществу, а он человек недоверчивый и неспособный делить власть с другими». Цинна будто бы согласился с доводами Сертория, но добавил, что не может взять назад свои слова. Нурсиец, посетовав на оплошность консула, признал, однако, что Мария придется принять, «ибо верность обязательствам не подлежит обсуждению» (Plut. Sert., 5, 1–3).

Весь этот пассаж чрезвычайно примечателен. Серторий выступает как единственный разумный человек в окружении Цинны, предвидя, чем грозит появление Мария. Причем его беспокоит не только необходимость делиться с ним властью, но и жестокости, которые может сотворить после победы старый полководец. Пусть это лишь предположение Плутарха, но оно органично вписывается в концепцию биографии и эффективно «работает» на образ милосердного и благородного человека; недаром его обаянию поддались апологеты Сертория[141]. В конце диалога он величественно заявляет, что верность обязательствам не подлежит обсуждению — даже в ущерб собственным интересам, как бы подсказывает Плутарх.

Но, блестящий с литературной точки зрения, этот пассаж вызывает недоумение с позиций здравого смысла. Серторий не мог не знать, что Марий уже приглашен, а потому дискуссия на сей счет изначально лишена смысла. Очевидно также, что Марий, вообще говоря, не нуждался в приглашении[142], авторитет же его был необходим Цинне (Vell. Pat., II, 20,5). Странно звучит и заявление о том, будто «уже почти все сделано»: сил для штурма Рима у противников сената явно не хватало, а мероприятия по его блокаде — захват Остии, Ариции, Ланувия, Антия — начались как раз по прибытии Мария (Plut. Mar., 42, 1)[143].

Неудивительно, что К. Ланцани весьма скептически прокомментировала данный эпизод: «Едва ли необходимо указывать на неправдоподобие и нелогичность этого рассказа»[144]. В его достоверности усомнился и Б. Р. Кац[145]. Однако сама по себе такая констатация мало что дает. Между тем рассказ Плутарха, на наш взгляд, поддается интерпретации. Конечно, мы уже не узнаем, о чем беседовали наедине Цинна и Серторий. Важно другое. Огласка содержания такого диалога была выгодна прежде всего самому Серторию — деяния Мария вызвали возмущение большинства влиятельных римлян, и вполне понятно желание нурсийца отмежеваться от них. Поэтому позднее он мог распускать слухи о том, будто уговаривал Цинну не принимать в войско Мария. Делал ли он это в действительности — вопрос в данном случае второстепенный.

Вернемся к осаде Рима. Как уже говорилось, к Риму подошла армия Помпея Страбона — одного из лучших полководцев Республики, чьи воины получили закалку в жестоких боях Союзнической войны. Командовать противостоящими ей силами был назначен Серторий (Gran. Lic, 18F; Oros, V, 19, 11)[146], что лишний раз говорит о том, насколько высоко ценил его Цинна как военачальника. По мнению Ливия, Помпей Страбон мог разгромить мятежного консула, если бы нанес удар сразу (Liv., ер. 79) — войско последнего было, «видимо, более многочисленно, но не равносильно ветеранам суровых кампаний»[147]. Однако Помпей не спешил — он хотел получить гарантии своего избрания консулом на 86 г. (Vell. Pat., II, 21, 2). Судя по всему, он вступил в переговоры с Цинной, желая договориться с ним об этом[148], но потерпел неудачу (Oros., V, 19, 10) — консульские должности на 86 г., очевидно, были уже заранее поделены между Цинной и Марием. По-видимому, именно после этого произошли события, описанные Плутархом. По его рассказу, Цинна подкупил Луция Теренция — одного из контуберналов сына Страбона, будущего Помпея Магна, чтобы тот убил последнего. Сообщники Теренция собирались поджечь палатку самого полководца. Но Помпея-младшего вовремя предупредили, и покушение на него оказалось безрезультатным (у палатки же Страбона выставили усиленную охрану). «Тотчас вслед за тем в лагере поднялась суматоха, и воины, горя ненавистью к своему полководцу и подстрекая друг друга к мятежу, начали разбирать палатки и браться за оружие. Сам полководец, испугавшись шума, не выходил из палатки. Напротив, Помпей открыто появился среди воинов, с плачем умолял не покидать отца… Воины, устыдившись, возвращались, и таким образом все, кроме восьмисот человек, изменили свое намерение и примирились с полководцем» (Plut. Pomp., 3. — Пер. Г. А. Стратановского).

Перед нами первая крупная тайная операция Сертория, организованная, безусловно, по приказу Цинны. Вероятно, последний надеялся повторить то, что ему уже удалось в Кампании, когда он переманил на свою сторону армию Аппия Клавдия[149]; правда, здесь для этого требовалось уничтожить полководца. Несомненно, среди его воинов проводилась агитация — это следует из слов Плутарха о том, что солдаты Страбона подстрекали друг друга к мятежу. Думается, однако, что причиной суматохи в лагере стала не агитация, а слух о смерти полководца. Когда же стало известно, что он жив, воины успокоились.

Хотя операция закончилась неудачно, для Сертория она имела одно важное последствие — среди перешедших на сторону Цинны, как полагают, оказались Кв. Гиртулей и Л. Инстей, члены военного совета Страбона в 89 г. (CIL, I2, 709, 9); оба они впоследствии стали соратниками Сертория[150]. В числе таковых оказались (тогда же или позднее — неизвестно) и их братья — Л. Гиртулей и Г. Инстей; Л. Гиртулей стяжал славу лучшего полководца Сертория.

137

Münzer F. Cornelius (106) // RE. Bd. IV. 1901. Sp. 1284.

138

Bulst Ch. M. «Ci

139

Gabba E. Mario e Silla // ANRW. Bd. I, 1 В. N. Y., 1972. P. 796.

140

Моммзен Т. История Рима. Т. II. С. 225; Schur W. Das Zeitalter… S. 137. Anm. 4.

141

Моммзен Т. История Рима. Т. II. С. 224–225; Schulten А. Sertorius. S. 36.

142

Ihne W. Römische Geschichte. Bd. V. S. 353. Anm. 1; Bulst Ch. M. «Ci

143

Katz B. R. The Siege of Rome in 87 B.C. // CPh. V. 71.1976. P. 335. N. 28.

144

Цит. по: Van Ooteghem J. Gaius Marius. Bruxelles, 1964. P. 305. N 2.

145

Katz B. R. The Siege of Rome… P. 335–336.

146

Münzer F. Cornelius. Sp. 1284.

147

Be