Еще шла война

В этом отрывке чувствуется большая эмоциональная сила в изображении героического трудового поступка. В романе нет «идеальных», отшлифованных со всех сторон, будто морской голыш, героев. Такой реалистический подход к изображению действительности исключает схему, при которой сразу становится ясным деление персонажей на положительных и отрицательных.

В языковом отношении роман П. Чебалина выгодно отличается от всех предыдущих произведений. Здесь весело журчит и плещется чистая струя украинского ручейка. И это закономерно, потому что герои прибыли в Донбасс из Полтавщины, Закарпатья и привезли с собою образы, интонации, все особенности живой украинской речи. Широкое и уместное использование народных пословиц и поговорок украшает и обогащает язык романа.

Возрождению Донбасса из руин и пепла после его освобождения от немецко-фашистских оккупантов посвящен роман Петра Чебалина «Еще шла война» («Донбас», 1970). Это был сложный и трудный период в жизни славных донецких тружеников, когда еще продолжалась война и в шахтерских поселках остались лишь женщины, старики да пришедшие из госпиталей инвалиды. Писатель правдиво и убедительно изображает мужественный труд женщин-горнячек, художественно мотивированно раскрывает сложные повороты человеческих судеб — ведь война оставила шрамы и в людских душах. Отсюда идет многостороннее переплетение сюжетных видов и линий. Наиболее ярко и полно выписаны образы кузнеца Недбайло, инженера Кругловой, десятника Шугая. Несомненной удачей автора является образ Сергея Королева. Человек сильного характера, неподкупный, правдивый, благородный в своих решениях и действиях, Королев олицетворяет собою партийного руководителя, способного возглавить трудовой энтузиазм рабочего коллектива. К сожалению, роман «Еще шла война» композиционно не собран, он перенаселен героями, многие из которых просто не запоминаются, так как не играют никакой роли в происходящих событиях.

Петр Чебалин предан раз и навсегда избранной теме — его новый роман «Верность» («Донбас», 1978) также посвящен славной гвардии рабочего класса — шахтерам, их жизни, чаяниям, стремлениям, трудовым свершениям. Автор раскрывает богатый и сложный духовный мир своих героев — наших современников: ответственного работника министерства Василия Вечеренко и его брата бригадира шахты «Чайкино» Сергея, секретаря парткома Курбатова и директора шахты Алышева, профессора Минаева и цветовода Репки, звеньевого Мусы Бактурова и начальника участка Загулы.

Сергей Вечеренко, возвратясь из командировки, утром приходит на родную шахту. «Уже с первой минуты Сергей вошел в этот открытый шумный мир легко и свободно, будто не уезжал никуда», — читаем в романе. Так, с радостным ощущением счастья, можно прийти только к близким, дорогим товарищам по труду. Здесь все родное, милое сердцу писателя: и люди, и узнаваемые, неброские, но такие неповторимые картины донецкой природы, и тот высоконравственный мир, в котором живут его герои. Эта открытая сопричастность автора к изображаемому делает его новый роман интересным, значительным по содержанию.

Совершенствуя свое писательское мастерство, Петр Чебалин художнически постигает все новые и новые глубины бурного потока жизни.

Константин СПАСЕНКО.

ЕЩЕ ШЛА ВОЙНА

Роман

Часть первая

…Да разве об этом расскажешь,

В какие ты годы жила!

Какая безмерная тяжесть

На женские плечи легла!

ГЛАВА ПЕРВАЯ

На рассвете полевые орудия открыли ураганный огонь по увалистому берегу, поросшему зеленым щетинистым ельником. В воздух взлетали космато-черные столбы. А через час лава за лавой ударные соединения форсировали реку и ворвались в село Луговое. Бордовое, без лучей, солнце тяжело вставало в густой бурой пыли, в смрадном клубящемся дыму полыхающих дворов.

К крайней хате с пятнистыми от пуль и осколков стенами подкатил запыленный «виллис». Из него выскочил полковой комиссар. Он помог выйти из машины политруку с подвязанной рукой. Комиссар бережно взял его под локоть и не спеша повел через поваленные ворота во двор. Из раскрытой двери густо пахнуло залежалой пылью и плесенью — застойным воздухом давно покинутого жилья.

Комиссар усадил раненого на длинную скамью, закурил трубку и, вышагивая по комнате, спросил:

— Знаешь, чья эта хата, Королев?

Тот отрицательно вяло качнул головой.

— Выходит, хоромина эта тебе не знакома, — словно с сожалением сказал комиссар и пояснил: — Председатель колхоза здесь обитал, Горб Ничипор Иванович. Фамилия, надеюсь, тебе знакома.

Королев действительно что-то слыхал об этом человеке, и, возможно, ему приходилось встречаться с ним, но не поднял головы и не отозвался. Было не до какого-то там Ничипора Ивановича: саднящая боль мешала не то что говорить, даже думать. А комиссар, казалось, воодушевленный воспоминаниями, увлеченно рассказывал:

— В Луговом я частенько бывал. Люди здесь славные и местность красивая. Да и сам председатель — дядька хоть куда! А каких в Луговом выращивали гусей, уток… А кавуны!..

Он говорил, а где-то над крышей с нарастающей стремительностью катился сверлящий рев самолетов и потрясенная взрывами вздрагивала земля.

Комиссар присел на скамью к политруку, сказал:

— Считай, что ты уже дома. Думаю, сегодня к вечеру освободим Красногвардейск, и завтра можешь отправляться на свою шахту.

— Отвоевался, значит, — глухо выговорил Королев. И, с усилием стряхивая усталость и боль, договорил тоскливо, с обидой: — Рана ведь пустяковая, товарищ комиссар. Даже кость не задело…

— Не в ране дело, — спокойно остановил его тот, — не будь на тебе даже царапины, и тогда бы довелось остаться. Надо восстанавливать шахты. Получено указание демобилизовать часть горняков. — И улыбнулся, добавив: — Возможно, на днях и меня разжалуют.

Поднялся, пошел в соседнюю комнату и сразу же вернулся с охапкой тряпья. Вытряхнул из него пыль в сенях, свалил все на железную голую кровать и принялся с солдатской аккуратностью стелить постель.

— Можешь отдыхать до утра.

Подошел к полуразвалившейся печке, взял сапожную щетку и стал начищать порыжелые от пыли сапоги.

— Что же касается твоего «отвоевался» — чистейшая ерунда, — говорил он. — Тебя ждут бои пожарче…

За стеной, с воем перелетев улицу, разорвалась мина.

Комиссар бросил щетку на плиту, оправил гимнастерку.

— Ну, мне пора, — поспешно сказал он, — пиши, как пойдут дела на шахте. Кланяйся близким. Кто-то же, наверно, уцелел…

Обнял, поцеловал и решительно шагнул за порог.

— Берегите себя, — сказал Королев, идя вслед за ним, стараясь, чтоб шаги не отдавались в ране. В сенях остановился, оперся спиной о косяк двери, поморщился от боли. Рана была не опасная, но болела отчаянно. От усилия перебороть боль он ослабел и чуть было не свалился с ног. Словно сквозь тяжелую дремоту услышал, как натужно ноюще взревел «виллис», и вскоре шум мотора начал угасать.

Королев понял, что с этой минуты с фронтом у него все покончено. Острое чувство одиночества и смутной тревоги охватило его. Чтобы немного успокоиться и унять боль, он стал ходить по хате. Заглянул в соседнюю комнату, откуда комиссар принес постель. На глухой, давно беленной стене увидел несколько потускневших семейных фотографий с загнутыми краями. Сдул с одной из них пыль, и на него в упор твердо уставился моложавый, с крепким скуластым лицом дядька в смушковой лихо заломленной папахе. Рядом стояла молодая женщина. Она старалась быть строгой, но ей не удалось сохранить серьезность: уголки губ дрогнули от улыбки, и такими, чуть вздернутыми, они и остались. С другой фотографии пристально смотрели на Королева лет 4—5 мальчик и девочка. За спиной у них, обняв детей за плечи, стояла счастливо улыбающаяся мать…