Страница 115 из 122
О Неле в тот вечер мы не вспоминали.
1964 г.
На огонек
Григорий Замков, проводив глазами поезд, некоторое время ходил по маленькому перрону полустанка, скупо освещенному одиноким фонарем. Фонарь слегка покачивало, и густые потемки то отступали за насыпь, то снова наплывали торопливой волной.
Григорий несколько раз прошелся мимо окна дежурного по станции, но ничего в нем не увидел: окно было занавешено тяжелыми шторами. Он вышел на край перрона и стал всматриваться в темноту, чутко прислушиваясь к настороженным ночным звукам. Где-то далеко прерывисто и настойчиво гудел паровоз, видимо, требовал дорогу, и воображение рисовало бескрайний простор, замерший в первом глубоком сне.
Постепенно привыкнув к темноте, Григорий разглядел вдали огонек. Казалось, он повис в бархатно-темном воздухе, то ярко и широко вспыхивая, будто собираясь взлететь, то становясь едва заметным. Не раздумывая, Григорий зашагал на огонек.
За покатой, поросшей густым высоким бурьяном насыпью, под ногами хрустко зашелестела стерня. Остро запахло свежевспаханной землей. Разглядев у весело пылающего костра три фигуры, Григорий пошел быстрее. Но не сделал он и десяти шагов, как донесся заливистый лай. Григорий в нерешительности остановился.
— Ну, чего еще там, Поджарый, — послышался басовитый добродушный голос, — коли вор — куси, а свой — пусти.
Черный лохматый пес подбежал и остановился в двух-трех шагах от нежданного ночного гостя, потянул воздух, виновато прижал уши и, лениво помахивая хвостом, нехотя поплелся обратно.
— Никак, идет кто? — спросила женщина у костра:
— Небось полевод, кому же еще быть, — ответил недовольный мужской голос, — дня ему мало, — и крикнул: — Флор Ильич, ты, что ли?
Григорий не отозвался. По мере того как он приближался к костру, все отчетливее вырисовывались фигуры. Один из сидящих, с шапкой густых волос, весь в красных бликах, подставив ладонь к глазам, вглядывался в темноту. Женщина в белой косынке, повязанной очипком, не поднимая головы, задумчиво шевелила хворостиной в костре и, казалось, чем-то была смущена. А немного поодаль, у самого шалаша, поджав под себя ноги, сидел старик в телогрейке, накинутой на плечи. Поджарый терся о его плечо, широко раскрыв пасть, словно изнемогал от жары.
— Добрый вечер, — громко сказал Григорий. — И, немного помолчав, добавил: — Простите, не помешал?
— Что там, мы не работой заняты, — отозвался старик, поглаживая войлочную бороду, и почему-то сердито посмотрел на Поджарого. Тот уловил его взгляд, покорно припал к земле, положил на вытянутые лапы голову и перестал мотать хвостом.
— Садитесь, садитесь. Видать, с поезда? — приветливо сказал молодой парень и обратился к женщине: — Катря, приглашай же гостя.
— А разве я что, Коля… — виновато посмотрела на него она. И смущенно сказала: — Присаживайтесь, товарищ. — Но тут же спохватилась: — Нет постойте, я принесу подстелить.
Катря вернулась с пестрым домотканым ковриком и заботливо разостлала его рядом со стариком. Григорий поблагодарил, поставил чемодан в сторонку и уселся, с удовольствием протянув к огню большие ладони.
В воздухе пахло жнивьем и спелыми дынями. От шалаша исходил настоявшийся душистый запах сухих трав.
— Никак, все втроем бахчу охраняете? — поинтересовался гость.
— Не угадали, — улыбнулся парень и загадочно переглянулся с девушкой. Прядь волос упала ему на висок. Он откинул ее ладонью назад, хотел было еще что-то сказать, но помешал старик.
— Втроем тут делать нечего, — вставил он, — и один от безделья волком взвоет… А вы в гости к кому или поезд поджидаете?
Григорий увидел под широким соломенным брилем маленькие, глубоко спрятанные с искрящейся лукавинкой глаза.
— Да как вам сказать… Проездом я… А ночь темная, куда пойдешь, — неопределенно пояснил Григорий, достал из кармана портсигар и протянул старику.
— Да, ноченька выдалась — не проглянешь, — озабоченно проговорил Николай. — Был бы месяц, можно б еще гектар какой вспахать… А тут, как на грех, и фара отказала.
— Дня вам мало, — сердито перебил его старик, — поночевщики.
И долго копался в портсигаре, никак не мог вынуть папиросу.
— Не поднимем черные пары в срок, сами же первые на собрании разругаете, — вступилась за парня Катря.
— Ну то в случае, если не управитесь… в срок, — не глядя на нее, пробормотал старик и по-отечески строго добавил: — Шли бы спать, скоро ночи конец.
Катря и Николай только переглянулись и промолчали.
— Значит, проездом к нам. А издалека, извините? — спросил старик, раскуривая папиросу.
— Очень издалека, — помедлив, ответил Григорий, — с Камчатки. Слыхали про такую?
— Слыхал, как же, — сказал сторож, — далеко это от наших краев…
— Там же страх как холодно! — тихо воскликнула Катря.
— Камчатский климат очень суровый, это верно, — согласился гость. — Но за четыре года я привык.
— А по какому делу, извиняйте за любопытство, командированы в те места были? — не унимался старик.
— Шахту новую открывали.
— Шахтер, выходит, — с уважением сказал Николай.
— Горный техник-проходчик, — пояснил Григорий, — вертикальные стволы гоним.
— Постой, постой, — вдруг перебил его старик, — километров этак за пять от нас, слыхал, шахту закладывать собираются. Не туда ли, случайно, путь держишь?
— Если «5-бис» называется, то угадали, — сказал гость.
— «5-бис» и есть! — обрадовалась Катря. — Наши, девчата собираются зимой на эту стройку.
— Да погоди ты, — сердито махнул на нее рукой старик, — дай толком расспросить человека.
Девушка смущенно опустила глаза и снова принялась шевелить жар хворостинкой. А старик, хмуро сомкнув брови, заговорил, будто сам с собою, с явным неудовольствием в голосе:
— Выходит, пригласили ценного человека на работу, а чтоб беспокойство проявить, «Москвича» или там грузовик какой на станцию послать, — дудки! Ночь-полночь — плетись пешком… Нехорошо это! — заключил он, упрямо крутнув головой. И опять покосился на Катрю. — Вот ты шибко грамотная, все знаешь: и про черные пары, и где какая стройка воздвигается, а чтоб поспытать человека, сыт ли он, да угостить чем есть, на это у тебя знаний не хватает.
— Ой, и правда, дедушка! — вскочила на ноги Катря. — Вы уж, товарищ, простите, я мигом. Поесть у нас есть что… — с виноватой улыбкой посмотрела она на гостя и скрылась в шалаше.
— Ну, а мы пока пойдемте кавунчик какой позвончее выберем для первого знакомства, — предложил Замкову старик.
Николай рассмеялся.
— Федот Иванович, да что там в такую темень увидишь.
— А ты про мой солнечный лучик, видать, забыл, Микола? — И вынул из кармана стеганки электрический фонарик.
Когда отошли несколько шагов от костра, повеяло речной сыростью.
— Микола этот, тракторист, зятем мне доводится, — вполголоса, будто по секрету, сообщил Федот Иванович, — с Катюхой, внучкой моей, они и месяца нет, как поженились. Бедовые оба, не приведи бог. На тракторе первый год работают, а уже на весь район в газете пропечатали. Вон там их трактор стоит, — указал он рукой в темноту. Григорий посмотрел в том направлении, но ничего не увидел.
Поджарый, все время трусивший в нескольких шагах впереди, вдруг остановился, навострил уши и зарычал. Послышался далекий плеск воды, и на черном фоне реки промелькнула светлая фигура. Кто-то переходил речку вброд.
— Какая-то вражина к огородам крадется, — сказал сторож и, сложив рупором ладони, громко и протяжно, так что эхо покатилось по темному полю, затрубил:
— Ого-го-го-го… бачу, бачу!..
Григорий даже содрогнулся от этого пугающего зловещего крика.
Когда эхо постепенно улеглось, Федот Иванович самодовольно сказал:
— Этаким манером я своих незваных гостей стращаю. И представьте — помогает. Разок, другой за ночку протрублю, а утром смотришь — все как есть на месте, никакой тебе потравы.