Страница 43 из 200
В отличие от своего заместителя Склянского, несколько раз переспрашивавшего Сталина и Зиновьева, действительно ли им нужны три полка, Лев Давидович прибыл со значительными подкреплениями, в том числе — с Башкирской кавалерийской дивизией. Зиновьев сразу же оценил последнее. Направил письмо благодарности на имя председателя Башкирского ревкома З. Валидова, не зная, что того уже сменил Х. Юмагулов. Писал:
«Тов. Троцкий уже сообщил Вам, как встретил Петроград весть о прибытии в Петроград башкирской дивизии. Нами приняты все меры, чтобы встретить и устроить башкирские войска как можно лучше. Мы уверены, что сыны башкирского трудового народа будут чувствовать среди нас как среди родных. Передайте башкирскому народу наши приветствия»141.
Вот теперь и удалось, наконец, сокрушить врага. Сокрушить, несмотря на английские танки, бронепоезда, самолеты. Уже 22 октября 7-я армия перешла в контрнаступление. 23 октября освободила Павловск и Царское село, 26 — Красное село, 31 — Лугу, 7 ноября — Гатчину и Гдов, 14 — Ямбург. Вышла на ту самую линию, которую Эстония считала своей границей — на реку Нарва и восточный берег Чудского озера.
Лишь тогда Ревель, три месяца обсуждавший с Москвой — где и когда проводить предварительные переговоры, согласился их начать. 31 декабря в Юрьеве (Тарту) было подписано перемирие, а 2 февраля 1920 года и мирный договор. С Финляндией, которая так и не поддержала Юденича, мир подписали значительно позже — 14 октября 1920 года.
Зиновьеву больше не нужно было беспокоиться о безопасности Петрограда.
Глава 6
После отъезда правительства в первопрестольную Петроград, совсем недавно элегантный и чинный, стал стремительно меняться. И не к лучшему.
Улицы почти не убирали, не ремонтировали торцовые мостовые, покрывшиеся выбоинами, а кое-где и ямами. Фасады зданий давно не красили, зеркальные витрины когда-то роскошных магазинов и ресторанов забили досками или оставили разбитыми. Исчезли лихачи, и единственным видом городского транспорта оказались трамваи. Утром и вечером, в часы пик, переполненные, увешанные снаружи теми, кто не сумел протиснуться в вагон.
Развал городского хозяйства пытались скрыть пышными революционными переименованиями. Зимний стал дворцом искусств, Таврический — Дворцом Урицкого (его имя дали еще и дворцовой площади, хотя этот руководитель петроградской ЧК слишком уж стремительно промелькнул на политическом небосводе). Сменили названия центральных проспектов: Невского — на 25 октября, Каменноостровского — на улицу Красных зорь. Но памятники самодержцам — Петру I, Екатерине II, Николаю I, Александру III — не тронули. Даже не стали задрапировывать. Как и прежде, они организовывали площади, придавали им торжественный вид. Оставили под исконными именами Петропавловскую крепость, Адмиралтейство, Смольный, вмещавшие теперь новые советские учреждения.
Петроград всеми силами стремились сохранить не только в его былом величии — столицы империи. Сохранить и как крупнейший промышленный центр страны. Но вот тут-то и начинались главные трудности.
Во-первых, город после революции потерял две трети своего населения, сократившегося с 2, 3 миллиона человек до 700 тысяч в 1920 году. И не только за счет бежавших «бывших» — аристократии, крупной буржуазии и чиновничества. В значительной мере из-за чуть ли не непрерывных мобилизаций рабочих в Красную армию — 170 тысяч человек всего за два года. Притом уходили на фронты гражданской войны прежде всего кадровые рабочие, наиболее сознательные коммунисты. Но так как заводы и фабрики Петрограда, хотя и далеко не все, а лишь те, без которых не могла обойтись Советская Россия, оборонные, должны были давать продукцию, старых рабочих сменили у станков вчерашние крестьяне, срочно набранные по деревням губернии.
Во-вторых, чтобы продолжать выпускать остро необходимую продукцию, заводам и фабрикам Петрограда нужно было сырье — в основном чугун, сталь, прокат, а для городской электростанции — уголь. Но снабжение всем этим от петроградских властей практически не зависело. Все решали в Москве. В наркоматах, главках.
В-третьих, в еще большей степени Петроград зависел от Москвы в снабжении населения продовольствием. Хлебом и крупами, сахаром и маслом, мясом и чаем, кофе. Всем тем, что из охваченных гражданской войной Украины, Северного Кавказа, Поволжья, Сибири перестало поступать во все центральные губернии. Рассчитывать можно было только на овощи из пригородных деревень.
Вот эти-то три задачи, как казалось, не имевшие решения, и стали причиной постоянных забот, нескончаемой головной боли для Зиновьева. И для тех, кто вместе с ним отвечал за судьбу Петрограда.
Однако вскоре выяснилось иное. Пролетарская сознательность пролетарской сознательностью, но именно последняя проблема и определяет главное — отношение населения к власти, напрямую завися от продовольственного кризиса, нараставшего с каждым днем.
Не оставалось больше сомнений, что от пролетарской революции выиграло прежде всего... крестьянство. Уже получившее помещичью землю и даже собравшее с нее первый урожай. Тот, который и должен был бы прокормить и деревню, и город. Но так не произошло. Крестьяне не торопились расставаться с хлебом и мясом по твердым ценам, установленным государством. Слишком уж быстро обесценивался рубль, начавший свое падение еще осенью 1914 года. А потому они сбывали в городах продукты питания либо по спекулятивным, явно завышенным сверх меры ценам, либо выменивали их на одежду и обувь, предметы ширпотреба, которые давно перестали поступать в деревню.
Поэтому еще 27 (14) февраля 1918 года СНК РСФСР принял постановление о создании заградотрядов. Призванных не допускать провоз в города «мешочниками»-спекулянтами еды более чем по 8 килограммов на человека. Когда и такая, явно паллиативная, мера не помогла, 27 мая последовало новое постановление о формировании на фабриках и заводах продотрядов. Тех, что и должны были обеспечить рабочих, их семьи продовольствием.
1.
Уже к августу в продотряды петроградских заводов и фабрик записалось более трех тысяч человек. Они и доставили тогда в город на Неве 3, 5 тысячи тонн хлеба, 32 тонны картофеля, многое иное142. Но то, что привозили продотряды, выглядело каплей в море и в старой столице продовольственный кризис продолжался. А вместе с ним росло и недовольство горожан.
В конце декабря 1918 года на обувной фабрике «Скороход» (свыше 5 тысяч человек, в основном женщины) прошла забастовка143. А 6 марта 1919 года забастовали и на важнейшем для страны Путиловском заводе, еще год назад насчитывавшем около 30 тысяч высококвалифицированных рабочих. И та, и другая стачка — явление вполне нормальное, особенно для тех дней. Рабочие и работницы требовали увеличения размера выдачи хлеба, повышения зарплаты, но без изменения нормы выработки. Малопонятным выглядело только одно — требование ликвидировать заградотряды144. Ведь у рабочих не было ни денег на продукты питания, привозимые «мешочниками», ни вещей для обмена.
Зиновьев воспринял забастовку на Путиловском довольно спокойно. Даже не подумал замалчивать ее. Говорил о ней, выступая вместе с Лениным на многотысячном митинге 13 марта в Народном доме. Говорил и на следующий день — на заседании Петросовета.
«Я сегодня был, — поведал Григорий Евсеевич, — на Путиловском заводе, с утра. С тем, чтобы столковаться с рабочими». И тут же пояснил, какими те стали за последнее время. «Теперь Путиловский завод, — напомнил он, — уже не тот, каким он был раньше. С Путиловского завода мы сняли не менее 20 тысяч человек, причем мы сняли лучших людей. Первый отряд в армию мы послали с Путиловского завода. Все дальнейшие мобилизации также касались его».
Только пояснив, кто именно бастует, перешел к требованиям, выдвинутым ими. К резолюциям. «Там есть все, — заметил Зиновьев, — кроме деловых, серьезных пролетарских требований. Часть их они списали с левоэсеровских листовок — насчет “комиссародержавия” и прочее... Приблизительно такое же положение создалось на “Скороходе”. Однако громадное большинство заводов и рабочих осталось спокойными»145.