Страница 39 из 200
Правда, с Финского залива ее поддерживали корабли Балтийского флота (3 линкора, 1 крейсер, 6 эсминцев, 7 подводных лодок) под командованием быв. контр-адмирала А. П. Зеленова.
В столь трудную минуту Зиновьев посчитал своим непременным долгом остаться в Петрограде. Сделать все для его защиты. Даже пренебрег святым для себя — событиями, которые потрясали в те дни Центральную Европу. Сделавшими и Коминтерн, и ИККИ крайне необходимыми, важными.
21 марта в Будапеште была провозглашена Венгерская советская республика, что изменило... ситуацию в регионе. Сразу же приступив к социальным реформам, она решила еще и восстановить территориальную целостность страны, значительную часть которой Верховный совет Антанты передал, невзирая на преобладание там венгерского населения, соседним государствам как аванс за будущий союз. Словакию — Чехии, Трансильванию — Румынии, Банат — Югославии. И вот теперь две красных армии, венгерская и российская, вполне могли соединиться в Карпатах. Начать совместный поход в Германию. Тем более, что и там — в Бремене 10 января, в Мюнхене 13 апреля — также были провозглашены советские республики.
Похоже, мировая пролетарская революция, на которую столь надеялись большевики, началась. Тем не менее глава Коминтерна остался в Петрограде.
3.
Нет, Григорий Евсеевич не собирался играть оловянными солдатиками или уподобляться Троцкому, изображая гениального полководца. Просто взял на себя роль посредника между Москвой, Серпуховым с Полевым штабом Красной армии и командованием 7-й армии. Вместе с тем, Зиновьеву пришлось отстаивать интересы и Западного фронта в целом, считавшегося третьестепенным: после Восточного, на котором наступал Колчак, и Южного, где Деникин, непрерывно наращивая силы, быстро продвигался на север и запад, занимая Украину.
Даже 13 мая, когда Северный корпус внезапно начал наступление сразу по трем направлениям — к Копорскому заливу, на Ямбург, Гдов, Псков, командование Красной армии не восприняло такие действия противника как достаточно серьезную угрозу Петрограду. И только из-за того, что на Карельском перешейке, самом опасном участке фронта, сохранялось некое спокойствие.
Объяснявшееся весьма просто: Маннергейм ожидал от Колчака официального признания независимости Финляндии, и до его получения не желал поддерживать Юденича.
Все же положение слишком очевидно выглядело катастрофичным, что и заставило Зиновьева обратиться непосредственно к Ленину. Написать ему:
«Я держал три дня это письмо, не хотел посылать. Я думал, может быть, я слишком мрачно вижу. Увы, теперь жалею только о том, что не послал раньше.
Дело, несомненно, идет опять к худшему. Юденич получает значительные резервы. Эстония — пока мы бессильны — страхует себя на оба случая и для этого дает Юденичу отдельные полки напрокат. Финны станут делать то же.
Питер мы потеряем неизбежно, если не переведем сюда в кратчайший срок одну из лучших дивизий. Это мое глубокое убеждение.
Военные отделываются тем, что «посылают» по одному полку (плохонькому) через час по чайной ложке, и все пропадает непроизводительно. Присылаемые до сих пор подкрепления дали нам возможность выиграть две недели. Но эти две недели пропали даром в смысле окончательного решения вопроса.
Конечно, ужасно тяжело торопить Вас и требовать сил с других фронтов. Но как подумаешь, чем грозит нам потеря Питера, то решаешь: это необходимо сделать»126.
Не дожидаясь подкреплений, возглавляемый Зиновьевым Комитет обороны Петрограда, уведомив Москву, пошел на отчаянный шаг. 18 мая все три линкора флота — «Петропавловск», «Гангут», «Севастополь» — и два эсминца сопровождения снялись с якорей и взяли курс на север. Приблизились к бывшему русскому форту «Ино», оказавшемуся теперь на финской территории и представлявшему величайшую угрозу в случае военных действий. Его крупнокалиберные орудия в 305 и 254 мм могли нанести страшный ущерб как Кронштадту, так и Петрограду. Огнем всей корабельной артиллерии превратили «Ино» в груду развалин и вернулись на свою стоянку.
Разумеется, такое Хельсинки не мог оставить без ответа. На следующий день направил в Москву ноту протеста, напоминавшую ультиматум. Отметившую обстрел форта «без всякой причины» и посчитавшую, что «правительство Российской советской республики... пытается создать конфликт». А потому заключившую: правительство Финляндии «вынуждено предпринять со своей стороны все необходимые меры для защиты неприкосновенности финляндской территории»127.
Спустя два дня наркому Чичерину пришлось отправить в Хельсинки ответную ноту, в которой уничтожение форта было названо «актом самозащиты». Однако тем дипломатическая переписка не завершилась. К наркомату по иностранным делам присоединился Зиновьев. 22 мая «Правда» опубликовала на первой полосе его статью «Петроград под угрозой», гневно обличавшую лидеров Антанты Ллойд Джорджа и Клемансо, их пособников Маннергейма и Юденича. И завершавшуюся такими словами: «Перед лицом опасности мы еще и еще раз заявляем: мы не хотели и не хотим войны, даже с нынешним правительством Финляндии.
Не мы ждем этого конфликта, его ищет другая сторона. Мы не сделаем ни одного такого шага, который помог бы Маннергейму ввести в заблуждение финский народ и представить дело так, будто с нашей стороны Финляндии угрожает какая бы то ни было опасность...
Никакой войны Финляндии мы не объявляем, но мы заявляем в последний раз, что на всякую попытку посягнуть на Петроград финская буржуазия поплатится так, как она этого заслуживает».
Такая уверенность и смелость появились у Зиновьева далеко не случайно. В том же номере «Правда» опубликовала обращение ЦК РКП, о котором он наверняка знал, а может, и сам писал (слишком уж близка их лексика, да и дух), — «На защиту Петрограда! ». Ставшее своего рода ответом Григорию Евсеевичу на его письмо Ленину:
«До последнего времени Петроградский фронт имел только второстепенное значение. За последние дни дело резко изменилось. Положение обрисовалось с полной ясностью. Империалисты со злостью, несомненно, решили взять Красный Петроград.
Они подкупили и натравили на Петроград белогвардейцев финских и эстонских. Они вооружили и бросили на Петроград русские белогвардейские отряды генерала Юденича, полковника Балаховича и генерала Родзянко...
Красный Петроград находится под серьезной угрозой. Петроградский фронт становится одним из самых важных фронтов Республики Советов...
ЦК предлагает питерским организациям мобилизовать всех до единого рабочих и всех ответственных партийных работников, как то было в корниловские дни.
ЦК предлагает партийным и советским организациям губерний Петроградской, Новгородской, Псковской, Тверской, Олонецкой, Северо-Двинской, Вологодской (эти две губернии сверх тех, кого они должны дать Восточному фронту), Череповецкой и Витебской всех своих мобилизованных по постановлению комитетов партии и профессиональных союзов отправить в распоряжение Западного фронта на помощь Петрограду как можно скорее, дорог каждый час. Петроград должен иметь такое количество вооруженных сил, какое нужно, чтобы защитить его от всех нападений. Советская Россия обещает ему это количество вооруженных сил.
Скорее на защиту Петрограда! »
Несколько ранее, 17 мая, Совет обороны, возглавляемый Лениным и включавший Троцкого, решил все же удостовериться, каково истинное положение под Петроградом, не паникует ли понапрасну Зиновьев, для чего и направил в старую столицу Сталина.
Сталин, прибыв в Петроград 19 мая, принял участие в совещании, на котором присутствовали Зиновьев, главком И. И. Вацетис, командующие Западным фронтом Д. Н. Надежный и 7-й армии — А. К. Ремезов. Однако прийти к общему решению они не смогли. А потому Григорий Евсеевич вместе со Сталиным отправился на фронт, вернее, сначала в Старую Руссу, где располагался штаб Западного фронта, затем в Гатчину, Кронштадт, Сестрорецк. Об увиденном Сталин 25 мая доложил Ленину.
Для начала отметил самое, с его точки зрения, главное: «Ни главком, ни его начальник штаба не знают отправленных в Питер частей. Отсюда сюрпризы вроде того, что под видом полков 2-й бригады или кавалерийской бригады из Казани направляются почти пустые единицы (неукомплектованные полки — Ю. Ж. ). По крайней мере, пока что Питер получил всего шестьсот курсантов действительно боеспособных». Однако далее, предлагая собственное решение, допустил серьезный просчет. «Нам нужно, — сообщал он, — всего-навсего три пехотных полка, конечно, боеспособных, и один, по крайней мере, кавалерийский полк для того, чтобы прогнать всю свору за Нарву. Если бы вы могли эту маленькую просьбу исполнить своевременно, эсты были бы прогнаны еще вчера»128.