Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 189 из 200

На следующий день, 25 августа, приговор был приведен в исполнение.

Реакция и на процесс, и на приговор и в СССР, и за рубежом оказалась на удивление схожей. Советские газеты поспешили опубликовать статьи, заголовки для которых, да и содержание брали из речи Вышинского. Западная пресса также одобрила приговор, правда, на собственный лад.

Так, Уинстон Черчилль в комментарии от 4 сентября 1936 года для газеты «Ивнинг стандарт», с которой он в то время сотрудничал, писал:

«В чем смысл и последствия тяжелой сцены казней в Москве?.. Если когда-либо отсутствие человеческих слез в подобном случае было оправдано, так это по отношению к старой большевистской гвардии. Тут были отцы российской коммунистической революции, архитекторы логично выстроенной Утопии, которая, как нас уверяли, должна была стать устройством всего мира; пионеры прогресса “левых”; люди, чьи имена и преступления стали притчей во языцех для всего мира. Все они приведены к смерти товарищей Сталиным, генеральным секретарем их партии.

Я сказал “все”? Нет, все, кроме одного. Троцкий все еще живет, смущая добронравных норвежцев, а вдова Ленина посылает ему сигналы отчаяния, которые слабо различимы в российских сумерках. Ушли герои британской Социалистической партии (лейбористской — Ю. Ж. ): Каменев, создатель англо-советского торгового соглашения; Зиновьев, автор знаменитого письма перед парламентскими выборами, расстрелян в клочья советскими винтовками. Томский, получивший золотые часы от Конгресса британских тред-юнионов, вышибет себе мозги выстрелом, чтобы избежать приговора. Что это значит? Что это предвещает?

Многие люди, которые не были шокированы долгожданным возмездием этим злодеям, безмятежно посылавших на смерть бесчисленные тысячи людей, тем не менее испытывают отвращение к судебному фарсу. Его механизм позволяет пролить свет на таинственную природу коммунистического государства. Мы видим отдельные проблески того, что было нам неизвестно. На какие-то мгновения мы ощущаем то, что было за пределами нашего размышления. Прежде всего, поражает ненормальное поведение подсудимых. Они все признают свою вину. Они рассуждают о грандиозности своих преступлений. Они приветствуют справедливое наказание. Каждый в свою очередь повторяет слова, которые были вложены в их уста с помощью методов, которые мы не в состоянии разгадать. Конечно, напрашивается объяснение, что им была обещана жизнь за цену своего унижения, а затем они были обмануты и лишены этой награды. Странное дело, но такая сделка произвела бы хорошее впечатление за пределами России. Мы видим, что существует пропасть в психологии между коммунистическим и остальным миром...

Каковы последствия этой резни для России как военного фактора в равновесии сил в Европе? Нет сомнения в том, что Россия решительно отвернулась от коммунизма (выделено мной — Ю. Ж. ). Состоялся сдвиг вправо. Тема мировой революции, которая лежала в основе троцкизма, треснула, если не разрушена вообще. Русский национализм и империализм без короны проявляет себя более грубо,

но и более весомо. Возможно, что было бы лучше, если бы Россия в старом обличии личного деспотизма открывала больше точек соприкосновения с Западом, чем с проповедниками Третьего интернационала. Во всяком случае, Россию теперь легче понять (выделено мной — Ю. Ж. ). Это обстоятельство имеет меньшее значение для мировой пропаганды, но значительно большее для самосохранения общества, боящегося острого германского меча»763.

Конечно же, Черчилль был ярым антикоммунистом, одним из инициаторов и организаторов интервенции стран Антанты в Советскую Россию. Вот отсюда неприкрытое злорадство его комментария в «Ивнинг стандарт». И все же следует признать: он обладал гигантским политическим опытом (член парламента с 1900 по 1929 год, на министерских постах с 1908 по 1929 год), а обратившись к публицистике, стал и опытнейшим аналитиком. Эти-то его способности и позволили ему разглядеть суть московского процесса. С которым он, правда, знакомился по чужим репортажам. Суд над Зиновьевым и другими, по мнению Черчилля, сыграл значительную роль для «самосохранения» СССР, готовившегося к отражению удара «острого германского меча».





И все же бывший британский министр упустил — слишком уж он был далек от знания положения в ВКП(б) — не менее существенную деталь. Посчитал, что на скамье подсудимых оказалась вся, кроме Троцкого, «старая большевистская гвардия». Черчилль, как и очень, очень многие, не догадывался, что суд над Зиновьевым и Каменевым открыл чреду столь же громких московских процессов, о чем можно было довольно легко догадаться по тому, что говорили подсудимые.

Еще до окончания процесса, на вечернем заседании 21 августа, Вышинский поспешил сделать многозначительное, весьма неожиданное заявление.

«На предыдущих заседаниях, — обратился он к суду, — некоторые обвиняемые — Каменев, Зиновьев, Розенгольц — в своих показаниях указывали на Томского, Бухарина, Рыкова, Угланова, Радека, Пятакова, Серебрякова и Сокольникова как на лиц, причастных в той или иной степени к их преступной контрреволюционной деятельности, за которую обвиняемые по настоящему делу и привлечены сейчас к ответственности.

Я считаю необходимым доложить суду, что мною вчера сделано распоряжение о начале расследования этих заявлений обвиняемых в отношении Томского, Рыкова, Бухарина, Угланова, Радека и Пятакова, и в зависимости от результата этого расследования будет прокуратурой дан ход этому делу. Что касается Серебрякова и Сокольникова, то уже сейчас имеющиеся в распоряжении следственных органов данные свидетельствуют о том, что эти лица изобличаются в контрреволюционных преступлениях, в связи с чем Сокольников и Серебряков привлекаются к уголовной ответственности»764.

Так заблаговременно, вполне открыто Вышинский сообщил о, как оказалось вскоре, двух следующих процессах, выросших из идущего. О процессе тех, кого на скамье подсудимых объединили в некоем «Параллельном антисоветском троцкистском центре», проходившем в январе 1937 года. Обвиняемыми на котором стали видные участники революции и гражданской войны, перед арестом занимавшие значительные посты в народном хозяйстве СССР: Г. Л. Пятаков — заместитель наркома тяжелой промышленности, Г. Я. Сокольников — заместитель наркома лесной промышленности, К. Б. Радек — заведующий отделом международной информации ЦК, Л. П. Серебряков — заместитель начальника Управления шоссейных дорог и автотранспорта, Я. А. Лившиц — заместитель наркома путей сообщения, Я. Н. Дробнис — заместитель начальника Химического комбината в Кемерово (Кузбасс), М. С. Богуславский — начальник Сибмашстроя в Новосибирске, С. А. Ратайчак — начальник Главхимпрома, наркомтяжпрома, еще девять человек.

Обозначил в своей обвинительной речи Вышинский и процесс по делу «Антисоветского правотроцкистского блока», проведенный в марте 1938 года. На этот раз на скамье подсудимых оказались бывшие члены ПБ А. И. Рыков — в 1924-30 годах глава правительства СССР, а затем нарком связи, Н. И. Бухарин — редактор газеты «Правда», журнала «Большевик», фактический глава ИККИ после снятия Зиновьева, а с 1929 года — редактор газеты «Известия». Кроме них, подсудимыми стали Г. Г. Ягода — нарком внутренних дел, А. П. Розенгольц — нарком внешней торговли, Г. Ф. Гринько — нарком финансов, М. А. Чернов — нарком земледелия, В. И. Иванов — нарком лесной промышленности, Н. Н. Крестинский — заместитель наркома иностранных дел, Х. Г. Раковский — председатель СНК Украины в 1919— 1923 годах, а в дальнейшем на дипломатических постах, а также первые секретари ЦК Белоруссии — В. Ф. Шеренгович, Узбекистана — А. Икрамов.

Наконец, также из дела объединенного троцкистско-зиновьевского центра (по показаниям Розенгольца, Мрачковского и Дрейцера) возник еще один процесс, третий по хронологии. Проведенный в обстановке секретности — без малейшего упоминания в печати. В июне 1937 года, названный впоследствии делом «Антисоветской троцкистской военной организации в Красной армии» лишь потому, что наиболее известными подсудимыми оказались М. Н. Тухачевский — заместитель наркома обороны, И. П. Уборевич — командующий Белорусским военным округом, И. Э. Якир — командующий Киевским военным округом, А. И. Корк — бывший командующий Московским военным округом, Б. М. Фельдман — его заместитель, В. М. Примаков — заместитель командующего Ленинградским военным округом.