Страница 157 из 200
Тем не менее, Рютин в «Платформе» призывал: «Устранение Сталина и его клики нормальными методами, гарантированными Уставом партии и советской Конституцией, совершенно исключено». А коли так, чтобы избежать окончательной гибели пролетарской диктатуры, необходимо «силой устранить эту клику и спасти дело коммунизма»645.
Оба рютинских документа не только делали все, чтобы опорочить Сталина, призывая к его «свержению». Они еще и дискредитировали общенародный порыв, выразившийся в невиданном прежде энтузиазме, стремлении, несмотря на все новые и новые трудности, как можно скорее выполнить и первый, и второй пятилетние планы. И потому уже 27 сентября, менее чем через две недели после получения доноса, ЦКК завершила расследование. Но, как тут же оказалось, то был лишь его первый этап. Второй начался незамедлительно.
Парткомиссия — орган Президиума ЦКК, занимавшаяся исключительно персональными делами коммунистов, а точнее, один Е. М. Ярославский, поспешила принять обязательное в таких случаях постановление. Им четырнадцать человек, включая Рютина, присутствовавших на обсуждении прокламации и «Платформы», одобривших и оба документа, и предложение создать «Союз марксистов-ленинцев», исключили из рядов ВКП(б) (даже Рютина, уже не состоявшего в партии) «как разложившихся и ставших врагами коммунизма и советской власти, как предателей партии рабочего класса, пытавшихся создать подпольным путем под обманным флагом “марксизма-ленинизма” буржуазно-кулацкую организацию по восстановлению в СССР капитализма и, в частности, кулачества». Под последним названным грехом подразумевался отказ от коллективизации и индустриализации, на деле означающий возвращение к НЭПу.
Второй пункт постановления оказался более важным для продолжения расследования: «ЦКК предлагает ОГПУ выявить не- выявленных еще членов контрреволюционной группы Рютина, выявить закулисных вдохновителей этой группы и отнестись ко всем этим белогвардейским (? — Ю. Ж. ) преступникам, не желающим раскаяться до конца и сообщить всю правду о группе и ее вдохновителях, со всей строгостью революционного закона»646.
4.
Не дожидаясь помощи ОГПУ, Е. М. Ярославский продолжал собственное, сугубо партийное следствие. «Опросил», как в ЦКК называли допросы, Н. А. Угланова. До 1929 года — кандидата в члены ПБ, секретаря ЦК, руководителя столичной партийной организации, а затем наркома труда СССР, через десять месяцев переведенного с понижением в Астрахань председателем госрыб- треста, потом возвращенного в Москву — начальником сектора товаров широкого потребления Наркомтяжпрома. Всегда подчеркивавшего свою идейную близость к Бухарину.
Еще накануне принятия постановления ЦКК, 26 сентября, Ярославский выяснил: Угланов получил оба рютинских документа. На следующий день вызнавал: когда Угланов встречался с Рютиным, о чем говорил. Наконец, 1 октября попытался добиться признания опрашиваемого, что он являлся своеобразным посредником между Рютиным и лидерами «правых», в чем и преуспел.
Председателю парткомиссии не составило труда узнать от Угланова, что тот и не думал скрывать: да, он встречался по партийной работе не только с Рютиным и Бухариным, но и с учениками последнего.
С Я. Э. Стэном. До 1930 года — членом ЦКК, заместителем директора Института Маркса-Энгельса, заместителем заведующего Агитпропа ИККИ. Затем объявленным «воинствующим идеалистом» и переведенным на работу в Институт энергетики. Показавшим на допросе в ОГПУ, что знаком с обоими рютинскими документами, получил их от уже арестованного Г. Е. Рохкина, сотрудника ОГИЗа (Объединенного государственного издательства), члена «Союза марксистов-ленинцев».
С А. Н. Слепковым. Заведующим Агитпромом ИККИ, членом редколлегий газеты «Правда» и журнала «Большевик». В 1928 году снятого со всех должностей и отправленного в Ростов-на-Дону, преподавателем местного пединститута.
А так как Слепков в период расследования трудился вне Москвы, Ярославский смог представить рютинский «Союз» не как столичную организацию, а охватывающую страну. И потому с этого момента «дело Рютина» стало «делом Рютина-Слепкова». Так звучало солиднее, значимее. Столь важное «достижение» помогло буквально в последний момент внести коррективы в постановление объединенного пленума ЦК и ЦКК, принятое 2 октября. Гласившее:
«1. Одобрить постановление ЦКК об исключении из партии членов контрреволюционной группы Рютина-Слепкова, именовавшей себя “союзом марксистов-ленинцев”. 2. Пленум ЦК ВКП(б) и Президиума ЦКК поручает Политбюро и Президиуму ЦКК принять самые решительные меры для полной ликвидации деятельности белогвардейской контрреволюционной группы Рютина-Слепкова, их вдохновителей и укрывателей».
Под «вдохновителей» участники пленума надеялись с помощью Ярославского и ОГПУ подвести Бухарина, а «укрывателями» должны были стать все, кто читал рютинские документы. О необходимости таких лиц говорил последний пункт постановления:
«3. Пленум ЦК ВКП(б) и Президиума ПКК считает необходимым немедленное исключение из партии всех, знавших о существовании этой контрреволюционной группы, в особенности читавших ее контрреволюционные документы и не сообщивших об этом в ЦКК и ЦК ВКП(б), как укрывателей врагов партии и рабочего класса (выделено мной — Ю. Ж. )»647.
Содержало ли данное постановление какое бы то ни было нарушение законности? Отнюдь нет. Ведь предлагая устранение силой Сталина и других членов руководства страны, создавая для того тайную организацию, Рютин — хотя бы как бывший секретарь райкома — обязан был знать Уголовный кодекс РСФСР. Знать: с этого момента он и остальные участники его «Союза» подпадают под статью 58-1, определявшую такой «союз» как контрреволюционную, то есть преступную организацию:
«Контрреволюционным признается всякое действие, направленное к свержению, подрыву или ослаблению власти рабоче-крестьянских советов и избранных ими на основе Конституции Союза ССР и конституций союзных республик рабоче-крестьянских правительств Союза ССР».
Кроме того, статья 58-10 предусматривала: «Пропаганда или агитация, содержащая призыв к свержению, подрыву или ослаблению советской власти,.. а равно распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания влекут за собой лишение свободы на срок не менее шести месяцев».
Наконец, статья 58-12 гласила: «Недонесение о достоверно известном готовящемся или совершенном контрреволюционном преступлении влечет за собой лишение свободы на срок не ниже шести месяцев»648.
Все это Рютину следовало не просто знать, но и твердо помнить. Сознавать, что рано или поздно им и его сотоварищами займется и партколлегия, и ОГПУ. Непременно раскроют его нелегальную организацию, с участниками которой он столь безжалостно поступал. Найдут, скорее всего, и очень скоро, тех, кто успел прочитать оба его опуса. И все же Рютин не думал о последствиях своих деяний.
Между тем среди близких к Рютину по духу, по взглядам началась паника. Свидетельством того стало заявление в ПБ Бухарина уже на следующий день, 7 октября, по возвращению из отпуска. Чуть ли не впервые писавшего, ничуть не заботясь ни о столь прославившем его стиле, ни об элементарной логике. Еще бы, приходилось себя спасать.
«Имею заявить, — обращался Бухарин к членам ПБ, — следующее. 1. Я не могу не протестовать против упоминания моего имени некоторыми товарищами в таком контексте, который бросает на меня хотя бы какую-либо тень. 2. Само собой разумеется, что мое отношение к контрреволюционным документам и организациям, о которых шла речь на пленуме, и о существовании которых я впервые узнал из рассказа тов. Рыкова о закрытом заседании, может быть только одно.
Я полагаю также, что и простое несообщение о такого рода возмутительных контрреволюционных документах даже в том случае, если оно субъективно объясняется крайним легкомыслием, есть объективно величайшее преступление против партии. Существование этой контрреволюционной группы, получение от этой группы ее документов, недоведение об этом до сведения партии, чем содействовали ее деятельности (так в тексте — Ю. Ж. )»649.