Страница 25 из 40
Если иметь предвзятую идею о единоличном создании текста, о том, что один автор создал сразу всю поэму, то нужно будет придумывать причины, по которым он ввел в поэму такую фигуру, рассуждать о его таинственных намерениях или неудачной реализации творческих планов. Но если не иметь предвзятых идей и хотя бы допускать постепенное формирование поэмы последовательно многими авторами, то объяснение напрашивается само собой, и к нему действительно пришли аналитики: Нестор включен в поэму поздно, когда она в основном уже сформировалась и все решающие действия были уже расписаны, отданы другим героям. Нестору оставалось пристраиваться к изложениям этих действий спереди и делать вид, что все происходит по его советам (а если неудача, то — вопреки им). Он, например, все время уговаривает поссорившихся вождей (Агамемнона и Ахилла) помириться — и в I песни (тщетно), и в IX, перед посольством. Казалось бы, самый раз включить его в посольство — и мудрый, и уважаемый, и жаждущий примирить вождей. Но в посольство он не включен. Почему? Очень просто — потому, что к моменту его вхождения в поэму послы уже были избраны.
Встает вопрос: зачем же его ввели в поэму? Для каких целей? Если понимать под целями художественные потребности, надобность этого персонажа для совершенствования поэмы, то вопрос неправомерен, коль скоро речь идет о героическом эпосе. Таких художественных целей у певцов могло и не быть. Эпические персонажи обладали каждый своим кругом почитателей, даже культом, числились чьими-то родоначальниками, чьими-то племенными героями, и певцы должны были с этим считаться, если хотели иметь успех. Включить того или иного героя в репертуар нужно было просто потому, что, как оказывалось, он популярен у того населения, которое раньше не слышало данную песнь или не было влиятельным (а теперь стало), или не имело этого героя (а теперь обзавелось им). Это не обязательно было так, но такие причины включения новых героев возможны. Лучше поставить вопрос иначе, шире: не использовано ли включение нового героя также и в художественных целях?
Э. Бете показал, что Нестор несет функциональную нагрузку в поэме — он служит для связи разных блоков сюжета, может быть, разных версий. Так, вводя «Патроклию» (XVI песнь), которой вначале в поэме не было, певец должен был как-то подготовить новые, неожиданные события. До введения «Патроклии» Ахилл обещал вступить в бой, как только враги подступят к ахейским кораблям и подожгут их. Это произошло, и пора Ахиллу вступать в бой. Но по новой раскладке событий в бой вступит не Ахилл, а Патрокл в доспехах Ахилла. Это не было предусмотрено и выглядит немотивированным. Вот для подготовки этих событий и введен эпизод (исследователи назвали его «Несторидой» — это вторая половина XI песни), в котором Нестор уговаривает Патрокла совершить именно то, что будет сделано в «Патроклии». Кстати, отсюда хронологический вывод: «Патроклия» введена либо одновременно с введением Нестора, либо еще позже.
Три с половиной десятилетия тому назад на острове Исхия близ Сицилии, раскапывая древнегреческую колонию Питекусы, выведенную с Эвбеи, археологи нашли черепок от сосуда третьей четверти VIII века до н. э. с надписью гекзаметром:
Поскольку это одна из первых греческих надписей вообще (начало письменности!) и поскольку она сделана гекзаметром, как «Илиада», даже оформлено деление на стихи, исследователи немедленно увидели в ней намек на кубок Нестора из «Илиады», в котором служанка подавала Нестору и Махаону питье в «Несториде» (XI, 632–637). А это значило бы, что около середины VIII века, то есть очень рано, сценка из «Несториды» уже существовала!
На деле такой близости с «Илиадой» нет. Кубок Нестора в «Илиаде» золотой, тяжелый, с четырьмя рукоятками (по паре голубиных фигурок у каждой) и на ножке («двоедонный»). А тут простенький глиняный сосудик, и назван он в надписи обыденным термином «потерон», а не торжественным «депас», как тот, что в эпосе. Эпитет Афродиты «прекрасноувенчанная» в эпосе у нее не встречен, зато нередко применяется к богиням в архаической письменной поэзии. Нестор — частое имя у греков, и хозяин кубка, заинтересованный в любовной магии, явно не имел отношения к старцу Нестору из «Илиады».
В I песни «Илиады» у Нестора есть одна важная особенность: он один из всех главных героев представлен слушателям. Агамемнон, Ахилл, Патрокл, Одиссей — каждый появляется без разъяснения, кто это такой. Как если бы они уже были известны, как если бы о них уже шла речь. И только вступление Нестора в диалог предварено семью строками разъяснения — о его отечестве, титуле, возрасте, умениях (247–253). Кроме него, в I песни представлен слушателям только Калхант, герой второстепенный. Из основных — только Нестор.
Многие исследователи задавались вопросом о причинах такого отличия. Унитарии объясняют это случайностью, аналитики — поздним включением Нестора в поэму. По этому объяснению, прочие герои (Агамемнон, Ахилл и др.) столь примелькались слушателям, что при повторных исполнениях эпопеи уже не требовалось их представлять, и все их представления были удалены из текста; в таком виде, мол, эпопея и стабилизировалась, а Нестор ко времени стабилизации текста еще не успел стать знакомым — пришлось сохранить ознакомительную характеристику. Но высокую пластичность эпопеи до включения в нее Нестора вряд ли допускала жесткая форма гекзаметров, в которые отливался эпос, особенно учитывая, что речь идет о начале эпопеи, обычно быстрее достигающем канонизированной формы.
Логичнее предположить, что Агамемнон и другие герои все же были представлены слушателям, и представления эти сохранялись, и сохранились бы до наших дней, но были отрезаны вместе со всем началом. То есть предположить, что «Илиада» начинается не с начала. Агамемнон при его первом упоминании назван по отчеству без имени — просто Атридом, так что даже не очень ясно, о котором из двух Атридов речь — об Агамемноне или Менелае. Такую неясность не стерпело бы любое начало поэмы, даже воспроизведенное после неоднократного исполнения. Отсечение прежнего начала скорее всего было одной из операций важнейшего и сложного акта — выделения и оформления самостоятельной поэмы из более аморфной, непрерывной эпической ткани — эпопеи о Троянской войне в целом. Следовательно, Нестор был включен в «Илиаду» либо при этом выделении, либо после него.
По общему мнению ученых — и аналитиков, и унитариев, — у ионийских сказителей эпоса мотивы для избрания Нестора душой ахейской коалиции имелись. И в «Илиаде», и в «Одиссее», и в других поэмах Нестор — сын Нелея, основателя Пилоса. Геродот (I, 147) и Павсаний (VII, 2, 1–4, 7) сообщают, что в эпоху греческой колонизации Нелеиды утвердились как царские династии в ионийских городах Малой Азии — Милете, Приене, Эрифре, Миунте, Эфесе и др. По легенде в Колофон переселенцы прибыли непосредственно из Пилоса, а в другие города они (и это говорится о тех же людях!) переселились не сразу из Пилоса, а предварительно осев надолго в Афинах. Вытесненные дорийцами из Пилоса, Нелеиды бежали в Афины и стали там править, а уж оттуда их потомки отправились в Малую Азию. Знатнейшие роды Аттики возводили себя к Нелею и Нестору — Алкмеониды, Писистратиды, Леониды и Кодриды, в Ионии правили в основном Кодриды. Главным богом Ионийской лиги, охватывавшей двенадцать городов Малой Азии, был Посейдон — по «Одиссее», покровитель Пилоса. Три исторических центра были связаны с деятельностью Нелеидов — Пилос, Афины и ионийский Милет. Выбирая из трех и решая, который из них обусловил влияние на эпос, сказавшееся во включении Нестора, исследователи предпочитали Милет: он ближе к очагу бытования эпоса на заре истории. Все это лежит на поверхности.
Лишь немногие смотрели глубже и подвергали сомнению эту традиционную конструкцию. Они отмечали, что в Ионийской лиге почитается Посейдон Геликонский, а гора Геликон находится в Беотии, стало быть, культ этого бога привезли с собой беотийские колонисты (они отмечены в Ионии), а не пилосцы. Ионийские генеалогии, как и многие другие, несут на себе следы искусственной сконструированности, в частности, двенадцать сыновей у Нелея очень уж назойливо напоминают о количественном составе Ионийской лиги — о ее двенадцати городах. Кстати, Нестор в «Илиаде» (XI, 692) рассказывает, что он единственный из сыновей Нелея спасся от гибели при нападении Геракла, все остальные погибли.