Страница 22 из 24
Глава 8 Журавлиные перья. Часть 2
ГЛАВА 8. Журавлиные перья. Часть 2
Ром-Белиат уже утонул в сине-сиреневой мути, когда они подъехали к венчающей город Красной цитадели.
Легендарный храм Закатного Солнца, сердце Красной цитадели, был возведен на месте высадки боевых кораблей, почти три столетних периода назад спасшихся с Лианора. Спустя сорок семь лет после окончания строительства новый храм был освящен схождением благодатного солнечного огня, знаменующего долгожданное, дарованное вновь благословение небожителей. С этого сакрального момента и вела начало эпоха Красного Солнца или, как ее называли Совершенные, эпоха Второго Рассвета, сменившая Смутное время, которое никто из них не хотел принимать в расчет. Совершенные предпочли бы забыть о позорной странице своей истории, ибо в ту пору они были слабы, рассеяны по Материку и лишены покровительства бессмертных обитателей Надмирья.
Поражающая воображение архитектурная конструкция шпилем уходила куда-то в небо, высотой превосходя любое здание Запретного города. На фоне всех виденных сегодня монументальных циклопических сооружений Райар невольно почувствовал себя совсем маленьким и незначительным — словно крохотное насекомое, по ошибке залетевшее в каменный мешок города. Всё же, таким, как он, здесь неуютно: большой Ром-Белиат подавлял своим величием.
Вход в храм Закатного Солнца украшала фигура феникса из красной яшмы. Расправив гигантские крылья, огненная птица величаво взирала на явившихся с вершины маршевой лестницы из редкого розового мрамора. По этой длинной парадной лестнице к ним спускался молодой человек. Он шел не быстро и не медленно, а в самый раз так, как положено, чтобы приветствовать верховного жреца. Движения встречающего не выглядели ни непочтительно суетливыми, ни излишне формальными — оставаясь при этом в достаточной степени торжественными, как и обязывал момент.
Райар вытаращил глаза, с живейшим любопытством рассматривая незнакомца и про себя дивясь до такой степени отточенным манерам и светской выучке. По сравнению с Совершенными молодой человек был не слишком высок ростом, с кожей тонкой и почти прозрачной, что, в целом, характерно для уроженцев севера, а одежды запрещенного цвета сообщали всем окружающим, что перед ними — старший ученик храма Закатного Солнца.
Хрупкий и изящный, как фарфоровая статуэтка, незнакомец имел правильные черты и необычную, хоть и привлекательную, наружность. Белоснежные волосы, напоминающие журавлиные перья, рассыпались по плечам, мягко присобранные у концов в свободную косу. На лице застыло восхитительное ледяное равнодушие, а прозрачные северные глаза больше всего на свете походили на две голубые льдинки.
Райар фыркнул. Что и говорить, человек с такими бледными и тяжёлыми глазами не мог не быть породистым аристократом с развесистым родословным древом за плечами. И последний штрих — надменно вскинутая голова с первого же взгляда выдавала в этом человеке гордеца.
А первое впечатление редко бывает обманчиво.
— Аве Великому Иерофанту! — не удостоив остальных присутствующих даже беглым взглядом, произнес северянин и преклонил колени пред Красным Фениксом. Негромкий голос его прозвучал ровно, почти безразлично, безо всякого намека на благоговение.
Несмотря на отсутствие показного пиетета, кочевника здорово покоробило такое унизительное, по его мнению, приветствие. В Халдоре нравы были куда проще, и более любых материальных благ ценилась свобода. Вождь Степных Волков никогда не заставил бы соплеменников падать ему в ноги, словно жалким рабам.
Но интересно то, что и встречавший их юноша прибыл из краев, где никогда не было рабства: испокон веку владетели Севера решительно противостояли военной ярости Лианора. Когда только началось первое вторжение, мореходам удалось быстро захватить прибрежные земли и установить на них свои порядки, но на этом атака захлебнулась: долгое время Совершенные не могли продвинуться вглубь Материка.
Север же так и остался неприступен — и во время первого, и во время второго вторжения.
И вот тринадцать лет назад между Ангу и Ром-Белиатом впервые был заключен мирный договор, и гарантом этого мира выступил не кто иной как шестилетний наследник владетеля Ангу, отправленный в Ром-Белиат в качестве ученика храма Закатного Солнца. Ученичество было необходимым условием для заключения мира, ради которого трудились долгими годами. Эта история была известна всем.
В какой-то степени судьбы их были схожи, да и выходец из Ангу был ненамного старше его самого, а потому Райар с пристальным вниманием вглядывался в собрата по несчастью, пытаясь понять, что за человек перед ним. Тот выглядел прекрасно воспитанным и утонченным, однако в манерах скользила известная надменность.
— Ваша светлость мессир Элирий Лестер Лар, благословенный небесами Красный Феникс Лианора, — опустив ладони на мрамор, тем временем продолжил молодой северянин. — Храм Закатного Солнца приветствует верховного жреца и хранителя священного цвета.
Длинное имя и титулы Совершенного вновь прозвучали для кочевника как заклинание.
— С возвращением, Учитель, — всё тем же бесстрастным голосом добавил сын владетеля Ангу и, низко склонив голову, прикоснулся губами к когда-то блестящему, а сейчас покрытому грязью остроносому сапогу Красного жреца.
— Яниэр, душа моя, встань, — шелковый голос Совершенного медом пролился в лиловый полумрак. — Не обязательно приветствовать меня как низкорожденному.
Не сдержавшись, Райар громко хмыкнул. Неужели? Чего ж тогда жрец не остановил юношу и не поднял его, когда тот униженно валялся перед ним в пыли? Дожидался перечисления всех регалий? Какое лицемерие.
— Учитель отсутствовал так долго, — почему-то северянин не торопился вставать, воспользовавшись щедрым предложением Великого Иерофанта. — Ваш ученик счастлив оказать наставнику должные почести. Это радость для меня.
Видимо, все присутствующие расслышали еще один неуместный смешок с его стороны. Поднявшись, названный Яниэром мимоходом глянул на кочевника, глянул с отвращением, как глядят на последнее отребье или, допустим, кусок грязи, прилипший к походной обуви Красного Феникса, которую он только что целовал. На бледных губах северянина остался след от желтой дорожной пыли, которую он не смел смахнуть перед лицом своего наставника.