Страница 47 из 87
Глава 7 Краски Скаллена
Никогда раньше такого Шакнар еще не видывал. Сотни заводских труб выбрасывали в небо Фаркрайна разноцветные дымы. Струйки белых дымов, шлейфы желтых и два толстых рыжих столба. Домны. Шакнару уже рассказали на подъезде к Скаллену. Эти два гиганта вели к самым большим металлургическим цехам, что снабжали весь Факрайн чугуном и изделиями из него. Ездовые болтали, что над городом завсегда видно зарево и этот огненный отсвет указывает дорогу к нему за много миль. Наверное, солоно пришлось бы его жителям, если бы их дома стояли близко к заводам. Пыль, чад — окна не распахнуть. Но граждане Скаллена предусмотрительно отстроили свои жилые кварталы на другой стороне реки, что разделяла город на две части. А на заводском берегу остались только производства да конторы, их обслуживающие. Ну, еще, может, десяток постоялых дворов для всякого заезжего делового люда. Шакнар всего насчитал шесть мостов, которые соединяли фабричную часть Скаллена с обжитой. Разного размера, высоты и ширины, хотя от таможенной заставы разглядеть их отчетливо было невозможно. В дно реки упирались мощные каменные опоры, а пролеты мостов были подняты на большую высоту. Это под мачты судов, которыми тесно была забита речная гавань. В основном — баржи, но среди них виднелись белоснежные и легкие силуэты парусников, а также выделялись корабли для перевозки пассажиров. Их можно было легко узнать по круглым гребным колесам с обеих сторон корпуса. Шакнар оторвался от созерцания Скаллена, потому как стражник пропустил телегу, что стояла в очереди перед ними, и теперь занялся их транспортом. Ханчи говорил, что доедут они с комфортом — подвода практически порожняя, и, как водится, почти не соврал. Возчик, что правил ей, сидел замотанный до самых глаз в какое-то нелепое покрывало. Шакнар тогда еще спросил в чем дело, на что шустрый делец-гоблин ответил, мол, не знает, может, захворал бедолага! Оказалось — в той телеге везли из Бегенча в двух мешках какой-то специальный ингредиент для скалленских мануфактур и этот ингредиент распространял вокруг настолько удушливый смрад, что ни один купец не согласился грузить свой товар по соседству с такой вонючей штукой. Но выяснилось это, уже когда караван тронулся в путь, так что Шакнару пришлось смириться. Правда, Хала через короткое время начала отчаянно чихать. Пришлось на ее морду намотать такую же повязку, как и у кучера. А к вечеру того же дня и сам Шакнар ехал с влажной тряпкой на лице, от всей души проклиная пройдошливого Ханчи.
Таможенник-гном быстро осмотрел товар на их подводе. На пуму он до поры не обращал внимания.
— Ага. Груз маракла. Нужная вещь, хотя и гадостная. Придется вам, товарищи, одежду в отмочку класть. Денька на два. И все шмотье, которое в мешках лежит, заодно. Позвольте получить тридцать вешек подати в управу за ввоз маракла. Так… А это у нас кто? — его палец вопросительно ткнулся в направлении Халы.
— Львица, — ответил Шакнар. — Я ее хозяин.
Вряд ли кто из боевых товарищей узнал бы сейчас легендарного «Жизнь в сапогах». Плечи военачальника покрывал полосатый армяк, подпоясанный такой же материи ремешком, а на голове сидел видавший виды лисий малахай. Когда Ханчи принес для своего соратника гражданскую одежду, он остался весьма доволен примеркой и присовокупил, что в таком виде Шакнар совершенно не будет притягивать излишних взглядов. Оно и верно. Кому захочется долго глазеть на такого оборванца?
— Львица, значит, — стражник задумчиво выпятил нижнюю губу. — И что мне с вами делать?
Шакнар молчал, не зная, как себя вести. Хала опасливо втянула голову в плечи и притушила огоньки своих желтых глаз.
— Нет, никак не могу пропустить, — огорченно заявил таможенник. — А ну кинется на кого? Лапа-то — быка может свалить. Всю телегу вон заняла.
— Куда ей кидаться? — миролюбиво возразил Шакнар. — Вся переломанная, одной ноги нет.
— Не знаю… А переломанная-то отчего?
— Оползнем придавило в горах.
— Пон-нятно… Нет, я сам не могу. Придется за начкаром бежать. Пусть он решает. Эй, народ! Не толпиться, не напирать! Всех запустим без задержек! — стражник повернулся и степенно прошествовал в направлении будки с односкатной крышей, что стояла в двух десятках шагов от пропускного пункта.
Отсутствовал он долго. Стал накрапывать дождик, отчего шкура Халы быстро покрылась мокрыми клоками шерсти. Наконец стражник, утирая масленые губы, объявился в сопровождении дородного гнома в расстегнутой форменной куртке, сквозь которую торчало объемистое пузо в белой нательной рубахе. В правой руке начальник караула держал копченую сомовью голову.
— Львица, — дыхнув затейливым перегаром, безошибочно определил старший таможенник. — А вы, товарищ, кто сами будете? — обратился он к Шакнару.
Около подводы выросла щуплая фигурка гоблина — главного по каравану. Он до этого суетился в хвосте — перекладывал мешки, что-то считал и ругался в возчиками.
— Он артист — дрессировщик из самого Армакода, — выпалил гоблин. — Собирается демонстрировать зверя для почтенной публики Скаллена. Животное обучено, двери не царапает, на улицах не слабится, прохожих не пугает. Очень любит детишек.
Шакнар вытаращил глаза на караванщика. Это он-то артист⁈
— Тогда другое дело. Ишь ты какой хищник, а сама на прокорм себе зарабатывает. Поглажу? — и рука в сомовьем жиру потянулась к мокрому львиному лбу.
Шакнар зажмурился.
— И вправду добродушная. Добро пожаловать в Скаллен, товарищи артисты. Проезжай, не задерживай!
Орк разлепил веки. И наткнулся на почти человеческий взгляд Халы. Сердитые глаза пумы сказали ясно: «Хозяин! Будешь еще давать меня лапать сальными руками, я точно кого-то покалечу. Возможно даже, что и тебя!»
Телега въехала в предместья гномьего города и покатила по мощеным тесаным камнем улочкам между одно- и двухэтажными домами. Дождь унялся, опять выглянуло солнышко. В зеленых палисадниках резвилась детвора, хозяйки вновь вывешивали на бельевые веревки стираную одежду. На тротуаре звонко горланил лотошник:
— Налетай весело, кому брюхо свело! Налитушки с яйцом, пирожки с визигой!
Шакнар сделал торговцу знак, и тот мигом подскочил к телеге.
— Сколько?
— Вешка.
— Держи за пару.
Орк разломил половину пирога с визигой и протянул Хале. Он до сих пор чувствовал себя не в своей тарелке. Пума недовольно отвернула морду, словно хотела упрекнуть: «Хозяин, ты с ума сошел? Я что — лошадь или корова⁈ Львы такое не едят!»