Страница 31 из 87
— Мы не променяем свои предгорья ни на одно место в мире.
— Может, Нургай попробует их обжить?
— Они — кочевники. Сам знаешь.
— Понятное дело. Для любого народа нет ничего краше Родины. Так? Конечно, так! Тогда на кой, скажи, тебе земли эльфов?
— Ну, земля производит различные дары.
— Угу. Дары. Товар. Деньги. Вот мы опять вернулись к деньгам. Будешь еще спорить?
— Да чтоб тебе рожу чирьи вздули! Плевать мне на все расчеты. Просто мы правы, а они — нет! Мы — хорошие, они — плохие.
— Ставлю сто цехинов на то, что на другой стороне думают точно так же!
Шакнар сердито отвернулся. Ханчи бросил на него сочувственный взгляд, а потом достал из торбы гоблинскую лепешку-завертыш с начинкой из требухи, разломил и протянул орку половину. Шакнар со вздохом взял еду, поднес к морде Халы, но пума даже не открыла глаза. Лишь ее бок под одеялом вздымался от прерывистого дыхания.
— Как считаешь, долго нам еще ползти по этим перевалам?
Ханчи с усилием протолкнул внутрь откушенный кусок и ткнул черным от засохшей земли пальцем в направлении утеса, что преграждал им путь.
— Посмотрим, что находится вон за той горой. Важно, чтобы Юкагир держал направление. Может, тогда и дойдем.
Шакнар осторожно придвинулся к горячему боку Халы и стал укладываться на ночлег. От жара металлической болванки снег вокруг стаял в жирную грязь. Ветер понемногу превратился из воющего волка в негромко ворчащего пса. Льдистые снежинки уже не метались над их головами, а тихонько падали на плечи.
— Держись, Хала, — тихо попросил Шакнар, чуть коснувшись губами ее палевой шерсти. Он немного еще посмотрел, как поднимается и опадает войлочная накидка на ее израненном теле, а потом положил голову на свой походный мешок.
На следующий день они перевалили еще за один горный хребет и им открылась зеленая долина у его подножия. Они различили в ней рощи, увидели полосато распаханные поля, а еще дальше глазастый Юкагир рассмотрел город. Строения в нем были сложены из тесаного камня и лепились густо друг к другу. Несмотря на то, что до обжитых мест было еще больше дня пути, им показалось, что в воздухе повеяло домашним теплом и запахами очага. Шакнар почувствовал, что внутри все дрожит, словно натянутая тетива лука. Глаза застилала пелена. Ханчи фамильярно хлопнул по плечу бывшего командира и радостно воскликнул:
— Бегенч! Слышишь? Это — Бегенч!!!
— Тихо! — шикнул на него «Жизнь в сапогах». — Вдруг лавина?
Гоблин испуганно втянул голову в плечи. Но лавины по счастью не случилось.
Соленая вода разъедала глаза. Пальцы рук стали мыльными. Лодка вильнула, вновь зарываясь носом в волну. Прямо рядом с бортом Галвин увидел острый шпиль рифа, весь зеленый от водорослей. Гребцы изо всех сил налегли на весла. Шлюпку тряхнуло, ее дно с тревожным хрустом проскребло по очередному подводному валуну. И все. Впереди лежала ровная водная гладь бухты и берег. Впрочем, земля почти не просматривалась из-за множества аккуратных домиков на толстых деревянных сваях. За некоторыми из них через полосу прибоя тянулись узкие хвосты пристаней и настилов, другие просто стояли в воде, словно коренастые великаны, которым вздумалось искупаться.
— Прорвались, — выдохнул Догмал. — Страшно было?
Громмард недоуменно передернул плечами. Он не понял значения вопроса. Навигатор быстро опустил ладонь в воду и выдернул ее через мгновение с зажатой в кулаке серебряной рыбой.
— Богатое место, — жмурясь от удовольствия, сообщил он.
А Галвин во все глаза рассматривал прибрежные строения и фрагменты пейзажа, который проглядывал сквозь их ряды. Он заметил, что сразу за полосой литорали земля вздымалась прямоугольными уступами. Наверняка это было сделано специально — местные таким образом защищали свои сады от свирепых петронелльских приливов. Инженер увидел пирамидки кипарисов, широкие зонтики инжира, между которыми пламенели огненными цветами кусты делоникса. Как бывший алхимик, он прекрасно разбирался в ботанике, поэтому с жадным любопытством разглядывал растительные культуры прибрежной зоны. Его поразила гармоничность всего увиденного. Люди здесь просто жили и старались устроить свою жизнь с максимальным комфортом. Галвин поймал себя на мысли, что невольно выбирает место для береговой батареи, прикидывает сектор обстрела, и невесело рассмеялся.
— Просто живут. Все тихо. Нет войны, — произнес он, заново прислушиваясь к значению сказанных слов.
Догмал наблюдал за ним с ничего непонимающим лицом.
За кормой шлюпки разбегались стрелки кильватерных струй. Берег приближался и расступался. Теперь Галвин различал сетчатые изгороди неводов на просушке, изгиб утоптанной дороги, что уходила куда-то вверх, стайку детворы и оранжевый вымпел воздушного змея над ней. В стороне от поселка, на пустом участке галечного пляжа гном заметил одинокую фигуру. Инженер привычным жестом надвинул на глаза телескопическую оптику, навел резкость и вздрогнул.
— Правим прямо на него, — сказал гном внезапно охрипшим голосом.
Ростом синий демон превосходил обычного человека, телосложение имел массивное, которое казалось еще более внушительным от надетого на нем широкополого бушлата. В руках ракша сжимал древко короткого копья с настолько широким рожном, что при случае оно могло сойти и за меч. Через увеличительные стекла Галвин сумел рассмотреть даже его зрачки. Молочно-белые, словно две жемчужины. Инженер с юности помнил, что у ракшей цвет зрачков был не менее индивидуальным, чем цвет волос у людей. Гранатовые или сердоликовые глаза ребенка считались признаком лидерских способностей, а детям со зрачками цвета голубого топаза или еще более светлыми прочили карьеру воина или боевого мага. Демон на берегу был солдатом, Галвин в этом не сомневался. О его ратном прошлом говорили и серебряные кольца на коротких кривых рогах. Их число по обычаям ракшей равнялось количеству воинских деяний, которые можно было приравнять к подвигам. Хвост демона обвивал его черный сапог, будто толстая голубая змея.
Шлюпка уже готовилась причалить к берегу на легкой прибойной волне, а ракша замер у среза воды и без всяких эмоций взирал на ее приближение.
— Внимание! Слушайте меня все! — голос Галвина дрогнул от напряжения. — Ни одного слова! Чтобы даже не пикнул никто! С ним говорю только я.