Серебряный цветок

Ариен нашёл Наю у скалы недалеко от пещеры. Она сидела, привалившись спиной к большому камню и смотрела в небо, теребя пальцами его подарок в волосах. По лицу женщины сложно было понять, какие эмоции она испытывала. Для Ариена всё было решено с самого начала: он не боялся умереть от руки Матери Ар'тремон - статус её мужчины для него с самого начала был всё равно, что рабский ошейник; единственное, чего он на самом деле боялся - это стать причиной смерти Наи. Он не хотел подвергать её опасности, но, в то же время, он хотел быть рядом с ней - эти желания невозможно было совместить, и в итоге он не мог решиться ни отвернуться от неё, ни подойти. Первое означало бы обмануть и предать и её, и себя, второе - против воли заставить её рисковать собой. На самом деле Ариен думал, что Ная знала о его связи с Матерью Ар'тремон с самого начала и просто тянула время, потому что не могла принять для себя решение, присматриваясь к нему, проверяя его, оценивая, но сегодняшняя её реакция показала, что он был не прав - она ничего не знала. Слова, брошенные им Асину, были сказаны просто на эмоциях, просто потому что Ная отреагировала на них, как на приговор, и у Ариена невольно создалось впечатление, что она в тот момент всё для себя решила, лишив его даже призрачной надежды. Но если терять уже было нечего, то теперь можно было говорить обо всём прямо, и пусть это ничего бы не изменило, но хотя бы один раз он мог сказать Нае то, что хотел с самого начала.

— Моя госпожа...

— Твоя, Ариен? Быть живым тебе не нравится? — усмехнулась женщина, переведя на него взгляд.

Сейчас её окончательное решение зависело от того, что он скажет дальше, и Нае даже самой было интересно, как Хаос распорядится её судьбой. На самом деле, она хотела, чтобы Ариен показал ей, что готов последовать за ней в бездну. Смотря на него, в ней поднимался азарт и желание снова пойти против всех правил, доказав, что она может победить даже там, где это казалось невозможным.

— Моя, — тихо, но уверенно повторил мужчина.

— Нас убьют, — Ная вертела в руках цветок, вплетённый в её волосы, и продолжала испытывающе смотреть на него снизу вверх, — но, если хочешь знать, меня это не особо пугает.

— Неизвестно, кто убьёт нас раньше: монстры в тоннелях или Мать Ар'тремон, — Ариен опустился рядом со своей предводительницей, — если такова воля моей госпожи, то для меня смерть рядом с ней предпочтительнее рабства Дома Ар'тремон.

Ная улыбнулась. Теперь, когда у неё появились все ответы, она почувствовала себя на удивление легко. Безумство риска придавало остроты жизни и делало Ариена для неё только ещё более желанным. Почему-то всё это казалось правильным. Где-то внутри сошёлся какой-то пазл, и Ная рассмеялась:

— Интересно, от кого нам удастся бегать дольше?

— Может, Хаос будет на нашей стороне. Никто ведь не знает, что будет дальше, — Ариен, пожав плечами, тоже улыбнулся: смех предводительницы разрушил появившееся было между ними напряжение — она приняла его не смотря ни на что, и у него почему-то тоже появилось ощущение, будто всё наконец-то встало на свои места, будто всё теперь было именно так, как и должно было быть с самого начала. Все его опасения оказались напрасны.

— Хаос со мной исключительно в конфликтных отношениях, — сморщилась Ная, предпочитая промолчать о том, что и сама думала о том же самом: в их мире могло произойти всё что угодно, а вдруг им бы удалось победить?

— Тогда нас всё равно двое против одного, — засмеялся Ариен.

— Ага, двое летучих мышей против виверны, — согласилась женщина, притягивая его к себе и прижимаясь к его губам: наконец-то она могла целовать его и ни в чём больше не сомневаться; трогать его, как ей вздумается, и знать, что он тоже этого хочет. Её руки заскользили по его плечам и ниже по груди. Одним легким движением она пересела ему на колени и стянула с себя рубашку — больше у них не было причин сдерживать себя и ждать.

Никто из них не знал, когда их жизни оборвутся, и жертвовать чем-то из-за страха они не собирались: в конце концов, Мать Ар'тремон была всего лишь очередным монстром подземелий, который, вероятно, попытается их убить, если доберётся.

Для Наи Ариен был мужчиной, который ей нравился, который мог и хотел принадлежать ей, даже если это было запрещено — он определённо стоил того, чтобы ради него рисковать всем. Для Ариена Ная была воплощением свободы и женщиной, ради которой он был готов жить и умереть — для него быть с ней рядом было единственным верным решением.

Тёмные эльфы всегда знали, что любой день мог быть последним — слишком много опасностей окружали их со всех сторон. Именно поэтому их собственные законы так часто нарушались, радуя Хаос. «Жить этот день, как последний: если завтра может не наступить, нет смысла бояться будущего. Если не сейчас, то может быть уже никогда.» В их мире своей смертью умирали немногие. Хотя тёмные эльфы и могли дожить до семиста лет, реальная средняя продолжительность их жизни была всего около трёхсот.

Глава 8. Второе задание

Злополучный последний цветок искали ещё две ночи. Отряд прочесал весь лес в зоне досягаемости вдоль и поперёк, а уходить дальше время не позволяло. Как не крути, а к рассвету нужно было возвращаться в пещеру.

Но на третий день, пока все спали, Ариен во время своего дневного дежурства принёс целый букет. Разбудив Наю, он показал ей цветы. Сравнив их с описанием в задании, они выдохнули с облегчением: можно было идти домой.

— Где ты их взял, кастусы эти? Мы их столько искали, что я даже название запомнил, — хохотнул Шиин, собираясь вечером на охоту вместе с Ариеном. Прежде чем отправляться обратно в Таэмран, нужно было запасти ещё еды в дорогу: дичь, которую они поймали день назад, съел дракон Аэна, за что Иран обещал вышвырнуть тварь из пещеры, но угрозу до сих пор так и не выполнил.

— Они растут прямо на скале около входа в пещеру. Просто на ночь чашечки цветов закрываются, поэтому мы их и не заметили, - объяснил Ариен.

После такого ответа, отряд дружно выругался: интересно, как по мнению их заказчика, они должны были найти проклятые кастусы без такой информации?

За эту ночь Ная высушила цветы, а мужчины приготовили убитого Ариеном и Шиином оленя. День они проспали, а вечером, после того, как стемнело, последний раз сходили к реке, чтобы искупаться и привести в порядок одежду. Когда с последними приготовлениями было покончено, отряд вернулся в пещеру.

Аэн прощался с драконом, как с родным, любовно гладя крылья все ещё связанное животное и вздыхая, но в конце концов он перерезал верёвки и отпустил ящера у выхода из пещеры. Дракон тут же забрался на выступ и, расправив вылеченные Аэном крылья, взлетел в ночное небо.

— Что ж, мне даже понравилось, — задумчиво произнесла Ная, провожая взглядом ящера.

— Мне тоже, — улыбнулся Кьяр, — было весело. Правда, Асин?

Асин под смех отряда, демонстративно закатил глаза и пошёл в сторону тоннеля: в дебрях измерений он видел такое веселье - своё неудачное перевоплощение в светлого эльфа он точно никогда не забудет.

***

Тьма подземелий радовала всех, кроме, может быть, Ариена — ему было без разницы. Но остальные за прошедшие пять дней так устали от постоянно саднящих и слезящихся из-за дневного света глаз, что теперь были счастливы оказаться в кромешной темноте.

По дороге обратно Асин пытался научить Ариена защищаться от магии сознания, но получалось из ряда вон плохо. Если Нае за предыдущие две недели ему удалось более-менее всё объяснить и показать, и теперь ей оставалось только практиковаться и оттачивать навык, то Ариену эта магия не давалась совершенно и за все двенадцать суток до города они практически не продвинулись.

Зато Иран наконец-то простил Кьяру злосчастную шкуру за двадцать медяков после того, как тот поделился с ним случайно пойманной во время дежурства белой саламандрой — деликатес всё-таки.

Таэмран встретил отряд привычным тихим гулом голосов и оранжевым сиянием огненного циферблата на высоком потолке огромной пещеры. Кварталы Домов расчерчивали улицы высокими заборами и защитными барьерам. Двенадцать огромных особняков в центре каждого из них возвышались над улицами, уступая только зданию Совета. На рыночной площади привычно было не протолкнуться, постоялые дома и таверны кипели жизнью, а магический шар, висящий над городом горел привычным голубым, оповещая, что опасности нет.