Страница 56 из 66
Алеманны герцога Хродоберта шли назад, к Новгороду. Усталые, грязные и голодные люди тащились по лесным дорогам, погибая от стрел и копий, что летели почти непрерывно. Поначалу они разделились на несколько колонн, так, как привыкли делать в землях саксов, фризов и васконов. Так было удобней грабить, и так легче было кормиться на вражеской земле. Они поняли, что это смертельная ошибка, лишь когда две колонны попали под удар княжеской конницы, и были вытоптаны начисто копытами злых мохнатых лошадок. Юркие всадники, часть из которых оказалась степняками, а часть — пацанами с жидкими усишками, даже в бой поначалу вступать не стали. Они просто расстреливали беззащитную пехоту, искалечив множество воинов срезнями, широкими, в два пальца наконечниками. Страшные раны оставляли эти стрелы, и множество бойцов истекло кровью в горячке боя. Германцы дрогнули, и отступили, и тогда уже всадники порубили их, бегущих, саблями и побили булавами.
А потом пришла весть, что кавалерия лангобардов погибла почти полностью. А потом Хродоберт узнал, что бавары предали и ударили лангобардам в спину. А потом он внезапно осознал, что это конец, и остатки армии нужно срочно уводить из этой злой земли. Назад, к королевскому лагерю, плелось едва ли восемь тысяч человек, многие из которых были ранены. Это была половина из тех, кто вышел разорять этот край. Да, они разорили его, с этим не поспоришь. Да только много ли нужно времени, чтобы откопать новые землянки и срубить избы? Уж чего-чего, а дерева тут в достатке. Алеманны вышли к берегу Инна, а до Новгорода было еще два дня пути…
— Ваша светлость, разъезды вендов впереди замелькали, — доложил дружинник, который только что вернулся из разведки. — Много чаще, чем раньше. Я их лагерь с пригорка видел, день пути до него. Ждут нас впереди, ваша светлость, не пройти нам.
— С…суки! — выдохнул Хродоберт, и обхватил голову, перевязанную окровавленной тряпицей. — Передай всем: привал, тут остаемся.
— Догонят же, ваша светлость, — непонимающе посмотрел на него воин.- И утро же еще, до привала далеко.
— Делай, что говорят, — рыкнул на него Хродоберт. — Всех герцогов и графов сюда зови. И пошевеливайся!
Знать франков и алеманнов собралась быстро, и получаса не прошло. Суровые мужики, исхудавшие за время похода, с лицами, покрытыми пылью, в грязной одежде, вопросительно смотрели на командира. Никто не роптал, но настроение тут у всех было хуже некуда. Полное дерьмо, а не война. Хуже был только поход в Италию при Брунгильде, когда двадцать герцогов Австразии через Альпы со своими отрядами перешли, а их там лангобарды в пух и прах расколотили. Кто тогда в бою не погиб, умер, сраженный эпидемией дизентерии. Редкие счастливцы, которые назад через земли алеманнов возвращались, сполна вкусили вкус мести озверевших горцев. Ведь франки поначалу очень весело через те земли прошли, с огоньком, так сказать… Десятки тысяч воинов остались тогда в Италии ворон кормить, домой лишь единицы добрались. Вот и здесь что-то похожее намечается.
— Там впереди, конница вендов и авар, — обвел всех тяжелым взглядом Хродоберт. — Если пойдем вперед — нам конец. Пойдем назад — нам конец. Останемся тут — нам конец.
— Что предлагаешь? — хмыкнул Баронт, герцог из Нейстрии. — Может, сразу на мечи бросимся? Так я лучше в бою умру, как воин.
— Плоты, — коротко сказал Хродоберт. — Плоты рубить и плести щиты из веток. Никому не спать, не срать и не жрать. Всем работать, у кого раны позволяют. На два десятка воинов — один плот. Надо до завтрашнего полудня вниз по реке уйти. Если к левому берегу прижмемся, то стрелы не достанут. У нас времени день, не больше. Потом венды сами за нами придут. И тогда да, Баронт, ты погибнешь, как воин. И мы все до единого вместе с тобой.
Лагерь германцев, упавших было на землю без сил, закипел, словно похлебка на костре. Люди забегали и засуетились. Мало подходящее дерево срубить, нужно его от сучьев очистить и до воды дотащить. Люди, которые уже всякую надежду потеряли, работали, как проклятые. Поняли все, что только так они могут от конного лучника уйти, и это придало сил даже тем, кто давно их потерял.
Отличное, просто отличное место для битвы подобрал Деметрий! Никак не обойти его войску, что идет к Новгороду. Прямо за ним переправа удобная, тут другой такой на много миль нет. Самослав осмотрел поле, и лесок, за которым спрячется конница, и овраг, который погонит отступающих франков в бутылочное горлышко, где их всех положат лучники. План будущей битвы был отточен до мельчайших деталей. Он не подразумевал героизма и подвигов. Князь с прошлой жизни терпеть всего этого не мог. Подвиг — это когда рядовой своей кровью искупает ошибки командира. Не нужно никакого героизма! Лучше пусть будет побольше мертвых врагов.
Поле было вымерено шагами. Вот тут станет пехота франков и алеманнов, тут — пехотные тагмы словен. Отсюда тяжелая конница пойдет шагом, здесь перейдет на рысь, вот тут — на галоп. Прогнали коней по нескольку раз. Нельзя боевого коня до времени утомить, уж больно много железа он на себе несет. Вроде бы готово словенское войско к будущей битве, только франков все нет. Князь даже беспокоиться стал, не случилось ли с ними чего по дороге. Но нет…
— Княже! — разведчик из недавних выпускников Сотни легко спрыгнул с коня и ударил кулаком в грудь. — Франки по воде уходят.
— Что??? — в голос спросили Деметрий и Самослав. На их лицах было написано неописуемое удивление.
— Плоты! — простонал Деметрий. — Да как же мы не учли это? Карает господь слепотой за гордыню нашу! Тьфу ты, пропасть!
— Плоты, — подтвердил всадник. — Идти туда смысла нет, государь. Не успеем. С берега стрелами их тоже не взять. Щиты из веток сплели.
— Государь! — к нему подскакал еще один гонец, но уже из Новгорода. — Беда, государь! В столицу поспеши. Франки вот-вот в город прорвутся!
— По коням, — сжал скулы Самослав. — На Новгород идем. У нас день в запасе будет. Если повезет, два.
За день до этого.