Страница 16 из 23
– Ох, – спохватился я, – ты у нас одна без доступа осталась… Пойдем, пропишу тебя в пользователи.
– Послушай, пап, – сказала она, пока я прижимал ее перепачканную смазкой ладошку к камню авторизации. – Я поняла, в чем проблема с мораториумом. Это же совершенно очевидно, не понимаю, чего мы тупили так!
– Я до сих пор туплю, – признался Иван, – у меня нет идей.
– Ну, пап, вспомни, как он устроен! Это же просто!
– Васькин, не издевайся над престарелым отцом! Додумалась – говори!
Мы уже поднялись в гондолу и теперь запускали ходовые системы.
– Паап! Это же часть механизма! На площади не весь мораториум, а его половина!
– Интересная мысль, – согласился Иван, подумав. – Теперь, когда ты это сказала, мне, пожалуй, стыдно, что я сам не заметил. Там же очевидно симметричная структура балансиров. Она обязана иметь ответную часть. Вась, встань за пульт механика, запускай моторы. Штурман – энергию в резонаторы!
– Есть энергия, – ответил я машинально, щелкая переключателями на консоли.
– Есть машине старт! – доложила Василиса.
– Поднимаемся, команде готовность к переходу. Малый вперед.
– Есть готовность.
– Есть малый вперед.
– Выход!
Мы повисли в туманном шаре над смутными контурами городских кварталов.
– Штурман?
– Работаю! – я, опустив на глаза гоглы, всматриваюсь то в панель навигатора, то в туман за стеклами ходовой рубки.
Я видел не только маркер. Стоило сосредоточиться, и я наводился на тусклые звездочки жен, яркие точки детей, странное, острое, как будто иголкой наколотое местоположение Насти… Кажется, я быстро развиваюсь как дорожный глойти. Скоро увешаюсь фенечками и буду плясать, обдолбанный, в дорожной пыли? Надеюсь, это не обязательно.
– Сюда! – торопливо сказал я, поворачивая визир компаса. – Мы совсем рядом. Выход!
Сверху этот город еще больше похож на Центр. Такой же центростремительно-радиальный, закрученный как спиральный леденец. Только в другую сторону. Он пуст, заброшен и все же не производит гнетущего впечатления. Возможно потому, что поразительно цел, только запылился немного.
– Тут что, улицы убирают? – спросила недоуменно Василиса, – смотрите, листья под деревьями не валяются. Стекла домов грязные, в садах все заросло, а мостовые как будто подметены.
– Действительно странно, – согласился Иван. – И посмотрите, вон там…
– Где?
– Смотрите вдоль улицы, туда, за город… Сейчас подниму повыше.
Дирижабль плавно набрал высоту, капитан уставился в современный цифровой бинокль.
– Что там?
– Далеко, не разберу. Но похоже, что за пределами города распаханы поля. Приглядитесь…
Я взял у него бинокль. Изображение в максимальном усилении подрагивало и смазывалось, но правильные четкие границы растительности на дальних холмах очевидно выдавали сельскохозяйственную деятельность.
– Странное место мы выбрали для жизни, – констатировал Иван. – Как бы не пришлось сбегать обратно.
Однако я, прислушавшись к себе, понял, что фоновое чувство тревоги, преследующее меня в последнее время, вдруг отпустило. Я еще в доме заметил – мне здесь спокойно. То ли интуиция, то ли усталость, не знаю.
– Пап! Пап! Так вот же он!
– Кто, Вась?
– Мораториум! Вторая половина!
Круглая площадь, такая же, как на той стороне. Черный цилиндр, замысловатый механизм. Действительно, похож.
– Садимся, садимся! – подпрыгивает Василиса, – Я его сейчас запущу! Я уже знаю, как!
– Уверена? – спросил Иван.
– Ну… Такое. Надо попробовать, – чуть сбавила энтузиазм девочка.
– Машине стоп. Трап опустить!
– Вот, здесь, видишь, пап? Тут даем толчок, и оно заводится.
– Хм, – Иван смотрел скептически, – на той стороне не завелось. Хотя я эту штуку тоже приметил.
– Потому что на той!
– Так они симметричные.
– Ну же, давай попробуем!
Иван привстал на цыпочки, протянул руку куда-то внутрь механизма, взялся за какой-то рычаг и резко потянул его на себя. Щелкнуло, клацнуло, зажужжало, затикало. Механизм пошел вращаться, но, сделав полоборота, затих.
– Ровно та же картина, что там. Импульса, что ли, не хватает?
– Точно! – подскочила Василиса, – Импульс! Надо одновременно – там и тут!
– Хм… Что-то в этом есть. Но как ты себе это представляешь?
– По таймеру синхронизируемся! Я перехожу туда, запускаем секундомеры. Через тридцать минут ровно – раскачиваем пусковые рычаги, пока не импульс не совпадет.
– Дело, – кивнул Иван, – может сработать. Ты у меня умничка, Вась.
– Ха! Еще бы!
– Ну что, – вздохнул я, стараясь не поддаваться чувству собственной неполноценности, – пойдем, посмотрим, как мой дом выглядит снаружи?
Хорошо выглядит. Готично-романтично. Темный крупный камень стен, острые скаты черепичных крыш над выступающими… Без понятия, как правильно назвать эти архитектурные излишества. Полукруглые застекленные выступы стен, образующие псевдобашенки. О, тут и балкончики есть! Изнутри не заметил. Все заплетено зеленой крепкой лозой, маскирующей грязные стены и почти непрозрачные окна. Невысокая каменная ограда, за ней буйно разросшийся сад, через который мы с трудом проломились к двери.
Стучать пришлось долго, а когда нам, со скрежетом засовов, наконец открыли, то первое, что мы увидели – ствол ружья. Его, решительно прищурившись, держала Таира.
– Откуда у тебя ружье? – спросил я растерянно.
– У женщина должно быть ружье! – ответила она, не опуская оружия, – Женщина защищать дети и козы! Ты уходить туда, приходить сюда… Это точно ты?
– Ты что, не узнаешь меня?
– Может ты угрхайя, демон-перевертыш? Я слышать, такие бывают в пустой мир! Ты доказать, что это ты!
– У тебя родинка на…
– Это ты! Заходить. И вы заходить, – она опустила ружье и сделала приглашающий жест. – Еда кормить вас?
– Не надо, – отказался Иван, – мы лучше сразу к мораториуму, а то Ваське кусок в горло не полезет, пока она не попробует.
У дверей Иван и Василиса сверили часы – большие, механические «штурманские» у него и легкие плоские электронные у нее.
– Тридцать минут ровно, пап!
– Время пошло! Сходишь с ней, Тём? Мне спокойней будет. А я на той стороне запущу.
– Конечно. Пойдем, Василиса.
– Дядь Артем, – спросила она, пока мы шли к площади. – Вы же спасете Зеленого? Маша, дочка его, так переживает. Плачет. И Лена тоже… Не плачет, конечно, но очень волнуется.
– Постараемся, Вась. Очень постараемся.
– Его надо спасти, он клевый.
– Я знаю.
Как ей объяснить, что «клевый человек» всегда выживает только в кино? И наличие горюющей жены и плачущих детей на это никак не влияет? Вся надежда сейчас на Ольгу, она обещала найти способ. Лично у меня никаких идей нет.
– Минута! – Василиса заметно волнуется.
Чтобы достать до нужного рычага ей пришлось влезь на стремянку, теперь она стоит, вытянувшись, напряженная, как натянутая струна. Одна рука в механизме, на второй часы, которые она держит перед глазами, гипнотизируя убегающие на экранчике секунды.
– Может мне дернуть? – спросил я.
– Нет, я справлюсь. Дольше объяснять, что и куда.
– Оставь девочку, она знает, что делает, – сказала Ольга.
Рыжая ждала у мораториума, как знала, что придем. Усталая, грязная, вымотанная, осунувшаяся лицом, в пустотном костюме. Добегается она так-то, в одиночку. Быстро, но очень уж опасно.
– Тридцать секунд!
– Я нашла Марину. У меня на нее… Неважно, могу найти, в общем.
– Двадцать!
– Это было непросто, но я сорвала их с планового рейда. Совет мне потом это припомнит, там и так…
– Десять!
– Нам повезло, у Македонца тут личный интерес. Какой-то старый друг или что-то в этом роде…