nD^x мiра

– Вы знаете, доктор, шансы кончить вот так есть у каждого из нас, даже у самых-самых, – особист благоговейно посмотрел наверх. Они стояли достаточно далеко, чтобы их никто не услышал. Роман Евгеньевич пожал плечами и продолжил готовить уколы. Препаратов оставалось мало, скоро должна была придти новая партия, волонтеры обещали, нашли хороший склад. Надежда, глупая надежда овладевала всеми, подстегнутая и выправленная политруками. Никогда не было неразрешимых проблем, все должно было решаться быстро, и решения находились моментально. А если не работало, то находили виновных, вредителей и шпионов. Просыпаясь, люди чувствовали, что враг рядом, закрывая глаза, старались спать вполглаза, чтобы враг не сумел подкрасться незаметно.

– Как вы думаете, Роман Евгеньевич, дети все умрут? Я же понимаю, что эти антибиотики бессильны. Я прав?

– Это не лучшее место для подобных разговоров.

– Отчего же? Как раз самое лучшее, нас никто не сможет подслушать. Не подумайте, что мне не жалко этих людей, но я видел больше смертей, чем вы. Все же я сильно старше вас. И такое я уже видел и не раз. Они ничего не смогут понять, хоть бы вы им и в ухо кричите.

Роман Евгеньевич кивнул, что согласен. Подошел медбрат, высокий и худой мужчина, с длинными цепкими пальцами, больные называли их клешни. Медбрат молча взял поднос со шприцами и ушел в другую палату.

– Все не умрут, кто-нибудь должен выжить, – сказал Роман Евгеньевич, механически набирая препарат в шприцы.

– Я тоже так думаю, видел такое и не раз. Жаль, что не все выживут. Дети огромная боль, можете мне не верить, но это так.

– Почему же, верю, – ответил Роман Евгеньевич и машинально хмыкнул.

– Так-так, говорите все, не скрывайте.

– Ваши коллеги не восприимчивы, поэтому и не болеют.

– Интересно, в таком ключе я об этом не думал. Вы меня, вроде как, похвалили. Спасибо, это очень ценная для меня похвала. Помните, как в сказке одного моего тезки: «Ну, а те, кто выживают, те до старости живут». Почему же не могут выжить все?

– Не знаю. У нас нет хороших лекарств.

– Вы не все договариваете. Не зря же вы сами проверяете каждый анализ. Что вы нашли? – особист постучал пальцем по столу, он никогда не кричал, а тем более, не бил во время допроса, а любая беседа становилась допросом, который мог войти в досье, а мог и пропасть.

– Это другой вид или другая бактерия. Они похожи, но ненамного.

– Мутирующий организм: А где он мог мутировать, у нас?

– Вряд ли, должна была быть вспышка, хотя бы малая. Такая болезнь в фоновом режиме протекать не может.

– Значит, кто-то принес извне. Думаете, это диверсия или чья-то ошибка? Говорите честно, можно без имен.

– Имен я не знаю. Можно мыслить логически: разведчики и волонтеры занести не могли. После выхода они обрабатываются и осматриваются. Болезнь проявилась бы у них сразу после возвращения. Сейчас мы точно знаем, что инкубационного периода практически нет, больной переходит в острую фазу через несколько часов после заражения. Никто из ребят до сих пор не заболел.

– Интересно, а почему они не заболели? Мы же все живем в одной пещере, едим одно и то же. Почему же они не заболели? Я думаю, что все заражаются здесь, нет никакого внешнего заноса.

– Занос был, иначе бы зараза сама не появилась. Но это точно не ребята. Вы же знаете, у разведчиков и волонтеров свой стол. Искать надо в столовой или в воде, – Роман Евгеньевич сложил шприцы на поднос и пошел делать уколы.

Леонид Петрович послушно ждал его у входа в палату. Двери в другие палаты были открыты, и можно было услышать, что там происходит. Он слышал шепот смерти, когда умирающий человек начинает свой бессвязный монолог, природа милосердна, и другие с трудом слышат то, что говорит миру живой еще, но уже труп, вместо человека. Треск и скрежет этих голосов сливались в одну шелестящую волну, забирающуюся под одежду, сжимающую горло и сердце ледяной хваткой, еле слышно хохоча в самое ухо. Других больных, тех, кто сломал ногу или руку, повредил что-то на тараканьей ферме или, не подумав, сунул руку в насос или молотилку, поселили в ближайшем жилом отсеке. Бывшие жильцы без возражений собрали вещи и ушли в самый конец, на глубину цеха.

– Я вот подумал о том, почему вы и ваши сотрудники не заболели? У вас же тоже другой стол, не так ли? – особист задумчиво смотрел на вернувшегося Романа Евгеньевича.

– Стол такой же, как и у всех, – ответил Роман Евгеньевич, не понимая, куда он клонит.

– И все же другой. Подскажите, в чем разница? Вы же знаете, я слаб в регламентах, мне удобнее и проще спросить вас.

– Исходные сублиматы те же. Мы готовим для больных немного иначе, но все в принципе то же самое, – Роман Евгеньевич задумался. – Воду используем свою. Нам проще брать со своей станции, чем тащить с общей. Трубу нам так и не провели.

– Вот и хорошо, что не провели. А вы не думаете, что дело в воде? Ведь ваши из травматологии и гриппозные не заболели.

– Я об этом не думал. Не было времени.

– Это я понимаю, у вас очень много работы, мы бы не справились.

– Мы тоже не справляемся, – хмуро ответил Роман Евгеньевич. Подумав, он сказал. – Вы правы, странно получается. Труба общая, из одного колодца тянем. Я воду проверял, она вполне чистая, много мехпримесей, но это уже норма.

– Вспоминайте, я чувствую, что вы что-то пытаетесь вспомнить, – особист доверительно взял его под руку. – Если хотите, можете тайком посмотреть в свой журнал. Я знаю о нем, но прячьте лучше.

Роман Евгеньевич побледнел, особист похлопал его по руке, потом неожиданно пожал руку. Это выглядело естественно, и проходящие мимо санитары не могли заметить, как сжал после этого кулак Роман Евгеньевич, ощутив крохотный кусок бумаги, переданный особистом.

Они вернулись в процедурную, особист закрыл дверь и сам вытащил журнал. У Романа Евгеньевича задрожали руки, Леонид Петрович вежливо смотрел в другую сторону.

– Вот, нашел! – хрипло воскликнул Роман Евгеньевич. Особист подошел ближе, внимательно смотря ему в глаза. – В последней партии с большой земли нам передали новый реагент для станции водоочистки.

– Да, новый, улучшенный. Его уже должны были начать применять, я сверялся по складу.

– Вот, а я пока его не исследовал, и мы работаем на старых запасах.

– Это надо проверить. Если вы правы, и дело в этом реагенте, то это катастрофа, – одними губами сказал особист.

– Но я этого не говорил.

– Вы об этом подумали, и не спорьте. Я прошу вас проверить как можно скорее, докладывать только мне, – еле слышно говорил Леонид Петрович, зеленые глаза потемнели, став почти черными. – Идет серьезная игра. Вам ее не видно, но она идет. Скоро нас всех объединят, все убежища под единым начальством.

– Но это же глупость! – воскликнул Роман Евгеньевич и перешел на шепот. – Весь смысл убежищ в их автономности, а если будут руководить из одного центра, то все погибнет!

– На самом деле так уже и есть по многим сферам нашей жизни. Вот я подумал, а жизнь ли это, или это чистилище, как вы думаете? – он бесшумно рассмеялся. – Я бы с радостью не знал этого, как вы, и спал бы себе спокойно. Вы не хотите прочитать письмо?

– Вы его читали?

– Конечно, но мало что понял. Вы умеете писать особым шифром. Прочтите и расскажите. Не думайте, что там есть что-то такое, чего мы не знаем, хотя бы косвенно.

Роман Евгеньевич прочел. Глаза не сразу разглядели бисерный почерк, он читал медленно, потом взял лупу и перечитал еще несколько раз.

– И что пишет нам Мария Султановна?

– У нее вспышка холеры. Она тоже видит в микроорганизме мутацию, но пока никто не умер.

– Вот, не зря вы мне все объяснили. А то я понял только, что у них вспышка, про холеру понял, когда открыл энциклопедию и нашел это латинское слово cholera. Скажу вам честно, чтобы не было иллюзий – вспышки начались почти у всех. У нас свои каналы, да и почту мы смотрим регулярно. Мы же ее придумали,– он улыбнулся. – Как что-то найдете, разыщите меня. Будите, пинайте, чтобы встал. Не надо церемониться.