Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 27



– Олеся, – обратился он к самой высокой. – Осмотр сделали, поражений нет?

– Не больше, чем обычно. Вылечим, мелкие язвы сами пройдут, как начнут досыта есть.

– Точно, мальчишки худые просто ужас, – добавил Володя. – У Заура много круглых шрамов на ноге, похоже, прикуривали.

– Да, похоже. Но надо осмотреть. Не расспрашивайте, ребенок сам все расскажет. – Надо привыкнуть, – сказал Петр Николаевич и заметил за спиной Володи шпиона, Юлю, остроносую девчонку с улыбкой до ушей, сующую свой нос во все дела. Она была солнечно-рыжая, и лишь в самую холодную зиму веснушки на носу и щеках бледнели от возмущения.

– Юля, я тебя вижу.

– А я это, просто мимо проходила, – не моргнув глазом, сказала Юля и смело вошла в кабинет. – Потерялась.

– Это ты и потерялась, – хмыкнула средняя воспитательница, они и садились всегда по росту, не без удовольствия продолжая эту детскую игру. Кто придумал так их называть и путать имена нарочно, никто уже и не помнил, как и многое другое, что устоялось и жило в этом доме.

– Не веришь, Вита? Я ведь никогда не вру! – огрызнулась Юля.

– Я Поля, Вита вот, – улыбнулась женщина, ткнув локтем в бок соседку. Все дружно рассмеялись.

– Так, ты ждешь отчета, правильно я понимаю? – серьезным тоном спросил Петр Николаевич.

– Да, мы все ждем отчета, – не менее серьезно, уперев тонкие руки в боки, ответила Юля. Ей было только девять лет, но выглядела она уже сурово, не по-детски, когда вела серьезные разговоры.

– Хорошо. Слушай, потом всем расскажешь. Нечего сюда по одному бегать. Катя привела пять новеньких.

– Вольных, – поправила его Юля.

– Да, но это будет позже. Им надо привыкнуть, поэтому не пугайте, поняла? И всем передай, чтобы не приставали.

– Мы знаем, как надо. Немаленькие, – важно заявила Юля.

– Вот и хорошо. Три мальчишки и две девчонки. Тебе поручаю девочек, справишься?

– Справлюсь. А мне три сестры мешать не будут?

– А мы тебе разве мешаем? – удивилась Олеся.

– Это я так, заранее определила правила, – Юля поправила рукой коротко стриженые волосы, будто бы у нее ослаб пучок на затылке.

– Правильно. Надо договариваться сразу. Вы будете работать вместе. Если сможешь, возьми и третьего малыша. Как думаешь? – Петр Николаевич хитро посмотрел на нее, Юля сверкнула зелеными глазами, принимая вызов.

– Справлюсь! В помощь себе возьму Дашку и Лену, а еще Артема и Лешку.

– Вот и банда собралась, – засмеялся Володя. – А про Тимура забыла?



– Тимур козел! – с чувством воскликнула Юля.

– Юля, ты же знаешь, что мы никого не обзываем, – Петр Николаевич строго посмотрел на девочку.

– Так он на животное похож, как из того фильма. Вот упрется и все, с места не сдвинешь!

– Юля, – Петр Николаевич постучал пальцем по столу.

– А Катя спит, можно к ней? – Юля аж подпрыгнула на месте.

– Спит, не буди. Она сама тебя найдет, не переживай, – сказала Вита.

– Блин, так долго ждать! – девочка нетерпеливо задвигала ногами. – Ладно, раз надо, так надо.

– Иди, готовься, – засмеялся Володя.

– А чего готовиться? Я все помню, и девчонки помнят, – недоуменно пожала плечами Юля. Все громко рассмеялись, и девочка немного обиделась, не понимая этого смеха, даже покраснела, как наливающийся соком помидор.

– Пойдем, ты мне поможешь, – Поля встала и взяла девочку под руку. – У нас много дел, еще откажешься, а?

– Не откажусь. Я же дала слово! – твердо сказала девочка, посмотрев на всех очень серьезно.

– Молодец, и держи его. Но никогда не бойся попросить помощи. В этом нет ничего позорного. Никто из нас не знает и не умеет всего, поэтому мы все делаем вместе, – сказал Петр Николаевич. Юля радостно кивнула и одними губами прошептала: «Спасибо!».

7

Роман Евгеньевич склонился над микроскопом с закрытыми глазами. Он знал, что увидит, можно было и не проверять все пробы – болезнь вернулась, окрепшая, новая. Со стороны он напоминал статую индустриальной эпохи, не хватало еще лозунга на пьедестале или кумачового плаката над головой: «Верны труду и науке! Будущее медицины за нами!». Белый халат уже давно не был белым, стиранный сотни раз, он стал медного оттенка, как и волосы на голове и теле, окрашенные обеззараживающими реагентами. В короткие секунды забытья, когда сон на секунды овладевает негнущимся телом, мозг отключается, перезагружается, отбрасывая апатичную беспомощность, он видел себя такой скульптурной композицией, сейчас за столом с микроскопом. Прибор был очень старый, новой техники не выдавали, по слухам она копилась на складах у кого надо, но зачем? Считалось, что для работы достаточно дребезжащих центрифуг, матовых пробирок и чашек Петри, сквозь которые с трудом можно было разглядеть содержимое, приходилось светить ярким диодом, выбирая точку, где рассеивание будет минимальным.

В ушах засвистел ветер, главное воспоминание из всего скупого детства, и он проснулся. Все, кто видел его в таком состоянии, думали, что он думает, и не мешали. Роман Евгеньевич посмотрел в окуляр, без эмоций встал и записал в электронный журнал: «Проба 6789 положительно». Журналы вели не все смены, считая, что это мало кому нужно, и их никто не читает. Роман Евгеньевич не спорил и не заставлял, понимая, что это бесполезно. Он точно знал, для чего нужны эти журналы, молча о том, что никому не удастся открыть даже прошлогодние записи – все журналы засекречивали, поэтому он всегда вел два журнала, один защищенный, который не смог бы взломать ни один хакер. Заперев процедурную, он достал из потайного ящика в вентшкафу толстую тетрадь и записал. Полистав страницы, он услышал шаги, и поспешно спрятал журнал. Этот тайник для него сделал инженер Тараканов, с такой фамилией он по праву был главным по оборудованию на тараканьей ферме. Тараканов и передал еще молодому врачу Роману Антонову, уже позже его будут называть только по имени отчеству, даже особисты, запас толстых тетрадей из серой клетчатой бумаги, рассказав, как и где надо хранить. Это должно было быть такое место, куда бы никто в здравом уме руки бы не засунул.

Он успел открыть дверь до того, как за ручку дернет особист. Роман Евгеньевич сделал вид, что выходит, механическими движениями натягивая перчатки.

– О, а я боялся вас не застать, Роман Евгеньевич, – у двери стоял сгорбленный под тяжестью болезни человек с пепельными волосами и живыми зелеными глазами. Болезнь превратила этого красавца в подобие средневекового бурдюка, полного застоявшейся воды, лекарства не давали умереть, но и не лечили, просроченные, поменявшие цвет и форму капсулы отказывались пить другие, а он пил. И жил до сих пор. Мало кто знал, сколько ему лет, знали только то, что первую войну он застал в утробе матери. Большая голова и лицо, похожее на кусок метеорита, огромный зоб, надутые руки и ноги, мешок вместо тела лучше любого удостоверения заставляли людей слушаться, выдавать все, что требовалось и не требовалось. Его боялись так, что в тесных компаниях под перегнанное три раза пиво не упоминали его имени, боясь, что друг и собутыльник донесет, не по злобе или ради выгоды, а потому, что иначе было нельзя. – Вы выглядите очень усталым.

– Спасибо за заботу, Леонид Петрович, – Роман Евгеньевич спокойно выдержал шутливый и требовательный взгляд. – Продолжаете пить тот препарат, что я вам прописал? – Конечно, доктор! – с театральным жаром воскликнул Леонид Петрович. – Для меня нашли целую коробку. Мне ее хватит до конца жизни, и, скорее всего, оно меня и добьет.

– Добьет, но не сразу. Вы еще нас всех переживете, – заметил Роман Евгеньевич, мельком взглянув на улыбающееся лицо особиста.

Они шли из палаты в палату, которые уже перестали делить на зоны – везде была только одна, красная зона. Вонь стояла страшная, больные не двигались на узких нарах, под каждой койкой стояло низкое ведро или таз, в которое все и стекало. Санитары и медбратья сбились с ног, вынося, моя, обмывая, вывозя умерших и устраивая еще живых, выглядевших в этом могильнике совершенно здоровыми. Новенькие выли, рыдали, не в силах сопротивляться, не в силах двигаться, умоляя перевести их в палату к выздоравливающим, ведь они же скоро поправятся, совсем скоро. Так думали все, но через неделю тело иссыхало, человек становился похож на живую мумию, капельницы с трудом поддерживали жизнь.