Страница 15 из 36
На следующий день после первой ночной стоянки произошла авария, последствия которой увидели многие бойцы и офицеры в колонне. Это мрачное событие наглядно и недвусмысленно предупреждало очевидцев о фатальных, честных и лишенных героического пафоса обстоятельствах этой войны…
На участке трассы у одной из БМП то ли гусеница порвалась, то ли «бэшка» не удержалась на бетонке и соскочила с насыпи дороги под откос. Возможно, что монотонный ритм и напряжение сморили механика-водителя, и машина вылетела, перевернулась и, кувыркаясь, свалилась с высоты в десяток метров. Все, кто находился на броне, оказались переломаны, «перетёрты» и погибли.
Один бедолага после такого кувыркания кубарем многотонной махины, невероятным образом остался жив. Военные медики его подняли снизу ближе к дороге и ждали свою санитарку, чтобы она могла его забрать. Но та шла сзади в колонне и находилась где-то ещё неблизко. А пока, в ожидании медицинского транспорта, он лежал совсем рядом от машин, проходящих участок на самой маленькой скорости.
Из-за любого ЧП всегда возникал затор, а это всё приводило к обычной после внезапных остановок ситуации – «гармошке». Так получалось, что мимо этого раненого, который лежал на всеобщем обозрении, все машины поневоле проходили очень медленно, а все военнослужащие, даже не желая того, вынуждены были рассматривать.
Это лежал уже не человек в привычном представлении, это лежал обрубок. По всей видимости, он сидел на броне в одном из открытых люков, опустив ноги внутрь. И как только БМП опрокинуло и завертело, то под многотонным весом перевёрнутой машины сам люк сорвался с надёжного стопорного механизма. Он захлопнулся, и парню обрубило ноги. Но брючины оказались зажаты люком, и воин не слетел, а крутился, удерживаемый ими, вместе с машиной, и ему перерубило чем-то ещё и руку, а вторую переломало. Конечно же, ему фельдшер оказал экстренную помощь.
Машины медленно проплывали мимо этого пацана… Блуждающая улыбка и непонимание во взгляде говорили, что как минимум один-два шприц-тюбика промедола ему вкололи. Культи ног и одной руки были толсто перемотаны и обильно пропитаны кровью. Под ту подмышку, где оставалась целой рука, в каком-то месте была вколота капельница, банку от которой держал фельдшер.
Сам он курил и ждал своей санитарной машины, чтобы погрузить раненого. Иногда у него этот «укороченный» просил: «Ещё…», и фельдшер всовывал тому сигарету в рот. Паренёк поспешно делал пару затяжек, торопливо выдувая дым… Будто боясь не успеть…
Каждая машина за непродолжительное время проходила и оставляла позади этот участок свершившейся реальности…
И это трагичное и давящее на психику зрелище обрывалось.
За несколько дней пути все подразделения сводной опергруппы дивизии вышли в район основной задачи и к вечеру должны были занять свои временные опорные пункты – РОПы, которые на период нахождения в том месте, по замыслу, становились маленькими «крепостями».
Ориентировочное время нахождения там могло составить несколько суток. Это зависело от того, сколько его понадобится уже всей основной транспортной колонне – этому Великому хлебному конвою, чтобы протащить свой груз к месту назначения и там разгрузиться.
Штаб батальона Шаховского, согласно решению и боевому приказу дивизионного начальства, располагался в районе РОПа седьмой роты. Восьмая и девятая роты действовать должны были в отрыве на некотором удалении и решать свои задачи самостоятельно.
До вечера седьмая рота снялась с этого участка временной обороны, своего блока, и, проехав несколько километров, оказалась на дороге рядом с назначенным ей участком РОПа. Достигнув его, колонна роты остановилась.
Два БТРа съехали с дороги и углубились в пустынную местность: это 701-й Пасько и 300-й Шаховского. Они медленно объезжали участок, назначенное роте Пасько для базового лагеря, ландшафт[15] которого представлял из себя равнинный участок плотного каменистого грунта с как будто укатанными в верхний пласт мелкими острыми камешками.
Офицеры выдвинулись для рекогносцировки на ту сторону местности относительно дороги, где была максимальная свободная площадь ровной поверхности. Но и там имелись различные холмистые возвышенности.
Определившись на местности, роте скомандовали «начать движение» и заходить на позицию. Пасько вызвал к себе прибыть немедленно командиров взводов, чтобы на месте уточнить им задачи и показать расположение взводов и их сектора обстрела.
Шаховской, стоя посреди выбранной для опорника территории, стал ожидать прибытия своей внештатной «штабной группы» – неформального объединения закреплённой за командирами батальона техники, которое включало в себя его БТР, 302-й БТР комбата, КШМку[16]. А также летучку зампотеха, топливозаправщик, водовозку и «шишигу» – тот известный медицинский ГАЗ-66 с кунгом, который был в распоряжении Таси.
Как только техника подкатила, комбат спрыгнул и спросил у Шаховского:
– Ну как? Разобрались? Как тут? Нормально всё?
Шаховской был недоволен этой позицией, которую для них выбрали дивизионные начальники. Она, с одной стороны, чем-то похожа на крепость. И могла бы быть очень полезна. Естественный амфитеатр создавал защиту, высокие гористые стены не позволяли стрелять по ним прямой наводкой из разных артиллерийских орудий. Но у духов их и так не было, а были миномёты и реактивные установки, для которых такие низенькие горы препятствием не являлись.
И для того, чтобы не было брешей в обороне такого значительного опоясывающего массива, нужно было до тысячи человек как минимум, чтобы разместить их грамотно по горным склонам.
Алексей же с их парой сотен людей чувствовал себя скорее баранами в загоне, а не рыцарями в крепости. Его опыт подсказывал, что это отличное место для организации засады, так как все цели (а это сами они!) как на ладони, а единственный приемлемый быстрый выход на дорогу (если срочно уходить с позиции придётся) будет затруднён. Они в подобных условиях представляли собой практически картонные мишени в стрелковом тире.
Проскуров, по мнению Шаховского, несколько неуместно находился в некоем благостном настрое. Может, оттого, что комбат посчитал один из этапов общей операции уже достигнутым – как-никак марш в одном направлении закончили и вышли в районы основной боевой задачи.
– Валерий Николаевич, место тут какое-то паскудное. Может, постреляем по макушкам из «Васильков»[17]? Если есть бородатые, то спугнем, – ответил комбату насторожившийся Шаховской.
– Шаховской, во-первых, где нам приказали, там мы и находимся. Во-вторых, не ковыряй дерьма – вонять не будет!.. И вообще, Лёш, если хочешь поработать, ляг поспи, и всё пройдёт. Ты как сегодня? Удалось нормально поспать? – досадливо отмахнулся комбат.
Шаховской считал опрометчивым так безответственно не обращать внимания на его оценки и интуицию, которой он в разведке научился доверять, и, не разделяя комбатовское благостное настроение, с едва различимым вызовом ответил:
– Заманчивое предложение, товарищ полковник…
– Ну вот, видишь? Всё же можно решить, если правильно посмотреть… Пошли, перекусим, – не стал грузить себя всякой интуицией Проскуров.
Шаховской дал быстрые указания своему экипажу насчет оборудования позиции для бронетранспортёра. И они с комбатом двинулись к летучке.
В кунге летучки уже находились зампотех и Тася и о чём-то разговаривали. Когда офицеры стали входить в это их полевое передвижное «бунгало», они услышали обрывок фразы, которую заканчивал зампотех:
– …Комбат сам просил, чтобы его к нам назначили. На боевые сильный офицер был нужен… А наш прошлый НШ, что был… ну ты же помнишь, как его на прошлых боевых тяжело ранило, и мы остались без начальника штаба…
И в это время поднялись и вошли в кунг комбат и Шаховской.
– Привет. Долго, Шаховской, жить будешь: только что тебя вспоминали! – улыбнулась Тася вошедшим.
– А меня? – нарочито обиженно поинтересовался комбат.