Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 71

Читателя ожидает, например, знакомство с сюжетом, герой которого все делает не ко времени и невпопад: идет свадьба, а он спрашивает, не на похороны ли идут, совершается что-то доброе, а он начинает рыдать. Постойте, постойте, так ведь это те же самые ситуации, которые мы с детских лет знаем из сказки об Иванушке-дурачке! Верно, да не совсем. Вряд ли можно даже при самой бурной фантазии предположить, что русский, скажем, прославленный наш соотчич Афанасий Никитин совершил странствование «за три моря», чтобы позаимствовать этот в общем-то незамысловатый сюжет. Нет. Просто в этом случае речь идет об одинаковых социально-бытовых ситуациях у разных народов, порождающих подобное сходство, но при этом национальные особенности сохраняются.

Многие из сказок восходят к древним мифам, весьма основательно переработанным, а также к историческим преданиям. Такова, например, предлагаемая читателю сказка о Джьештхе и Лакшми, двух сестрах. Она связана с индийским преданием, согласно которому во время всемирного потопа погибли четырнадцать жизненно важных сокровищ. Боги и асуры, их старшие братья и соперники решают извлечь их из недр Океана и, взяв в качестве мутовки священную гору Меру, а вместо веревки — великого змея Васуки, стали пахтать Молочный Океан. Тот, однако, не желал отдавать сокровища и изверг для начала всеистребляющий яд халахала, который был во имя спасения живого выпит богом Шивой. Боги и асуры продолжали пахтанье. Будучи не в силах сопротивляться, Океан тогда изверг богиню Джьештху, взгляд которой повсюду порождал ссоры, войны, конфликты. Лишь после этого Океан смирился и изверг все четырнадцать сокровищ, в том числе сестру Джьештхи, богиню счастья Лакшми. У нее тоже есть недостатки — уж очень она изменчива, непостоянна, так что, если тебе повезло, так не зевай! Джьештху же лучше вовсе не видеть — она чуть ли не прямая родня медузы Горгоны, взгляда которой так опасались древние греки, ибо на кого он падал, тот обращался в камень.

Сказка своевольно обращается с мифом. Она переводит его сюжет в рамки бытовой ситуации. Здесь обе сестры выступают в роли богинь, стремящихся выяснить, кто из них привлекательней, и обращающихся за решением этого вопроса к соседу. Тот, желая избежать неприятностей и не обидеть ни ту и ни другую, говорит Джьештхе: «Откровенно говоря, вы красивее, когда поворачиваетесь спиной и идете, полная изящества и грациозности».

Нередко произведения народной прозы обращаются к реальным историческим событиям, становясь своего рода современным эпосом, герои которого — реальные исторические личности, или объясняют возникновение тех или иных социальных институтов. Таковы в данном сборнике новеллы «Великий актер», «Великий поэт, родившийся глупцом», «Рождение великого поэта», «Царица-воин», «Обамма» и т. п. Но нередко события в этих историях восходят к традиционным мотивам. Так, керальская сказка о «Поэте, родивш мся глупцом» связана какими-то нитями со сказанием о том, что великий поэт индийской древности Калидаса родился глупцом и лишь благодая милости богини Сарасвати стал гениальным поэтом.

Весьма интересно то, что среди нынешних народных сказок встречаются и сюжеты, заимствованные из старых собраний сказок, претерпевших немалые изменения, например «Мужчина, который поймал леопарда за хвост», «Брахман и тигр» и т. п. Да и сказка об индийском грамматисте и поэте Вараручи выдает, с одной стороны, свою связь с древнейшим сказочным эпосом «Брихаткатха» («Великий сказ»), а с другой — устанавливает определенные связи с многочисленными «Александриями»{13}, в частности с тем сюжетом, в котором наставники, исполняя желания своих супруг, обращают себя в ездовых животных. Крайне сложно проследить пути подобных изменений, но тем не менее они налицо. Связь народных и литературных сюжетов очевидна и длительна во времени.

Бывает, что с именем того или иного персонажа связана целая вереница сюжетов, восходящих к очень древним преданиям, из которых сплетается в народном представлении образ того или иного любимого героя. Так, много преданий концентрируется вокруг Вараручи. К ним относится и насмешливая сказка-новелла о женском могуществе, которое обращает Вараручи в коня, и его жена гарцует перед царем Нандой верхом на этом коне; в свою очередь, царица обращает в коня самого царя Нанду. В другом предации рассказывается, что Вараручи собирал народные песни, писал на основе их сюжетов свои стихи и читал их перед Нандой. Недруги объявили его плагиатором, и царь Нанда отказал ему в покровительстве.

Нередки случаи, когда в фольклоре того или иного народа, а иногда и нескольких народов вокруг наиболее ярких, оставивших о себе прочную память личностей начинают складываться циклы сказок — будь то поэт и актер Куньджан Намбияр или царь Викрамадитья. Так закладываются основы народных повестей или даже целых книг, обретающих самостоятельное бытие и дающих начало новым литературным жанрам.

Куньджан Намбияр, живший в XVIII веке, был замечательным поэтом. Он сатирически высмеивал пороки общества и утверждал общечеловеческие ценности, вырабатывал новые литературные формы, опираясь на богатое фольклорное наследие народа малаяли. Его собственное творчество пользуется широкой популярностью и в наши дни. Мало назвать его актером — он преобразователь традиционного театра, создатель жанра туллал, в котором синтезировались и традиции народного фарса, и некоторые черты классической драматургии. Сам поэт и актер оказался персонажем многочисленных народных новеллистических сказок, превративших реальные или вымышленные события его жизни в блестки народной фантазии.

Сказки о Куньджане Намбияре, Вараручи, Викрамадитье и многих других народных любимцах объединяет и то, что в них блещут юмор, остроумие и находчивость. Это обретает особый смысл, если иметь в виду, что кастовая, социальная стратификация индийского общества порождала ситуации, требовавшие утверждения престижа героя, несмотря на его принадлежность к социальным низам. Как раз на таких ситуациях основаны сказки, высмеивающие ростовщиков, помещиков, ювелиров, неудачливых и глуповатых царей. Устное творчество оказывается тем полем, на котором униженные и оскорбленные могут свести счеты с сильными мира сего.

Новое время порождает новые сюжеты — в этом сборнике присутствуют такие истории, как «Брахман-намбудири, который путешествовал поездом», «Почему английский капитан поклонился вождю повстанцев» и другие новеллы, свидетельствующие о живом отклике народного гения на все новое, появляющееся в жизни. Мимо острого взгляда сказочников не проходят ни министры, ни ростовщики, ни цари, ни брахманы, ни купцы, ни пастухи, ни старосты. Большое внимание народная сказка уделяет нравственности, причем не в абстрактной, а в социальной форме. В каком бы регионе ни возникали сказки, восхваляющие добродетель или осуждающие зло, — в засушливо-каменистом Раджастхане, в изобилующей зарослями кокосовых пальм, протянувшихся вдоль берега океана, Керале или в каком-либо ином регионе, — отношение к этическим нормам практически одинаково.

В сборнике присутствует и такой любопытный тип сказок, в которых фольклор как бы начинает объяснять сам себя. Нередки случаи, когда морализующий вывод сказки обращается в пословицу или поговорку, обретающую собственное бытие, и утрачивает непосредственную связь с породившим ее сюжетом. Тогда возникает потребность объяснить происхождение пословицы или поговорки, и сказитель предлагает свое, часто не совпадающее с исходным объяснение того, как именно родилась данная пословица или поговорка.

Важнейшей особенностью сказок, какому бы народу они ни принадлежали, является, говоря словами С. Ф. Ольденбурга, то обстоятельство, что это — «одно из тех звеньев, которые связывают народы, заставляют их лучше понимать друг друга, интересоваться взаимно жизнью и культурой и ведут к тому настоящему объединению, к которому без научного, а не любительски обиходного понимания человека нет путей»{14}.