Страница 7 из 15
Да, убить Котову мог только свой, тот, кто прекрасно ориентируется в этих лабиринтах, тот, кто не раз и не два бывал в этих стенах. Если бы сюда забрались профессиональные киллеры, они бы уже через полчаса сдались и спрашивали дорогу – впрочем, профессиональные киллеры не убивают пояском от костюма, тем более что Котова вполне могла оказаться в тот день и в другом наряде, без пояса. Причем убийца должен был знать месторасположение комнат и студий гораздо лучше, чем я – я, например, не имела представления о том, что рядом с дамским туалетом, через две двери, находится реквизиторская – та самая, роковая для Жени.
Следствие так и не выяснило, была ли ее дверь не заперта по небрежности или у убийцы был ключ. Зато точно был известен тот временной интервал, когда телезвезда рассталась с жизнью – без пятнадцати семь ее ток-шоу завершилось, и свидетели видели, как она направлялась в сторону дамского туалета. Я, вернее, моя собака, обнаружила ее тело в 19.30, но умерла она, по заключению судебных медиков, раньше – не позже, чем в пятнадцать минут восьмого. Так что я была и оставалась одной из главных подозреваемых: никто не видел меня с того момента, как я ушла расслабляться в комнату отдыха, до моего вторичного появления в студии. Буфетчица, которая меня обслуживала в тот вечер конечно, меня вспомнила, но сказать, когда именно это было, она не смогла – я слишком часто пила у нее кофе.
Впрочем, меня сейчас это не слишком волновало – не только у меня, у многих сотрудников нашей съемочной группы не было на тот час алиби. Но был ли убийца кем-то из наших – или кто-то другой, имеющий отношение к телевидению, проник в здание, чтобы незаметно разделаться с Котовой? В тот день, субботу, народу в телецентре было мало, намного меньше, чем всегда, тем не менее всех сотрудников, которые по постоянным пропускам проходили на работу, установить было невозможно. А были еще временные пропуска, списки и дополнительные списки, которые как раз в данный момент изучали в МУРе.
Нет, если думать о том, кто имел теоретическую возможность покончить с Котовой, надо будет перебрать всех телевизионщиков страны. Но кто имел мотив для убийства? Кроме меня, конечно. И тут меня осенила блестящая идея: надо поговорить с Валентиной Черниковой, редактором, которая вместе со мной делала мои первые ток-шоу, а потом ушла с телевидения, хлопнув дверью. Насовсем, как она сказала. И сдала, кстати пропуск. Уж она-то поварилась в этой кухне гораздо дольше, чем я, и должна знать о многих подводных камнях и течениях, на которые я еще не успела наткнуться.
Мы с ней остались в прекрасных отношениях, только редко виделись, то есть вообще после ее ухода не виделись: некогда. Обычная московская беда. Я позвонила ей и застала ее дома, где она отсиживалась с легкой простудой. Через полчаса я была уже в ее малогабаритной квартире недалеко от центра, где она жила с малолетним сыном, котом и компьютером. Мы выгнали ребенка в комнату делать уроки, а кота – ему мешать, и уселись пить кофе на кухне. Валя выглядела хорошо, гораздо лучше, чем когда она работала у нас. Теперь она редактировала новый журнал, который находился в стадии раскрутки; впрочем, она была полна надежд:
– Понимаешь, я его создаю, я пишу для него статьи, это мое детище. И, между прочим, всюду стоит моя фамилия. В отличие от телевидения, где все, что ты делаешь, как бы уходит в общий котел.
– Я знаю, что Котова присваивала твои сценарии и даже не считала нужным упоминать твою фамилию. Ведь ты ушла из-за нее, не так ли?
– Не только, не только… Хотя оплакивать ее не собираюсь. Но на самом деле я бы не ушла, если бы Тамара, которую я считала своей подругой, хотя бы раз встала на мою защиту. Но она этого не сделала, она предпочитала не портить отношения с Котовой. Кстати, она мне много раз с тех пор звонила, просила вернуться. И вчера тоже. Но я не вернусь. У меня теперь свое дело, которое никто себе не припишет. И за мою работу мне платят деньги – пусть небольшие, но регулярно. Мне надоело месяцами сидеть на гречневой каше, а потом наконец получать свои гонорары, причем гораздо меньшие, чем то, на что я рассчитывала. Кстати, у меня растет мальчик, и его надо кормить мясом. Мя-сом. И кота, между прочим, тоже – он у меня отказывается есть кашу. И рыбу, хоть она и дорогая.
Да, конечно, потеря Валентины – это был ощутимый удар для компании. Валентина сочетала в себе качества, казалось бы, несовместимые: умение и желание работать, и, главное, дар слова. Увы, у пишущей братии это чаще всего бывает порознь.
– Почему Тамара тебя не защищала, она же тебя ценила и ценит? Неужели она так зависела от Котовой? Почему Котова вообще имела в компании такую власть – насколько я знаю, она не вложила в нее ни копейки?
– Связи, Агнесса, связи. А насчет денег – она приводила спонсоров, богатых новых русских. Чего греха таить, хоть основная обязанность продюсеров – добывание денег, но Тамара с этим справлялась плохо. Она человек творческий; не раз она спасала передачи, которые преданные Котовой бездари губили на корню. Но, как ты знаешь, без денег сейчас и шагу не ступишь. И, насколько я понимаю, был один тайный инвестор, которому "Прикосновение" много чем было обязано. Его привела Котова.
– А почему тайный?
– Я могу об этом только догадываться. Судя по всему, это один из поклонников нашей Евгении, очень богатый и, очевидно, женатый. Возможно, он как-то связан с политикой и потому, в свете последних скандалов, больше всего боялся засветиться. Вполне вероятно, что деньги эти нечистые. Но факт остается фактом – в начале прошлого года этот таинственный меценат спас "Прикосновение" от банкротства. Так что ты понимаешь, кто там заказывал музыку.
– Что значит – поклонник? Это любовник?
– Не знаю. Вообще-то я не интересовалась любовной жизнью Котовой. Честно говоря, мне казалось, что ее больше интересует платоническое обожание, нежели реальные страсти. Например, ни для кого секрет, как к ней относился несчастный Степа – и как он ее подавал на экране! Он же ее лепил!
– А почему он несчастный?
– Ну посмотри на него – он же убогий! Что он будет делать теперь, когда его кумира нет в живых?
– Ты хорошо знала мужа Котовой?
– Нет. Глеба я видела только несколько раз. Но, честно говоря, мне казалось, что в этом браке больше расчета, чем чувств: она – очень престижная невеста с еще более престижным и могущественным отцом, он – молодой, красивый и подающий большие надежды. Но об их семейной жизни я ничего не знаю.
– Валя, как ты считаешь, кто мог убить Женю?
Она допила свой кофе, аккуратно поставила чашечку на блюдце, закурила, глубоко затянулась и только после этого ответила.
– Не знаю. Ее многие не любили, но разве это повод, чтобы убивать? Если бы речь шла о больших деньгах, тогда было бы понятно… Но откуда они, большие деньги? Я, во всяком случае, о них ничего не слышала. Но, с другой стороны, она стольких людей зажимала, не давала им ходу, что кто-то из неудачников вполне мог пойти на крайний шаг – из ревности, из отчаяния… Понимаешь, на телевидении полно таких людей – с амбициями, с комплексами, которые не могут себя реализовать и винят в этом всех окружающих, кого угодно, но только не себя самих. Они озлоблены – и кто знает, на что они способны? Знаешь, когда хоронили Листьева, одна пожилая дикторша, еще из той плеяды, которую знал весь Советский Союз, сказала мне, что удивлена, что Влада застрелили на пороге его дома, а не во втором его родном доме – на телевидении, – и, раздавив недокуренную сигарету о блюдечко, она вытащила из пачки другую и тут же ее зажгла.
Больше я от Валентины ничего выведать не смогла. Как жалко, что люди, которым есть чем себя занять, не переносят слухов!
Впрочем, в ближайшее время мне было не до сплетен. На следующее утро Тамара нас всех собрала. Она выглядела не мрачно, а скорее торжественно, и рядом с ней сидел седовласый благообразный мужчина, Павел Васильевич Плавунков, в прошлом юрист, а ныне один из руководителей нашего телеканала "1+1". Он выступил первым; суть его речи сводилось к тому, что королева умерла, но шоу продолжается. Во всяком случае, контракт с "Прикосновением" был заключен на полгода, до первого июля, и если мы каким-то образом не заполним образовавшийся вакуум, то все окажутся в сложном положении…