Страница 37 из 45
— Серьезно?
— Он сказал, что понял это, когда увидел твои ноги и понял, что у тебя отняли. Он сказал, что понял, что отнял у меня. И ему очень жаль.
— Черт. — Ана тихо присвистнула. — Все действительно было лучше. А потом он узнал, что мы сделали.
— Я чуть не рассказала ему о ребенке, когда он извинился. Думаю, это хорошо, что я этого не сделала. — Я делаю паузу, вспоминая наш разговор за ужином. — Я спросила его о том, как бы он отнесся к тому, чтобы стать отцом, пока мы проводили наш медовый месяц. И он ответил мне серьезно. Ответ тоже был не таким, как я ожидала, он сказал, что хотел бы, чтобы сын продолжил его наследие, но что он не стал бы ставить дочь в такое же положение, в каком оказались мы с Катериной. Это прозвучало… это прозвучало почти так, как будто он хотел детей. И у меня была некоторая надежда…
— Пока не теряй надежды. — Ана сжимает мою руку. — Лука еще не знает о том, что сделал Франко. После этого наше предательство может показаться немного менее серьезным. Ты простила его однажды, возможно, он все еще склонен простить тебя.
— А что насчет ребенка?
— Побеспокойся об этом, когда он вернется. У тебя еще есть немного времени, прежде чем малыш начнет показываться. В любом случае, прямо сейчас нет разумного выхода. Поэтому, когда Лука вернется, поговори с ним. Попытайся урезонить его. Возможно, ему просто нужно некоторое время, чтобы успокоиться.
До меня внезапно доходит, что Лука направляется на конклав, понятия не имея о предательстве Франко.
— Черт, Ана. Кто-то должен сказать Луке. Кто-то должен предупредить его о Франко…
— Виктор собирается поговорить с ним на конклаве, — устало говорит она. — Он знает, что Франко сделал с Колином. Он собирается все рассказать Луке, и они встретятся лицом к лицу с ирландцами. Это еще одна причина, по которой Братва, это не выход для тебя. Он собирается снова объединиться с мафией, так что он не собирается рисковать этим, вытаскивая тебя.
— Что будет с Франко? — Спросила я.
— Надеюсь, они, черт возьми, убьют его. — В голосе Аны слышится горечь, и я едва ли могу ее винить. Если бы у меня была возможность убить Росси собственными голыми руками, я бы получила от этого удовольствие. А Франко поступил с ней так же и даже хуже.
— Ты можешь помочь мне дойти до ванны? — Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и я вижу, что она снова побледнела. — Я думаю, горячая ванна пошла бы мне на пользу.
СОФИЯ
Как только я помогаю Ане забраться в огромную ванну-джакузи, я брожу по пентхаусу, слишком встревоженная и суетливая, чтобы усидеть на месте. Единственная комната, в которой я никогда не была, это кабинет Луки. Я ловлю себя на том, что иду в ту сторону, хотя знаю, что там, вероятно, есть камеры слежения или еще какое-нибудь дерьмо, из-за которого у меня будут ужасные неприятности, если мне удастся проникнуть внутрь.
Она, наверное, все равно заперта. Лука никогда бы не оставил свой кабинет открытым, это единственная комната, о которой он очень заботится. Но когда я нажимаю на ручку, к моему удивлению, она поворачивается. Должно быть, он был так зол, когда уходил, что забыл запереть ее.
Дерьмо. Я замираю, моя рука на дверной ручке, мое сердце бешено колотится. Рискую ли я этим? Могу ли я войти?
Какого черта. У меня и так самые большие неприятности, какие только могут быть, верно? Конечно, после того, о чем мы с Лукой поспорили, мое проникновение в его офис, наименьшая из моих забот. Я проскальзываю внутрь, закрывая за собой дверь.
Я уже была здесь однажды, сразу после того, как Лука сказал мне, что мы собираемся пожениться. Но тогда я почти не осматривалась по сторонам. Я была слишком напугана, просто пыталась настоять на своем, чтобы иметь хоть какую-то возможность договориться о том, что должно было произойти с моей жизнью.
Сейчас я действительно осматриваю комнату. На самом деле это не что-то особенное, роскошное и элегантное, как и весь остальной пентхаус, это довольно стандартный кабинет. Во всяком случае, это напоминает мне кабинет моего отца в доме моего детства, с обычным гигантским письменным столом из красного дерева, кожаными креслами для гостей и книжными полками от пола до потолка. На полках стоит традиционная классика, но, когда я прохожу мимо них, проводя пальцами по корешкам, я понимаю, что здесь выставлено нечто большее, чем просто книги. Есть еще книги, подобные той, которую Лука читал в самолете, романы, которые ему, должно быть, действительно нравится читать. Научно-фантастические детективы, космические оперы, техно-триллеры, действие которых происходит в будущем. Там много Филипа К. Дик вмешался, и я прикасаюсь к каждой книге, думая о Луке, который сидит здесь за своим столом и читает. Может быть, закинув ноги на красное дерево, со стаканом виски в руке.
Это такой нормальный, человеческий образ, что он поражает меня. Долгое время я видела в своем муже этого ужасающего монстра, человека, которого нужно бояться, которого нужно остерегаться. Человека, который совершал ужасные поступки, который жил в мире, пропитанном насилием и кровью. Человека, который внушал другим страх и благоговейный трепет, а не любовь. Но, глядя на это, я вспоминаю Луку, с которым я провела неделю на частном острове. Мужчину, в которого я влюбилась по уши. И Ана, кажется, думает, что там еще есть что спасти. Что-то, что можно продолжать любить, если я смогу убедить его оставить нашего ребенка, и мы сможем построить вместе достойную семью.
Я хочу в это верить. Поглаживая корешок научно-фантастического романа и думая о жизни без Луки, одинокой и в бегах, я осознаю, что хочу этого так же сильно, как когда-то хотела провести месяцы в Париже и получить место в лондонском оркестре. Но это означало бы, что мне пришлось бы быть сильнее, чем я есть сейчас. Я должна сделать шаг вперед и стать женой, на которую Лука мог бы положиться. Такой женой, как Катерина. Кем-то, кто может спокойно относиться к насилию и раздорам мафии.
Я должна смириться с тем, что мой ребенок… наш ребенок, будет рядом с Лукой, если это будет мальчик или, может быть, даже девочка. Я отчетливо помню, как он говорил, что методы мафии могут измениться, что он может позволить дочери унаследовать титул.
Я должна быть предана не только Луке, но и самой мафии. Брак с доном, настоящий брак, означает также брак с семьей, в гораздо большем смысле, чем гласит старая поговорка. Я должна буду не вздрагивать при виде того, что будет делать мой ребенок или дети, когда вырастут.
Если я останусь, я не смогу обвинять мафию и то, что Лука делает как ее глава. Я должна буду принять это. Я не знаю, настолько ли я сильна. Но я хочу быть такой.
Я думаю о письме моего отца и о том, как сильно он хотел, чтобы я избежала всего этого. Но, конечно, поскольку он оставил это безотказное средство для меня, он думал, что я достаточно сильна, чтобы выдержать брак с таким человеком, как Лука, стать женой человека, обладающего реальной властью в этой семье.
У всех сказок есть темная сторона.
Книга сказок, которую оставил мне отец, не была сборником вычурных детских историй о балах и принцессах, которые жили долго и счастливо. В этих сказках братьев Гримм принцессам и героиням приходилось трудиться, чтобы добиться счастливого конца. Им приходилось идти на жертвы. Иногда они жестоко мстили, как Золушка, которая заставила своих сводных сестер танцевать в раскаленных башмачках. Эти женщины знали, что их жизнь не была ни красивой, ни сладкой, ни легкой. Что у них ничего не будет, если они не будут бороться за это. Они знали, что значит любить темноту.
Раньше я думала, что он дал мне эту книгу только потому, что думал, что она мне понравится, но теперь я думаю, что это было потому, что он знал, какой может стать моя жизнь. Что мне, возможно, придется научиться быть Персефоной, выданной замуж за Аида, а не мультяшной Золушкой с мышами в качестве слуг и пресным принцем в качестве мужа. Он знал, что меня, дочь советника итальянской мафии и русскую наследницу, будут использовать в качестве разменной монеты в игре, в которую у меня нет никакого желания играть. Шахматная фигура на доске, с которой я отчаянно хотела сойти.