Избранное

Старик пошел в комнату и закрыл окно, боясь, как бы новорожденных не прохватило сквозняком. Он и жалел их, и испытывал к ним неприязнь. Когда он снова уселся на скамеечку и опустил седую голову на руки, собака на минуту повернулась к нему, разинула пасть и, вывалив язык, поглядела на старика большими черными глазами. Они светились счастьем. Старик погладил ее.

Он не знал, сколько времени просидел уже тут, на скамеечке, вслушиваясь в тишине дома в неутомимое шуршание собачьего языка, но усталости он не ощущал; в сердце закралась какая-то неизъяснимая тихая радость. Старик так погружен был в своя мысли, что не удивился даже, почему это жена так долго не возвращается из чулана.

Хвост собаки застыл в напряжении. Начинались новые схватки.

1960

Перевод В. Середы.

ПОВЕСТИ

Раздвоенный крик

1

С той поры, как Диро поселился в доме, там стали твориться по ночам странные вещи. Первыми об этом волей-неволей прознали жильцы, поначалу сами себе не веря и считая происшедшее случайностью, а после испуганно, шепотом передавали новость из уст в уста, и она с быстротой молнии долетела до обитателей соседних улиц.

Трехэтажный желтый дом стоял на самой окраине столичного пригорода, на углу узкой, короткой улочки. К северу, куда хватал взгляд, вздымались заводские трубы, а вдоль заднего фасада дома тянулась бескрайне широкая полоса железнодорожных путей, отходящих от расположенного поблизости вокзала. Копоть и дым круглые сутки отравляли воздух, превращая его в плотную, серую завесу; заводской шум, непрерывный перестук вагонных колес и плаксивые вскрики паровозов не смолкали ни на минуту, и переговариваться между собой люди могли только в полный голос. На некоторых заводах работали круглые сутки, и по ночам в той стороне мощные дуговые фонари слепящим светом разрывали тьму. Над железнодорожными путями, подрагивая, качалась гирлянда из тысячи белых солнц. Кроваво-красные глаза светофоров бесстыдно разглядывали оскверненную тайну ночи, вспыхивающие зеленые сигналы мигали над поблескивающим росчерком рельсов подобно падучим звездам. Вдали, над вокзалом, висела красноватая, подсвеченная снизу дымка. Немощеную улицу в эту осеннюю пору хлюпающим глубоким потоком заливала грязь, сплошь заполняя пространство между двумя рядами домов.

В тесных квартирках ютились семьи рабочих. Дом был старый, с толстыми стенами; окна квартир выходили во внутренний двор, длинный и узкий; забранные решеткой галереи тянулись вдоль этажей и опоясывали дом по замкнутому прямоугольнику. Комната, где с начала осени обосновался Диро, размещалась на чердаке. Рядом с дверью в комнату находилась железная лестница, по которой можно было попасть на крышу, к небольшой четырехугольной площадке, обнесенной решеткой. Этой крохотной площадке на крыше выпало сыграть важную и загадочную роль в последующих событиях.

Обитатели дома даже не заметили, что в чердачную комнату вселился новый жилец. Правда, в подъезде иногда встречали длинного худого незнакомца, но это никого не удивляло, потому что в дом нередко заходили чужие. И лишь после первой тревожной ночи соседи узнали от привратника, что этот человек живет в доме, в единственной здесь чердачной комнате. Это случилось дней через десять — двенадцать после того, как Диро обосновался в своем скворечнике.

Той ночью, примерно в час пополуночи — а некоторые жильцы утверждали, будто и раньше, — весь двор огласился хриплыми криками. Пронзительный крик и вспыхнувшая вслед за тем громкая перепалка — она то стихала на миг, то вновь разгоралась и долго не умолкала — ворвались в комнаты через окна из внутреннего двора и подняли людей от самого крепкого сна. Шум и крики не стихали около часа, и позднее жильцы определили, что откуда-то сверху, из темноты, звучали два голоса, разных, но оба одинаково хриплых, что голоса эти были похожи и все-таки чем-то отличались друг от друга, что слышались они не одновременно, а лишь поочередно. Создавалось впечатление, будто где-то вверху идет ожесточенная перебранка, и лишь казалось странным, что голоса не перебивали друг друга и ни разу не прозвучали одновременно, словно бы два человека, несмотря на обоюдную злобу, вежливо выслушивали друг друга до конца. И еще было странно, что, хотя голоса долетали даже до самых отдаленных уголков дома, никто из жильцов не мог разобрать ни слова, точно этот диалог, длившийся более часа, вовсе не из слов и состоял.

Однако все эти загадочные подробности были единодушно установлены и уточнены жильцами дома лишь на четвертые сутки, а в первую ночь все решили, что свара вспыхнула в одной из давно заселенных квартир дома. Однако в течение дня женщины, выспрашивая одна другую, вскоре — с помощью привратницы — добрались до чердака, а на следующую ночь уже безошибочно определили, что крик раздается сверху, из комнаты на чердаке.

На третьем этаже, непосредственно под комнатой Диро, жил паркетчик Иштван Кухар с женой и двумя детьми. Это были приличные, работящие люди, сам Кухар — человек в годах, а жена его — женщина молодая и приятной наружности. Оба они не слишком тесно соприкасались с остальными жильцами, у которых только и забот было, что ходить по соседям. Жила семья Кухар бережливо, муж не имел обыкновения заглядывать в корчму; наломав спину на работе, он возвращался домой лишь к самому вечеру, и спать они, как правило, ложились рано.

На этой семье больше всего и отразились последующие события. В первую ночь мужчина проснулся оттого, что скулила собака. Положив передние лапы на матрац, собака уставилась горящими глазами в лицо хозяина и, поскуливая, завывала. Кухар, ничего не подозревая, спросонок протянул руку, чтобы погладить собаку. И тотчас почувствовал, что шерсть у собаки встала дыбом и сама она дрожит всем телом. Сон мигом слетел с него, он испуганно приподнялся, пытаясь ощупью найти спички. Снаружи в окно мерно барабанил дождь, стекла подрагивали, отзываясь на грохот проносящихся мимо товарных составов. Покуда Кухар разыскивал спички, поезд промчался мимо, и на мгновение наступила тишина. Доносились лишь отдаленные гудки паровозов да мерный шум дождя.

Кухар позднее рассказывал, что в первый момент он подумал, будто в квартиру проник грабитель. Из головы еще не выветрились остатки сна, и к Кухару не вернулась способность трезво мыслить, иначе он сразу же отмел бы этот домысел: ведь если бы в квартиру действительно забрался чужой, собака, приученная сторожить дом, мгновенно с лаем набросилась бы на него.

Кухар сел в постели, чиркнул спичкой, но при тусклом желтом свете свечи не обнаружил ничего подозрительного. Он взглянул на часы: стрелки показывали без четверти час. Кухар встал и со свечой в руке обошел комнату. Затем вышел на кухню и там тоже обследовал каждый уголок. Собака, жалобно скуля, брела за ним по пятам.

Раздосадованный, вернулся он в комнату, но прежде чем лечь, подошел к колыбельке четырехмесячного сына и склонился над ним. Пораженный, увидел он, что ребенок плачет во сне. Крохотное личико ею болезненно искривилось, сжатые в кулаки ручонки дрожали, а из-под опущенных век медленно катились слезы. Мужчина испуганно и недоуменно смотрел на дитя. Собака теперь заскулила громче и жалобнее, она жалась к самым ногам хозяина, пытаясь спрятаться, и Кухар снова почувствовал, что животное дрожит всем телом.

— А?.. Что такое? Что случилось? — неожиданно проснулась жена и испуганно села в постели.

И в этот момент сверху донесся тот ужасный, хриплый крик. Минуты полторы-две он звучал с одинаковой силой, заполняя собой всю комнату, и словно бы распирал стены. Женщина испуганно ахнула и повалилась в постель навзничь.