Любовь на каникулах

Генка приложил палец к губам, – молчи!

Амбар был дырявый. Сверху вниз наискось, лучами, ярко светило солнце.

Стёпка целовал и целовал любимую, расстегивая одну за другой податливые пуговицы, другой рукой ласкал нежную девичью грудь. Мальчишка дотрагивался до сосков девушки, а Виталик чувствовал каждое прикосновение.

Вслед за платьем в сторону отлетел лифчик. Кавалер губами исследовал вселенную страсти: ушки, шею, грудь, животик. Ниже, ещё ниже.

– Боже, он сейчас поцелует её туда, – сжав кулаки, предвкушал Виталий, мечтающий оказаться на месте Степана.

Зрители замерли.

Генка знал, что будет дальше, наблюдал, дыша через раз, – замри, Виталец, сейчас такое начнётся.

Мальчишка уверенно раздвинул ноги подруги, застенчиво погрузившей лицо в многоцветье букета, упал на неё, забился, напрягая ягодицы, выгибая спину, сначала медленно, потом быстрее, быстрее.

Виталий слышал, как хрустела под телами солома, как сладко стонала Юлька, высоко задирая ноги, как что-то влажно чавкало, отдаваясь в голове, внизу живота, в каждой клеточке тела.

– Вот оно что… а меня, меня-то кто так делал? Нет, нет, нет, я своих детей… я уж как-нибудь сам. Завтра же, нет, сегодня, признаюсь Милке, что люблю.

Стёпка отвалился от Юльки прежде, чем Виталик опомнился.

Генка поманил рукой. Пора отползать.

Спустя несколько минут друзья затягивались от одной сигареты. Виталик кашлял, но снова и снова ошалело втягивал терпкий дым.

– Теперь ты тоже готов, дружище, стать мужчиной. Теперь мы связаны страшной тайной. Копи деньги на самогон, так и быть, возьму тебя щупать Фроську.

– Да пошёл ты, – беззлобно парировал юноша, – моя девушка Милка. Без меня Фроську щупай!

Тест на беременность

Колкий осенний ветер холодом обовьёт –

Словно кашне тугое, вдруг перехватит горло…

Но леденящий ветер всё же, ещё не лёд,

Может, всего лишь фарс? –

Где-то на грани фола?

Ариша Сергеева

Суббота всегда была для них особенным днём.

Игорь работал руководителем отдела продаж в малюсенькой развивающейся компании с ненормированным рабочим днём.

В будни они могли встречаться очень редко. Тем более что Лариса училась в престижном вузе на бюджетном отделении, где состав студентов к концу третьего курса растаял напополам. Отчисляли за малейшие провинности и неуспеваемость жёстко.

Зато выходные, кроме вечера воскресенья, всегда были сплошным праздником. Где они только не были в эти дни: поездки за город, выставки, музеи, премьеры спектаклей, концерты.

Иногда Игорь водил свою девочку в кафе или ресторан. Долго они обычно не задерживались, шли в его комнату.

Жил он в коммуналке, но довольно респектабельной. Большинство жильцов были состоятельные интеллигенты, гордились историями семей, не выселялись по той же причине.

Комната юноши была обставлена старинной мебелью, причём сохраняла некий музейный антураж. Если точно не знать, кто в ней живёт, можно подумать, что принадлежит это жильё романтичной старушке.

Лариса любила рассматривать фотографии на стенах, вязаные крючком салфетки и накидки, живописные вышивки, фигурки из малахита, безделушки, каких в современных квартирах не увидеть. Ей нравилось всё, не говоря о хозяине этого странного мира.

Комната имела перегородку, за которой находился единственный инородный предмет, не вписывающийся в сюжетную линию обстановки, современную двуспальную кровать.

С пятницы на субботу и в следующую ночь девушка довольно часто оставалась у любимого.

Им было интересно вдвоём всегда, чем бы ни занимались. Игорь был стабильно предупредителен, аккуратен, заботлив и ласков, мог начать разговор на любую тему, поддержать дискуссию, даже спор, если чувствовал, что любимую это заводит, но умел вовремя остановиться.

Лариса, напротив, обладала способностью постоянно быть разной.

Она могла увлечённо что-то рассказывать, потом неожиданно всплакнуть, после чего декламировала стихи, приглашала Игоря на танец, в котором прижималась к нему настолько тесно, словно боялась, что любимый исчезнет.

Она умела смешить и смеяться, но постоянно с грустным выражением лица вопрошала, любит ли её Игорь.

Довольно часто девушку посещала апатия и меланхолия, когда ей никто не был нужен.

Даже любимый в такие минуты вызывал раздражение. Девушка забиралась с ногами на кровать, зарывалась в одеяло, свернувшись котёнком, отворачивалась лицом к стенке, и шипела, если до неё дотрагивались.

Игорь садился в такие минуты у кровати и смотрел на Ларису с мечтательным выражением. Но прежде шёл на общую кухню, заваривал большой чайник крепкого мятного чая, который девочка обожала.

Для неё Игорь всегда держал шоколад, фруктовую пастилу, и цукаты.

Лариса пахла восточными сладостями, настолько экзотическими, что опознать принадлежность ароматов было невозможно.

Юноша специально ходил в магазин сладостей, покупал немного каждого вида, пробовал на вкус и запах, но ничего подобного так и не обнаружил.

Он любил девочку беззаветно, хотя она была довольно странная. Её можно было назвать хорошенькой, добавляя к этому умница, скромница и прочие подобного рода эпитеты, которым Лариса вполне соответствовала. Не всегда.

Довольно часто её поведение характеризовали истерические нотки, когда на поверхность вылезали вспышки ревности, нервозность, неприязнь, гнев, раздражение, разочарование, скука.

Лариса страстно любила дождь, особенно грозу: запах грозовых разрядов, шум дождевых струй, вспышки молний, световые эффекты. Она настолько воодушевлялась, что через несколько минут влюблённые оказывались в постели.

Девушка так заводилась смесью стихии и секса, что приходила в полное неистовство.

Пока продолжалась гроза, она была ненасытна. С грозы их любовь началась, в момент стихии случилась первая близость. Игорь не мог не заметить постоянного совпадения бешеной любви с природным неистовством, как и колебаний настроения.

Как и все люди, влюблённые спорили, ссорились, ругались. Лариса могла в раздражении хлопнуть дверью, послать Игоря далеко и надолго, объявить, что всё кончено между ними навсегда.

Она выбегала в общий коридор, разражалась громким рыданием, сползала на пол по обратной стороне двери, кричала. Игорь никогда за ней не бежал, знал, что любимой нужно время, чтобы успокоиться.

Наплакавшись вволю, Лариса всегда входила обратно, припадала к его груди, долго-долго объясняла особенности своего характера, клялась в вечной и бесконечной любви.

Примирение естественным образом заканчивалось постелью. Девушка выкладывалась, отдаваясь самозабвенно. Игорь уже привык ко всем этим экзотическим бзикам.

– Ты меня любишь, – спросила Лариса после очередной вспышки агрессивности завершившейся истерикой и апатией, как-то странно, словно тестировала, исследовала его внутренний мир, пытаясь проникнуть в сердцевину мозга, заглядывала ему в глаза.

– Конечно, люблю, глупенькая. Кого же мне ещё любить, как не тебя, – ответил, не задумываясь, Игорь, пытаясь поцеловать.

Лариса скорчила недовольную гримасу, отстранилась, замолчала, внимательно изучая маникюр на крошечных ноготках, словно в этот миг не было задачи важнее.

– А вот мы сейчас это проверим.

– Сколько угодно, родная, это будет тысяча первая проверка. Но сначала приготовлю твой любимый успокаивающий чай с чабрецом и мятой. Вчера купил такие цукаты, закачаешься. Я быстро.

Игорь накрыл девушку пледом, повторил попытку поцелуя, на этот раз удачную. Вид любимой вызвал волну нежности.

Юноша прижался к телу девушки, провёл рукой по изгибам тела, немного дольше остановился на упругих ягодицах, вдохнул запах волос, зажмурился от удовольствия. Его с головой накрыло желание.

Уходить не хотелось, но по опыту Игорь знал, любимой нужно время, чтобы забыть причину раздражения. Пусть побудет одна.

Юноша ушёл на кухню, заодно ополоснулся под душем, побрился. Его не было минут десять. Лариса всё так же лежала, и смотрела на ногти.