Мёртвое сердце

– Бежим! Бежим со мной! – горячо взмолилась она, обвивая шею Гийома холодными бледными руками. – Не будет нам здесь жизни! Отец сосватал меня кузнецову сыну, – Марыся разрыдалась у него на плече.

– Бежим со мной! – целовала она его, и в этот раз её губы были не сладки от мёда, а солоны от слёз.

Сердце Гийома дрогнуло, но он крепко помнил наставления её отца. Иной бы на его месте, кто посмелей, схватил бы деву и бежал бы с ней без оглядки. Но Гийом рассудил иначе. Жизнь простого мага  не сладка и не богата. Да, во время бедствия, его, скрепя сердцем, учтиво примут в доме, но, как только отступит беда, вновь перестанут замечать и здороваться на улицах. Гийом привык к такой жизни сам, но не хотел такого для Марыси. Иштван, сын кузнеца, был хорошим парнем, крепким, добродушным, рукастым, всякое дело в его руках спорилось. Такой и пяток детишек прокормит, и жену не обидит. Любит, разве что, медку хлебнуть, да какой северянин не любит? Уж не пропадёт с ним Марыся, родит ему здорового сына, да и забудет о Гийоме в делах и заботах.

– Нет, Марыся, – Гийом покачал головой. – Не могу я так.

Вдребезги разбилась керамическая кружка, расплескав по полу горячий, ещё дымящийся, отвар. Побледнела Марыся, но смолчала. Не говоря ни слова, она пошла к двери, отрицательно мотнув головой, когда Гийом вскочил с места…

Марыся шла по пустынной улочке и дрожала от ночного холода. Сверху начал накрапывать дождь, стало ещё холоднее. Девушка бесцельно брела вдоль домов, пока её внимание не привлёк силуэт в жидком пятне света от уличного фонаря. Приглядевшись, Марыся от волнения закрыла рот рукой – там, в конце переулка стояла пропавшая неделю назад Йоана. Марыся замахала женщине рукой и ускорила шаг, думая, что бедняжке нужна помощь.

Йоана, пошатываясь, повернулась на звук.

– Йоана, где ты была? Тебе нужна помощь? – спросила Марыся, подходя ближе.

Но Йоане помощь не нужна была давно. У неё была трупно-серая кожа и длинные чёрные когти на руках, в почерневшем от запёкшейся крови рту виднелся ряд длинных и острых зубов.

– Упырица, – только и смогла сказать Марыся, не смея пошевелиться от страха.

Глава 5. Путешествие начинается не с доброго утра

Итак, страшный сон Мистлев, что говорится, оказался в руку. Тем утром, как записал Соран в своём путевом дневнике, третьего числа Месяца Яблок, речь действительно пошла о вампирах. План Ревана был предельно прост: добраться до руин, исследовать их и вернуться обратно с находками или пустыми руками. Если же будет обнаружено нечто ценное в виде золота или драгоценных камней, всё это богатство должно быть разделено на три части. Никто не возражал. Цель похода, разумеется, должна сохраняться в тайне. По официальным документам, которые Реван уже отправил в Башню Высоких Звёзд, он с учеником едет изучать природную нечисть в Верянских землях. В той глуши в горах и лесах действительно водилось много разных тварей, живых и не очень, по которым можно было собрать массу практического материала. Водилась там и мелкая нежить естественного происхождения – то немногое, что осталось для изучения некромантам современности.

Мистлев в документах, разумеется, не значилась, но это её саму волновало мало. Воровка не оставляла надежды улизнуть и наконец затаиться на какое-то время в Логове. Полуэльфы что эльфы – как кошки в темноте. А пока Мистлев вместе с Реваном и Сораном покидала неприветливый для неё Сарох. Маг вернул ей только короткий кинжал, а всё остальное оставил при себе, пока они не доберутся до Верянских земель. Не следовало привлекать на дорогах лишнего внимания, именно так он объяснял свои действия. Мистлев была не в восторге от этой идеи, но делать было нечего – пока она вынуждена подчиняться некроманту, даже если он велит идти до Зимнева без одежды пешком.

У магов при себе не было оружия, лишь посох у Ревана, Соран же не носил ничего кроме ножа. Подмастерье был бледным и явно не выспавшимся, под глазами виднелись синие круги, а на пальцах заметны следы от чернил. Казалось, что краска навсегда въелась в кожу. Соран то и дело посматривал на Мистлев, она делала вид, что ничего не замечала. Парень старался держать свою сумку от воровки подальше и, думая что она не видит, незаметно проверял свои карманы. Мистлев только мысленно улыбалась, глядя на это.

Троица шла пешком – их путь лежал к портовому городку недалеко от Сароха. Реван рассудил, что плыть по озеру будет быстрее, а дальше можно взять коней по дороге на северо-восток. С ним никто не спорил, глядя на карту. Переплыть озеро оказалось более заманчиво, чем терять дни по вихляющим среди холмов и невысоких гор тропам при его обходе.

– Ну и сколько нам плыть? – спросила Мистлев у Ревана, стараясь нарушить тишину, молчание её тяготило.

– Если повезёт, завтра в полдень будем на том берегу.

– А если не повезёт?

Реван не ответил, задумчиво глядя на серое небо. Ветер усиливался, начинал накрапывать дождь, что лишь портило настроение и планы. С востока донёсся глухой раскат грома, Мистлев накинула капюшон.

– Придётся пережидать непогоду или пешком огибать Ветреное.

Перспектива делать крюк никого не радовала, а потому путники ускорили шаг. Сарох когда-то был столицей Альтдорфхейма, от него к близлежащим городкам были добротными, так что идти было одно удовольствие. Конечно, местами попадались рытвины и выбоины, но это было мелочью по сравнению с другими дорогами, где круглый год грязи по колено.

С хлипких веток молодых берёз, росших вдоль дороги, неприветливо каркали вороны. Суеверные селяне признали бы это плохим знаком в начале пути, но троица путешественников не верила в приметы. Маги были слишком образованы для суеверий, Мистлев слишком практична, да и Озёрный городок уже виднелся с высокого холма. Дальнейший путь был как на ладони, вон и кладбище в небольшой рощице виднелось впереди. На этом погосте жители Озёрного хоронили своих покойников, но было в нём нечто странное.

На воротах и оградках висели пучки чеснока и ещё каких-то трав. Реван тут же не преминул спросить своего ученика, какие травы используются в качестве оберега от нежити. Соран принялся перечислять:

– Полынь, ветви рябины, горецвет красный, зверобой, чертополох. Все эти травы способны защитить от нежити естественного происхождения, то есть русалок, призраков, крикуш, ночных страхов и прочих мелких духов. От истинно неупокоенных, поднятых магией, защитит только серебряное оружие, зачарованные некромантом амулеты и обережные магические круги.

Реван слушал, Мистлев смотрела по сторонам, но взгляд то и дело цеплялся за оградку кладбища. За хлипким забором виднелись покосившиеся от времени деревянные памятники и каменные надгробные плиты. Мертвецов и призраков Мистлев терпеть не могла и не признавалась никому, что боялась нежити. Крохотный погост внушал ей странный ужас, хотя разумных причин опасаться его не было. А что местные навешали пучки трав на забор, так это для их же спокойствия. Порой такой небольшой псевдообряд способен избавить от беспричинных страхов целый городок.

– Вот тебе народные верования в естественной среде, Соран, – раскат грома послышался совсем близко, – наглядный пример, когда действующие приёмы постепенно смешиваются с фантазией людей. Как видишь, чеснок здесь совершенно лишний, уверен, вампир бы или вурдалак только спасибо сказали, что блюдо само решило придать себе пикантный вкус.

Мистлев предпочла не вслушиваться в разговор, рана на руке снова стала саднить, на белой ткани повязки проступило красноватое пятно.

– Да когда ж эта дрянь заживёт?! – воскликнула Пташка в сердцах.

На что Реван только пожал плечами:

– Не знаю, обычно подопытные умирают раньше.

Мысленно воровка кляла мага самыми непечатными словами и в тайне злорадствовала, зная, что такая же печать на руке и у него. Жаль, по лицу Ревана было не понять, доставляла ли ему рана неудобства или нет. И так, кто за разговорами, кто за мстительными раздумьями, троица наконец дошла до Озёрного. Во тьме грозовых туч городок выглядел особенно неприветливо. Жуткую атмосферу нагнетали пустые улицы, на которых почти никого не было. Всё можно было бы объяснить надвигающейся грозой, разогнавшей людей по домам, но именно в это верилось слабо. Мистлев чувствовала, что что-то не так, но не могла объяснить причины своего волнения.