Страница 106 из 168
Кажется, она растерялась. Не была готова к такому резкому переходу.
— Черт! Это что, важно?
— Ты ведьма или гризетка[17]? — резко спросил он, сверля ее взглядом, — Если гризетка, щелкай себе орешки, дыши в кружевной платочек и не лезь в адские науки. А если ведьма, сама должна соображать, что тут все важно. Какой круг?
Каждый приступ гнева заставлял его одутловатое лицо краснеть, а тучный живот ходить ходуном, отчего несчастный халат, давно сделавшийся ветошью, опасно потрескивал. Странно еще, отчего телеса этого недоумка еще не вырвались на свободу — судя по тому, как тяжело ворочался живот, ему порядком надоело сидеть взаперти и он ждал лишь удобного случая, чтобы вырваться на свободу.
— Третий, — сквозь зубы ответила Барбаросса, хоть ее и подмывало ответить иначе, по-грубому.
— Третий… — проворчал хозяин, отворачиваясь, — Ну конечно, как же иначе. Самый скверный, самый опасный круг.
— Да ну?
Ей хотелось произнести это насмешливо, но в глотке, должно быть, порядком пересохло, голос дрогнул.
— Принято считать, что самый опасный круг обучения — первый. Очень уж много вашего брата отправляется в Ад на первом году обучения. Но это больше от неопытности, от непривычности, — демонолог поскреб пальцем подбородок, — На первом круге обычно гибнут пустоголовые барышни, путающие, в какую сторону чертится Резисторовая руна или забывающие включить в узор Варикондовый узел. Проще говоря, самые большие тупицы. Такие даже если в кухарки пойдут, долго не протянут — непременно обварят себя кипятком или от печи угорят или уксуса случайно выпьют…
Он переменился, подумала Барбаросса, наблюдая за хозяином, пока тот неуклюже хлопотал, смахивая рукой сор со столов и отодвигая в угол узлы с тряпьем, чтобы освободить пространство посреди комнаты. Переменился, едва только услышал секретное слово и распахнул перед ней дверь, но переменился так, что сразу даже и не скажешь, в чем. Он все еще сопел, с трудом перемещая в тесных закоулках своего кабинета распухшее, облаченное в рубище, тело. Все еще поглядывал на нее с явственным раздражением, как поглядывают на незваных, ничего кроме хлопот не несущих, гостей. И в то же время…
Может, он в самом деле чего и соображает, подумала Барбаросса, не отводя от него взгляда. Конечно, никаким демонологом он не был, смешно и думать, но, может, подмастерьем или слугой… В мире много адских дверей, а где нет дверей, там есть щели и трещины, через которые силы Ада проникают вовнутрь. Иди знай, где он успел нахвататься премудростей, но говорит как будто гладко…
— Третий круг — как раз самый опасный, — пробормотал хозяин, не замечая, что его разглядывают, — На третьем-то круге ваши куколки и мрут как мухи по осени. Освоились уже немного, руку набили, книжонок всяких начитались, сам Сатана не брат… Лезете сломя голову прямиком в адские бездны, защиту наводить толком не умеете, торговаться не обучены, зато самомнения — как у архивладык! Тут-то вас любезные господа из адских царств и хватают. На взлете, как горлиц, только шейки и трещат, только пух и летит… Знаешь, как зовут самого опасного демона из всех существующих?
Барбаросса на миг растерялась. Гримуары и инкунабулы, которые она штудировала под руководством Котейшества, пестрели именами самых разных демонов, в одном только «Малом ключе Соломона» их числилось семьдесят два. Некоторые из них имели немалый чин в аду, им было пожаловано право находиться при дворе архивладык, вести в бой их адские легионы. Другие же обитали в тех частях Ада, которые считались смертельно опасными джунглями даже по тамошним меркам, зачастую даже их имена обладали такой силой, что можно было ненароком ослепнуть, едва лишь прочитав их, или повредиться рассудком, превратившись в пускающего слюни идиота с выжженным черепом.
Но самый сильный демон из ныне живущих? Черт, он что, проверяет ее?
Маркиз Аамон, подумала она. Похожий на человека с головой ворона и с собачьими зубами, облаченный в доспех из обожженной кости с гравировкой из иридия, он ведет в бой сорок легионов демонов, сокрушая адские крепости на своем пути. Чудовищные осадные машины, которыми он командует, походят на исполинские механизмы из скрежещущего металла, внутри которых ревут на сорок тысяч голосов заключенные младшие демоны. Там, где проходят армии маркиза Аамона, огонь превращается в плазму, проедающую мироздание по всем его сложно устроенным швам, и даже само время сжимается, пожираемое и перекраиваемое ими…
А может, он имеет в виду губернатора Фораса? Губернатор Форас не воитель, он зодчий и философ, но по части адских сил может посоперничать со многими. Его адский дворец — исполинский гексаконтитетрапетон[18], для вычисления размеров которого не существует цифр и понятий ни в одной известной человеку системе, и который живет во все стороны времени одновременно. Говорят, это еще не самое страшное, потому что его внутренние покои устроены таким образом, что сам Людвиг ван ден Роэ[19], когда ему позволено было заглянуть через крохотное окошко, мгновенно сошел с ума, залаял по-собачьи и тут же, не сходя с места, вспорол себе живот собственной шпагой.
Черт, обитатели ада, близкие к архивладыкам, обычно достаточно умны, чтобы не ввязываться в дуэли друг с другом, слишком хорошо понимают силы тех энергий, которыми управляют. Иди знай, кого из них считать самым опасным и по каким меркам судить. С таким же успехом платяная вошь, преисполнившись гордости, может измерять ниткой альпийские вершины…
Граф Бифронс владеет такими познаниями во всех точных науках, что воспринял спор между Ньютоном и Лейбницем о дифференциальном исчислении как личное оскорбление, явившись к ним в облаке огня и затравив их обоих адскими псами. Герцог Гремори, ведающий вопросами любви и часто являющийся в облике прекрасной девы, как-то раз объявился в крепости Веезенштайн, соблазнив ее коменданта и гарнизон из восьмисот человек до такой степени, что все они погибли от изнеможения в двухнедельной непрекращающейся оргии, не в силах выпить даже стакан воды. Принц Сиире так легко покоряет материю, что однажды превратил досаждавшего ему демонолога в луч света, обреченный бесконечно скользить в межзвездной пустоте…
— Самоуверенность.
— Что?
— Самоуверенность, — толстяк остановился посреди кабинета, глядя на нее своими мутными немного раскосыми глазами, — Так зовут самого опасного из демонов, погубившего тысячи твоих сестер. Это очень старый демон, ведьма, древний как само время, но все мы под ним ходим. Он могущественнее всех демонов Ада вместе взятых, могущественнее Белиала, Белета, Столаса и Гаапа, могущественнее семидесяти двух меньших владык и всего сонма тварей, что шныряют у них под ногами. Он искушает самых стойких из нас, обольщает самых дисциплинированных, подзуживает самых рассудительных. От него нет спасения, нет амулетов, нет защиты, потому что каждая кроха победы, что мы добываем трудом многолетних усилий на этом поприще, лишь подпитывает его силы, заставляя расти внутри нас, набирать власть. Рано или поздно он, вызревая внутри нас, становится достаточно могущественным, чтобы погубить своего хозяина…
— Ты будешь болтать или работать? — резко спросила Барбаросса, — Потому что то, что я услышала от тебя, пока что не стоит и крейцера!
Если этому болтуну и суждено носить княжеский титул, то разве что князя вшей. Достаточно ей и того, что пришлось выслушивать лекции безумного вельзера, если еще и этот примется испытывать ее терпение…
Хозяин вздохнул.
— Чертовы кофейные саксонцы[20], - пробормотал он, возводя глаза к потолку, — Все нетерпеливые, будто черти с обожженными хвостами. Иногда я удивляюсь, отчего адские владыки еще не сожрали вас всех, точно горсть конфет… Садись!
Барбаросса неохотно опустилась на стул, выбрав самый надежный. Благодарение плотным шерстяным бриджам, ее заднице не досталось заноз, но спинка самым неприятным образом врезалась между лопаток.