Осколки юности

– Мамочка, ты думаешь, я некрасивая? – еле слышно произнесла я, так как подбородок предательски задрожал, а на глаза начали накатываться слезы.

– Ну-у, я не думаю. Я вижу, и остальные тоже это видят.

Я больше не в силах была продолжать эту беседу, закричала и дала волю слезам. Слезы хлынули из глаз фонтаном, а мой крик оглушил весь дом.

После того как крик прокатился по всем комнатам, бабушка выскочила из кухни, при этом обтирая мокрые руки об засаленный фартук.

– Зайчик, что случилось?! – спросила бабушка, вытирая мне слезы.

Только я собиралась ответить, как в комнату вошли дед и папа.

– Мама сказала, что я сейчас некрасивая и никогда ей не буду. Что такую меня никто не полюби-и-и-т, – в конце фразы я снова не смогла сдержать слез и заплакала с новой силой.

Дед сжал кулак и помахал им маме перед лицом со словами:

– Ты че городишь, придурочная?! Она ребенок! И в первую очередь это твой ребенок! Даже если у нее вместо лица жопа будет, ты все равно ей должна говорить, что она самая лучшая! Ты в третьем классе толстуха была! Бабка одежду тебе сама шила, а то в магазине хрен найдешь! И ничего, никто тебя не называл страхолюдиной!

– Пап, отстань от меня. Я человеку говорю правду, а правда, знаешь ли, на возраст не распространяется. Пусть знает! И вообще, я не хотела ее рожать! Вы меня заставили это сделать!

– Замолчи, Лора тебя слышит! – попытался папа заткнуть рот моей матери, но сделал только хуже.

– Мне по хрену! Понятно?! И вообще, я в город, вечером буду. Это твоя дочь, вот ты ей и занимайся! – в сердцах выкрикнула мать и встала из-за трюмо.

– Да-а, Райка, не такой мы тебя с твоей матерью воспитывали. Не такой, – задумчиво сказал дед маме вслед.

Потом все молча разошлись из той комнаты кто куда. Мать пошла во двор и завела нашу шестерку. Мне бы спокойно сидеть рядом с бабушкой, но в душе зародилось сильное беспокойство и волнение. Я как кипятком ошпаренная выбежала во двор и кинулась к маме.

– Мама, не уезжай, пожалуйста! Останься дома со мной и папой! Прости меня за все, я исправлюсь! Обещаю!

Я тогда захлебывалась в слезах и истошно кричала. На что она скривила губы и спокойно сказала:

– Лора, не переживай. Я приеду вечером и привезу тебе игрушку и что-нибудь вкусненькое. А пока останься с папой, папа отведет тебя на речку, да, Виталь?

Отец послушно кивнул и взял меня за руку, а я продолжала плакать. Паршивое настроение преследовало меня до самого конца дня. Но вот уже ближе к вечеру я более-менее пришла в себя и спокойно проводила это время с бабушкой. Мы пили чай с ее вишневым вареньем и разговаривали ни о чем и обо всем. Внезапно я вспомнила утренний скандал и спросила у бабушки:

– Ба, а что имела в виду мама, когда говорила, что не хотела меня рожать?

Бабушка слегка передернула плечами и уставилась в окно. Помолчав несколько секунд, она ответила:

– Что ты, милая. Это она разозлилась и вот так ляпнула.

– Мне кажется, что мама меня не любит. Она никогда со мной не играет. И не ходит со мной гулять, – опустив глаза вниз, произнесла я.

– Ой! Зайчик, каждая мама любит своего ребенка. Просто Райка такая, ну вредная, – после сказанной фразы бабушка натянула на лицо фальшивую улыбку.

В тот день мама вернулась лишь в одиннадцать часов вечера. Я тогда уже спала, но проснулась от разговоров моих домочадцев.

– Рай, ты где была? Мы все тут волнуемся вообще-то, – возмущенно спросил у мамы папа.

– Виталь, история неприятная случилась. Наша машина сломалась. Пришлось у местных помощи просить, а так бы я уже в шесть вечера приехала бы домой, – как-то беззаботно ответила мама.

Папа промолчал и не стал выпытывать подробности поломки автомобиля.

С того дня все было по-другому. Мама стала радостной и, что удивительно, домовитой. Еще она полюбила меня, ну мне так казалось. В тот вечер она все-таки привезла мне игрушку. Это был плюшевый заяц с короткой бежевой шерсткой и с розовой бабочкой на шее. Я назвала его Филя и с того дня не пожелала расставаться с ним ни на минуту.

Итак, мама заботливо готовила для меня завтраки, ходила со мной в магазины и даже смотрела «идиотские» мультфильмы – это она так ласково их называла до той поры. И все у нас стало хорошо за одним исключением. Она чаще прежнего уезжала в город. Лично я таким поездкам радовалась, ведь она обязательно из них привозила мне торт с розочками из масляного крема, а иногда и какие-нибудь вещи, например детские книжки или цветные карандаши, а вот вся семья не одобряла. Папа ходил какой-то понурый и стал больше молчать. Бабушка начала грубо разговаривать с ней, а дед часто по ночам уходил с матерью на задний двор нашего дома. Иногда они сидели там до поздней ночи, а иногда оттуда доносились крики, но слов было не разобрать. Мой детский ум не мог до конца понять, что происходит, а я разрывалась между двух огней. С одной стороны, на чаше весов стояла новая добрая и ласковая мама, с другой – вся остальная моя семья. Я злилась на папу, бабушку и дедушку и защищала маму. А зря. Ведь добрая и ласковая она стала не от того, что ей дед тогда помахал кулаком перед лицом, а из-за того, что в тот день в городе сломалась совсем не машина. Оборвалась та ниточка, которая как-никак связывала нашу семью. Тот, кто оборвал ее, был полным и противным дядькой сорока лет, звали его Владимир.

Я до сих пор в мельчайших подробностях помню тот осенний день. Время в нашем доме будто бы остановилось. У всей моей семьи лица были траурные, я даже пару раз спрашивала, не умер ли кто. В тот день от меня отмахивались как от назойливой мухи. И вот, когда за нашим забором раздался автомобильный сигнал, мать тут же схватила два пакета с вещами и быстрым шагом направилась к выходу. Бабушка горько заплакала, а отец ушел из дома, и его не было до самого утра. Я думала, что мама просто уехала отдыхать и обязательно вернется, но нет. Она не вернулась ни утром, ни на следующий день, ни через неделю, ни через год.

Папа же в отличие от мамы пришел утром домой, и от него неприятно пахло спиртным и сигаретами. И с тех пор он иногда прикладывается к бутылке. Никогда не угадаешь, когда отец вновь уйдет в очередной запой. Он может не пить три месяца, а потом пить три недели подряд, спуская на алкоголь все наши сбережения, а может и только неделю ходить трезвым между запоями, и опять по новой. Хорошо, что у нас есть огород, поросята и куры. Иначе я бы за время папиных запоев умерла от голода. Вообще я стараюсь прятать алименты от папы, но почтальону без разницы, кто будет принимать конверт в руки, а даже если алименты забираю и я, то папины шаловливые ручки иногда их находят. Если честно, то мне безумно надоело придумывать новое место для тайника.

Папа вновь ушел в запой, к тому же выставил меня из дома. Не на улице же мне сидеть, в самом деле? И я потащилась к Насте, своей лучшей подруге.

Я дошла до дома с зелеными железными воротами и толкнула их вперед, те не поддались. Тогда я постучалась в окно, и оттуда на меня посмотрело заспанное лицо тети Нади. Она помахала мне рукой и крикнула куда-то в глубь дома. Через пару минут навстречу вышла подруга с одним накрашенным глазом: судя по всему, второй накрасить она тупо не успела.

– Новая помада? – вместо приветствия спросила я, увидев густо накрашенные губы своей подруги.

– Ага. Папка из Воронежа привез, – радостно сообщила подруга.

– А ты куда собираешься?

– В центр. Пацаны из училища позвали. А ты со мной дома хотела посидеть?

– Ну-у. Я как-то не рассчитывала идти вечером гулять. Да вообще дома у себя посидеть хотела, но вот папа… – не успела я договорить, как подруга перебила меня.

– А-а-а, поня-я-тно, – протянула она, и тут же предложила: – Так пошли со мной?! Там весело будет!

– Даже не знаю. Я в шлепанцах к тебе пришла и к тому же не накрашена.

– Пойдем ко мне, я тебе дам косметику, а туфли или босоножки у меня возьмешь, мы же один размер носим.

– Убедила, – заверила я ее, и мы зашли в дом.