Страница 11 из 14
Женщины стали подниматься выходить. Как только за последней закрылась дверь, Сазонов не сдержался. Лицо исказилось злобой, с размаху ударил по столу кулаком:
– Сволочи, разворовали всё, пацанов не во что одевать! С палками на фашистов, как в сорок первом?
Рыков встал, подошёл к столу комиссара, поздоровался за руку, вместо приветствия тот бросил:
– Ну что тебе, отмазку для сына? Даже не проси. Здесь до тебя депутаты приходили, козлы, корочками трясли! Сказали, жаловаться будут!
Виктор покрутил головой:
– Мне наоборот! Сын в медицинской академии учится на третьем курсе дневного факультета, хочет добровольцем в санитары.
– Сколько ему?
– Девятнадцать.
– Нет, только если по осеннему призыву! На фронт не пойдёт! Даже пусть не думает.
Рыков облегчённо вздохнул – просить не пришлось.
Следуя на машине в управление, он услышал рингтон своего телефона и вынул трубку из кармана. Звонил приятель из Пенсионного центра:
– Привет, Виктор! Я по поводу твоих женщин!
– И что скажешь? Сейчас припаркуюсь на обочину, достану блокнот, чтобы записать! – Рыков включил правый поворотный фонарь, стал притормаживать.
– Не стоит, – остановил его приятель, – они все в одном месте работают.
– И где?
– В Роспотребнадзоре!
– Все? – переспросил Виктор. – И та, что шубу покупала?
– Да все! Только в разных районах. Две в Калининском, одна в Курортном, и ещё в Выборгском. Наверно, на городских совещаниях встречаются, – пошутил приятель. – Ну, пока! – положил трубку.
Рыков продолжил путь, с удивлением раздумывая над подозрительным странным совпадением.
Вернувшись к себе и поднявшись на этаж управления, Виктор решил заглянуть в убойный отдел.
В кабинете Алексеева сидел Александр Ефимов – в кожаном длинном пальто, вальяжно развалившись на стуле, курил сигару, показушно стряхивая её в пепельницу.
– Ты что развалился как на Занзибаре? – грозно спросил Рыков.
– Вот, наслаждаюсь свободой! Грехи-то мне все отпустили! – Его круглое лунообразно выбритое лицо блестело точно намазанный маслом блин.
– И выглядишь как младенец! – усмехнувшись, подыграл ему Алексеев. Увидев вошедшего Виктора, кивнул, показал на стул рядом. Снова обернулся к Ефимову, представил: – Это Виктор Павлович, тоже по твою душу…
– Знаю его, встречались! – прервал Александр. Зло посмотрел на вошедшего.
Рыков в ответ усмехнулся, сел, стал внимательно слушать.
Алексеев продолжал опрос:
– Так расскажи нам весь тот счастливый день своего освобождения.
Ефимов пожал плечами:
– А что тут рассказывать? Не первый раз. Всё как обычно. Подъехал мой водитель, забрал меня и отвёз в офис. Дела, понимаете… пять лет стояли!
– И что ж, такого авторитетного человека никто не встретил?
– Думаете, кому-то надо светиться? Я уверен – там ваша скрытая наружка стояла, в полный рост всё снимала.
– Ты прекращай нам здесь занзибарскую лапшу на уши вешать! – вспылил Рыков.
– Да я могу и подзабыть что-то, может, напомните? – извиняющимся тоном произнёс Ефимов. – Очень волнительный день был – свобода! Вам этого не почувствовать…
– Девушка, которая тебя встречала…
Александр сделал вид, что напрягает память:
– Ах, это… Ну да, Марина была. Хорошая девушка, она на свидания ко мне ходила.
– Длительные? – уточнил Алексеев.
– Ну да.
– А как же её могли оставлять в зоне, если она тебе не жена и не родственница?
Ефимов на мгновенье замер, затем снова стал улыбаться:
– Это вы её спросите… она же оформляла пропуск…
Михаил усмехнулся:
– Ну и где же вы с ней расстались?
– Попросила высадить у торгового центра «Галерея». Кажется, на море собиралась, купальник хотела купить!
Рыков понял, что правды от этого типа добиться будет сложно, и, кивнув Алексееву, поднялся, направился к себе в отдел.
Вечером вернулся с работы пораньше, чтобы поговорить с сыном.
– Надо же, как ты сегодня рано! – раздражённо ехидничала Анна. – Ещё даже ужин не разогревала.
Виктор сделал вид, что не заметил нервозности супруги:
– Привет, милая. Хочу с сыном поговорить. Антон дома?
– А его нет, – сообщила Анна, – как ушёл с утра на лекции, так и не возвращался. Может, попозже подойдёт. Ты бы позвонил заранее, предупредил, я бы ему передала!
– Трудно заранее знать, когда закончится рабочий день. Вон вчера Крымский мост взорвали, могут снова усиление ввести, двенадцать часов работы без выходных.
– Хорошо хоть на ночь отпускают, – хитро усмехнулась жена. – Иди пока с дочкой пообщайся, она в комнате, новую акцию готовит.
– Какую акцию? – не понял Виктор, снял верхнюю одежду, повесив в шкаф, переобулся и прошёл в ванную.
Анна поняла, что можно не отвечать. Зайдёт – сам увидит. Неторопливо прошла на кухню, стала готовить ужин. Она была рада, что муж вернулся рано, может, наконец заинтересовался обстановкой в семье.
Рыков прошёл в детскую. Как давно он сюда не заглядывал! Слева у письменного стола Антона свалена амуниция: пятнистый камуфляж, зелёная пехотная каска, разгрузка, охотничий нож. Справа на стене над кроватью Елены плакаты с неровными, точно сделанными детской рукой, надписями красной акварелью: «Миру – мир», «Нет войне».
Белая меловая черта, нанесённая по полу, разделяющая комнату на две части, стала ярче.
– Это что у вас, демаркационная линия? Снова поссорились? – поинтересовался он в шутку.
– Граница войны и мира, – не оборачиваясь, сообщила дочь.
Она сидела за своим столом с котом на коленях, что-то рисовала на большом листе ватмана. Виктор подошёл ближе – увидел незаконченную надпись: «Верните наших…»
Почувствовал, как у него перехватило дыхание. Повысил голос:
– Ты что делаешь?
Кот приподнял голову, недовольно пронзительно мяукнул.
– То, чему меня всю жизнь учили, в том числе и ты с мамой, – спокойно ответила Елена, продолжая свою работу.
– Полиция тебя посадит! – возмутился Виктор, но в голосе звучали просящие нотки. – Уймись! Мало тебе задержания в прошлый раз?
– И пусть! – твёрдо отвечала дочка. Тряхнула головой так, что радужные пряди в волосах наехали друг на друга. – Всех не посадят, посадят – выпустят!
Шнурок вскочил, недовольно выгнул спину и спрыгнул на пол, не преставая мяукать, направился к двери, точно не разделяя взглядов девочки.
– Ты хочешь, чтобы меня с работы уволили за твоё плохое воспитание?
– Раньше было хорошее, грамоты давали, а теперь плохое стало, с чего бы это? А ты разве не с нами? Ты мне всегда говорил, что служишь ради спокойной жизни для людей! Где же эта твоя спокойная жизнь?
– Ты не понимаешь, это не то! На Украине зарождается фашизм.
– Да пусть они живут, как хотят! Почему мы должны указывать им – как жить?
Рыков возмущённо повысил тон:
– В сорок первом в Германии тоже фашизм зарождался! А мы бездействовали, вот на нас и напали, до Москвы дошли. Ты хочешь, чтобы и сейчас так было?
– Пап, да ты истории не знаешь! Вам всю школу фейки палили! В тридцать девятом Сталин с Гитлером Польшу и Прибалтику поделили, вот тогда всё и началось! Кто же тогда был фашистом, если мы с ними дружили, их лётчиков летать обучали?
Рыков понял, что спорить сейчас не в силах, сверкнул на дочку пристальным взглядом и вышел из комнаты, прикрыл дверь. Прижался к ней спиной. Ему хотелось заколотить вход, чтобы дочка никуда не вышла, чтобы оставалась всегда дома. Ощущение безысходности наполнило душу. Почувствовал нутром, насколько сложен и противоречив окружающий мир, полон обмана и коварства. Отец всегда праздновал Великую революцию, боготворил вождей, а потом она стала захватом власти, а Ленин немецким лазутчиком. Горбачёву дали Нобелевскую премию мира, а он позволил Ельцину развалить великую державу! Как объяснить дочке, где правда, а где ложь, если он сам ещё до конца не разобрался. Да и некогда ему это делать. Преступники продолжают грабить и убивать. Телефонные мошенники выманивают у стариков заначки, а педофилы подкарауливают детей. Вспомнил, что никогда не любил в школе эту историю. Может, и службу выбрал, чтобы не рассуждать о справедливости – помогай людям, изобличай зло. Всё просто.