Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 29

– Да, люди нас всегда уважали, – согласился Худодо уклончиво. – И слушались. Все потому, что мы умели разговаривать с духами и хранили традиции. Однако потом все изменилось.

– Что изменилось?

– Чтобы понять, что изменилось, надо хотя бы в общих чертах представлять, что было до того. До того, как все изменилось.

Худодо не стал пить чай сразу, зато набил трубку и закурил. Сладкий дым зеленоватым облаком повис над столом, набрав массу и объем, стал медленно подниматься к потолку.

– И что же было? Раньше? – спросил Сан Саныч. Он автоматически продолжал вытягивать из шамана сведения.

– Все было! – откликнулся тот. – Знаете, раньше, на заре, так сказать, Лимба, Господь принимал непосредственное участие в его становлении. Это сейчас многим кажется, что он отстранился, охладел, и лишь со стороны изредка наблюдает за тем, что мы тут творим, предоставленные сами себе. Худодо так не думает, но в этом есть своя правда. Скажу, что да, порой возникает такое ощущение, что Всевышний интерес к нам потерял совершенно. Худодо считает, мы сами во всем виноваты. Потому что, все зависит от того, что у тебя в голове. Как ты думаешь, так и живешь, иначе не бывает.

Но тогда, на заре туманной юности Лимба, он действительно вникал во все вопросы. Портуны эти, например. Надо вам перемещаться? Иначе не умеете? Нет возможности? Пожалуйста! Получите! Но ведь и помимо средства передвижения человеку много чего надо.

– Жизнь в материальном мире, – подсказал Доманский.

– Совершенно верно. Вообще, Худодо думает, что изначальный замысел был другим. Скорей всего, Лимб планировался как город-призрак, населенный людьми, оставшимися без материального утяжеления. Соответственно, призраками. Чей удел был бы думать о жизни вечной. И тому подобном. Но что-то пошло не так, Худодо кажется, он знает, что. Быть призраком, с одной стороны, тоска невероятная, а, с другой, как на такую душу, погруженную в уныние вечной неопределенности, влиять? Никак не повлияешь, практически если. А ведь надо было от нее добиться какого-то самостоятельного движения. Поэтому, по здравом рассуждении, материальная составляющая в Лимбе была усилена. Вот тогда Лимб и стал оформляться в Лимбонго – город сначала девяти кругов, а потом и девяноста девяти. Люди в нем зажили практически привычной им жизнью, той, которую вы можете наблюдать и теперь.

– Прямо, история Древнего мира, – вставил замечание Сан Саныч. Он давно допил чай и снова закурил. – Очень познавательно.

– Древнейшего, – поправил Худодо. Он, похоже, не замечал, или же попросту игнорировал иронию собеседника. – Да, все складывалось и закладывалось очень давно.

– Тогда мне не понятно, чем таким Лимбоград отличается от других городов Земли? От той же Москвы, например?

– Отличие существенное: в этом городе никто ни в чем не нуждается.

– В каком смысле? У всех есть работа, и за нее хорошо платят? Раздают бесплатную пищу? Нет коммунальных платежей?

– Нет никакой необходимости работать для заработка, но многие делают это по собственному желанию, ради интереса. Потому, Господь, создавая Лимбонго, взял на себя и его снабжение всем необходимым. Он сам обеспечивает нуждающихся всем необходимым. Для этого повсюду, в каждом городском круге, на каждой улице, да чуть ли не в каждом доме появились специальные Лавки обслуживания, Окна выдачи, Бюро милости и благодати. Или, как тут неподалеку, Комнаты счастья. Каждый желающий может зайти в любое подобное заведение и, помолившись Богу и попросив его, получить все, в чем нуждается.

– Без каких-то ограничений?

– Абсолютно! Таким образом, в городе поддерживается полное равноправие жителей. Вновь прибывающие просят себе разные вещи, к которым они привыкли, и получают все. Господь их обеспечивает. Через это в Лимбе осуществлялся прогресс. Единственное ограничение – ты должен действительно нуждаться в том, что просишь. Ну, а Бог, конечно, все видит, его не обманешь.

– Ну, так это хорошо! Какой-то праздник души! Или нет? Что-то не вижу у вас особой радости или гордости за любимый город.

– Было хорошо, раньше. Пока не начались изменения, о которых я вам говорил.

– Погодите про изменения. Расскажите мне сначала, откуда в Лимбонго взялись усии? Ведь, как я понял, изначально их здесь не было, и вроде даже их появление не планировалось, – хотя, кто может знать Его планы! Так откуда же они взялись?

– Оттуда и взялись. Город сам стал их производить, причем в огромных количествах. Понимаете, Александр, как оказалось, Лимбонго, это место невероятного эксперимента, его, если можно так выразиться, арена. Жить в праздности, не зная нужды, ни о чем не заботясь и не печалясь, и оставаться при этом человеком, как сказал один деятель перед тем, как стать усией, могут «не только лишь все». То есть, сами лимбожцы стали питательной средой, в которой усии зарождаются, а город превратился в инкубатор по их выращиванию.





– А что же Верховный? Он как смотрит на этот процесс? Как реагирует?

– Господь? А как он реагирует? На взгляд Худодо – никак. Создает новые городские круги и заселяет их усиями.

– Зачем?

– Этого Худодо не ведает. Дело в том, что усии, как утратившие человеческую ипостась сущности, бесполезны и не нужны ни в аду, ни в раю. Ну, вы понимаете? Они не могут ощутить муку, не в состоянии познать блаженство – ничего! Похоже, Господь все еще думает, что с ними делать.

– Ага, не знает…

– Господь всемогущ! – внезапно вскинулся шаман.

– Истинно так, уважаемый Худодо! – немедленно поддержал его Сан Саныч. – Но все же, я не понимаю, для чего усии были созданы? Какая у них сверхзадача? Или они получились сами собой, как неожиданный побочный продукт, и теперь никто не знает, для каких нужд их приспособить?

– Почему же никто не знает? Пока Бог думает, кое-кто уже придумал.

– Да? Кто же у нас такой умный?

– Умных много, каждый по-своему. Но самые умные, конечно, адвокаты.

– Это кто еще такие? Откуда они здесь? Зачем?

– Тут вот какая хитрость, – Худодо задумался, подбирая слова. – Дело в том, что далеко не все могут четко и ясно сформулировать свою мысль, некоторые этого просто не умеют. Для таких обратиться к Богу с просьбой, с молитвой – та еще проблема. Во многом – неразрешимая. Некоторые до того путанные – сами не понимают, чего хотят. Нет, Господу не составляет труда понять каждого, но он все же требует, чтобы просители оформляли свои просьбы конкретно, надлежащим образом.

– Эх, – вздохнул Сан Саныч, – везде бюрократия. Рыба, как говорится, гниет с головы. Недаром же одним из символов Бога она и была. Рыба, то есть.

– В этом что-то есть, – согласно закивал Худодо. – Что-то есть. Тем более что настоящая бюрократия с этого и началась. Короче говоря, в какой-то момент возникли толмачи, которые стали пересказывать Господу то, что сами не могли ему высказать просители. И Господь допустил их участие и, соответственно, существование. Эти толмачи назвались…

– Адвокатами!

– Верно! Адвокатами. Вскоре они стали чрезвычайно популярными в Лимбонго. И стали ходить хлопотать по делам просителей без личного просителей присутствия. Их появилось очень много, и через какое-то время даже те, кто мог бы и сам вполне успешно пообщаться с Богом, кто прежде делал это регулярно, стали доверять свои просьбы только адвокатам. Так стало принято.

– Но адвокатам-то это зачем? Не понимаю. Зачем заниматься чужими делами в мире, где нет никакой необходимости работать и зарабатывать? Где нет даже денег. У вас же нет денег?

– Денег нет. А валюта теперь есть.

– Какая валюта?

– Специфическая. Слушайте дальше. Итак, адвокаты объединились в адвокатские коллегии, в каждом круге – своя. Во главе коллегий стоят незримые доны. Их давно уже никто в глаза не видел, знают только по именам. Дон Терпилло, дон Жежелло, дон Торгалло, дон Дыгайло. Наш, например, дон Довгвилло. Теперь уже доны стали решать, кто достоин, чтобы его просьбу Богу озвучили, а кто этого не достоин. Появились списки добрых дел, которые дают право на внеочередное обращение. Пытались запретить ходить в Комнаты счастья без разрешения, но это у них не получилось. Тут Господь настоял, остался в силе принцип равного доступа. Тогда они зашли с другой стороны, стали составлять списки того, что можно просить, а что просить запрещено.