Рабочий день

VI

В восьмом часу вечера Микутский с Мишей ужинали в столовой, теперь уже одними из последних, не считая лесорубов из общежития, которые неторопливо ели, пили красное вино, громко говорили, спорили, размахивали руками и стучали кулаками по столам.

С аккумулятором у Микутского с Мишей так ничего и не получилось: генератор с ним хоть и работал, но напряжение было слабым, а под нагрузкой вообще падало до нуля. Их надо было штук пять, целую гирлянду, а с учетом подзарядки и ремонта — раза в три больше. Целый цех открывать. Однако стало понятно: дело в возбудителе.

Тут, в столовой, и появился Эдик, довольный, торжествующий.

— Вот! — одной рукой он вынимал из кармана детали, в другой держал громоздкий реостат. — Диод достал у радистов, резисторы на складе нашли. Лежит какая-то хреновина, никто не знает, что и зачем. Ну, мы ее c главным механиком — кхх! — рубанул он рукой, — списали и тут же раскурочили. А это, — он потряс реостатом, — пришлось в школе, в физическом кабинете, реквизировать. Тоже история...

Историю, за неимением времени, слушать не стали. Тут же, за столом, принялись обсуждать, как они будут ставить эти детали и что может получиться. Потом пошли в дизельную и до одиннадцати вечера возились, пробуя разные варианты.

Но и из этого ничего не вышло.

Все. Возможности были исчерпаны. Они еще долго сидели, курили. Микутский пытался завязать с Эдиком спор, но говорить уже не было охоты — языки не ворочались. Побрели на ночлег.

Встретили их любопытные глаза и вопросы:

— Ну как, что? — многие, несмотря на позднее время и усталость, не спали — ждали. Однако ответа можно было и не ждать: по лицам пришедших и так было все ясно.

Бреус потребовал объяснений — он сидел за дощатым самодельным столом и что-то писал. Он сдвинул бумаги и пригласил Микутского и Эдика сесть напротив.

— Доставайте схемы и рассказывайте, что и как, — будем вместе думать. А кто у нас сегодня дежурный? Заварите-ка нам чайку покрепче! Так какие варианты вы считаете перспективными?

Микутский снял очки и начал протирать, щуря глаза. Все молчали.

— Ты задаешь вопрос, — ответил он с легким раздражением, посмотрел на свет сквозь стекла и надел очки, — над которым мы как раз бились целый день. Решить его — значит сделать три четверти дела. Это же система со многими входными и выходными данными, и если ты знаком с началами количественного анализа, а ты с ними знаком, то понимаешь, что варианты в такой системе составят число в несколько порядков.

Микутский понимал, что говорит не по существу, но очень уж ему хотелось сбить с Бреуса сухой, начальнический тон.

— Знаешь, Боря, такой разговор относится больше к области эмоций, чем к сути вопроса, — сказал Бреус, но уже мягче — понял, что его тон действительно неуместен. — Я сам могу на любую тему говорить пространно. Так к чему вы пришли?

Микутский начал рассказывать по порядку, что они сделали. Эдик перебивал, поправлял его, когда тот неточно объяснял. Бреус слушал внимательно, переспрашивал, требовал ясности. Но именно ясности в объяснениях не было.

— Нет, ребята, — в конце концов оставил их Бреус, — и мне непонятно, и вам. Давайте от печки. Значит, вы установили, что, если подать на ротор ток, он будет работать? Что значит «много» аккумуляторов? Вы что, на поэтическом вечере? Ну-ка, Эдик, считай, сколько надо?

Эдик принялся считать, рисуя что-то, морща лоб и шепча про себя. Бреус с Микутским продолжали говорить о фазах, обмотках, соединениях, тыкали пальцами в схемы, чертили новые, писали формулы.

— У меня получилось четыре, — поднял голову от бумаги Эдик.

— Прекрасно! — сказал Бреус. — Как паллиатив уже годится! Думаю, найти на первый случай пять аккумуляторов и одного человека в обслугу дирекция сможет. Если им действительно нужна энергия.

— Энергия нужна, но если для них один аккумулятор — проблема! — возразил Микутский, тряся указательным пальцем. — Извините, но я такое пакостное решение никому подсовывать не собираюсь!

— Опять ты со своей дурацкой добросовестностью! — Бреус взялся за голову.

— Надо решать в принципе, а не паллиативами! — в запальчивости крикнул Микутский. — Есть где-то другое решение! Рядом!

— Ну хорошо, хорошо, давай попробуем, — устало сказал Бреус.

И они втроем склонились над столом и начали, рассуждая и споря, чертить схемы, системы координат, кривые, вспоминать формулы, решать уравнения.

Часа через три кончилась вся наличная бумага: тетради, отдельные листы, бланки нарядов, в ход пошли обложки книг. Были нарисованы десятки положений статора, ротора, обмоток возбудителя.

Время от времени выходили на крыльцо покурить. Короткая серая ночь близилась к концу: на северо-востоке брезжило утро; вместе с утром подступало смутное решение вопроса.

— Мне сдается, возбудитель ведет себя так потому, что обмотки у него соединены встречно, — сказал Микутский, затянувшись сигаретой и прищурив глаз.

— И на полуцикле поля накладываются, — добавил Эдик.

— Но почему — встречно? — все щурил и щурил глаз, прикусив губу, забыв про сигарету, Микутский.

— Да может, сборщики в понедельник собирали? — сказал Бреус — к концу ночи он уже хорошо понимал, о чем идет речь. — У меня вон в лаборатории один по понедельникам ручку в руках держать не может.

— Но что же все-таки делать? — спросил Микутский.

— Выпрямлять надо, — сказал Эдик.

— Но ты же выпрямлял? Почему же резисторы не сработали? — спросил Бреус.

— А они не выпрямляют — они только срезают полуволну, — ответил за Эдика Микутский. — Скажи-ка, Эдик, перемотать обмотки в наших условиях можно?

— Сложно. Надо впрессовывать, центровать.

— Выход? Только быстро!

— Сопротивление увеличивать, — отвечал Эдик. Отвечал он теперь серьезно, с достоинством. — Только где его брать? Все уже использовали.

— Только так из него и можно что-нибудь выжимать, — засмеявшись, сказал Бреус Микутскому. — Штурмом и натиском.

— Стоп! Идея! — Микутский, все так же щурясь, тихонько засмеялся. Вспомнил про сигарету и, немного помолчав, затянулся.

— Ну, говори. Чего тянешь? — подстегнул его Бреус.

— Старый генератор пойдет? Быстро, Эдик!

— Ну... если обмотки целые.

— Пошли! Там, за сараем, валяется какой-то!

На улице было тихо и серо — цвета расплылись в предутреннем сумеречном цвете. Ни собачьего лая, ни огня — только возле магазина на столбе горел, ничего не освещая, фонарь.

В дизельной мерно стучали работающие двигатели; Гена, который снова дежурил ночь, доканчивал свою смену на верстачке, подстелив под голову телогрейку, и даже не проснулся — хоть выноси.

Пользуясь досками, трубами и ломами, они втроем кое-как заволокли в сарай старый генератор, весь в зеленых лохмотьях повилики, прозвонили, нашли целую обмотку, подключили в цепь вместе с резисторами. Работали быстро, слаженно, молча. Завели двигатель, прогрели. Гена открыл глаза от постороннего гула, сонно посмотрел на них, подумал, наверное, что они никуда не уходили, и повернулся на другой бок, лицом к стене. Включили генератор. Вольтметр показывал устойчивое напряжение. Включили агрегат в рабочую сеть. Колебания появились, но незначительные.

— Отключи рабочие генераторы! — приказал Микутский Эдику.

Эдик поколебался. Вырубил. Напряжение в сети не падало. Лампы, что горели в дизельной, продолжали гореть так же ярко, чуть-чуть колебался свет, но это — если только всмотреться. Если человек знает, в чем дело.

— Ну вот, а вы говорили! — сказал Бреус, вытирая руки ветошью.

Эдик хихикнул.

Микутский молчал и, сидя, устало смотрел в одну точку — от почти суточного умственного и физического напряжения, от бесконечного курения у него сейчас слегка кружилась голова, тупо стучало в висках, подташнивало. Он ловил себя на том, что в нем нет истинного удовлетворения от победы, что такое с ним в первый раз, что тридцать пять — это, наверное, уже годы; вот Эдик — весел, как козленок, и никакая усталость его не берет. Далеко ему еще до груза лет на плечах.