Страница 80 из 90
Однако если он не протянет так долго, ему нужно будет оставить предупреждение о токсине, которым заражена рука.
Он съехал на обочину и достал мобильный телефон. Пришлось потрудиться, чтобы онемевшими пальцами набрать номер полицейского участка Миддл-Вэлли. Токсин оказал свое действие в том числе и на органы речи, поэтому дежурному оказалось трудно понять Ростка. Он, впрочем, узнал его голос и решил, что медленная и путаная речь — последствие выпивки, после чего посоветовал Ростку поехать домой и проспаться. С той же реакцией Росток столкнулся на горячей линии отдела новостей «Канала 1». Он набрал номер мобильного Николь. Как и следовало ожидать, никто не ответил. Он попытался позвонить Уинфилду, и тоже безуспешно. Допив второй стакан кофе, Росток отправился дальше на север.
В часе езды от Скрантона он начал кашлять кровью. Потеря чувствительности передалась от пальцев ладоням. Стопа на педали газа тоже перестала ощущаться. Почему он все еще ехал? Зачем? Если доедет до Миддл-Вэлли, то в виде ходячего трупа, зомби. Впереди ждала только смерть. Росток подумывал о том, чтобы остановиться на обочине и дать токсину сделать свою работу тихо, не подвергая угрозе жизни других водителей. Если ему хоть чуть-чуть повезет, он умрет быстро, как Альцчиллер или Зиман. Он опустил окна, чтобы его тело обдувал горный ветер.
Не так он представлял себе конец жизни, однако готов был принять его. Православная вера обещала жизнь после смерти. Интересно, распространялось ли это на тех, кто отрекся от веры, как это когда-то сделал Росток? И если так, то что его ждало? Староверы сказали бы, что его там встретят родители и дед, и на них не будет следов тех страданий, что им пришлось вынести в последние моменты жизни. Одно это воссоединение придает смысл смерти, думал Росток.
Больше всех страдала его мать. Теперь, оказавшись лицом к лицу с собственной гибелью, он вспоминал последние секунды перед тем, как закрыли ее гроб. Росток тогда был восьми летним мальчиком, а его матери не было и тридцати. Ее лицо в гробу выглядело таким бледным, но благословенно избавленным от следов ужасной боли, разрывавшей ее тело в течение долгих месяцев. Сейчас Росток почти физически ощущал на плече руку деда. Он помнил, что готов был сделать все, отдать что угодно и перенести любые мучения, лишь бы мать тогда открыла глаза.
Следующие недели он молился, как никогда раньше. Придумывал для себя испытания: стоял коленями на камнях, отказывался от конфет и прогулок на велосипеде. Все надеялся, что Христос или Дева Мария примут его жертву и, сжалившись, вернут маму к жизни. И не один месяц, засыпая, он молился, чтобы какое-нибудь чудо оживило ее, и она вошла в дом, взяла своего сына на руки и поцеловала, как прежде. Но этого не произошло. На молитвы не было ответа. Именно тогда восьмилетний Виктор Росток, несмотря на все усилия деда, отвернулся от Бога. И с тех пор не принимал причастия Православной церкви.
Чувствуя, как немеют его умирающие руки, Росток вспоминал о страданиях матери и о тщетных попытках спасти ее. Это естественно, думал он. Мать родила его, и в последние секунды он должен думать о ней. Какой сын или дочь могли поступить иначе?
Слезы текли по его щекам, а в голове неожиданно начала зреть мысль.
Она проявлялась медленно — не как вспышка, или озарение. Поначалу Росток не был уверен, что стоит придавать ей значение. Она была связана с любовью ребенка к матери и с жертвой, на которую готов пойти каждый.
Росток понял, что у него на глазах человек поступил с невиданной и дерзкой храбростью. Сумев ввести всех в заблуждение.
Слезы перестали течь, зубы сжались, и он надавил онемевшей ногой на педаль газа.
Теперь смерть уже не казалась ему решением.
По крайней мере, пока. Пока он, наконец, не узнает, где находятся мощи Распутина.
80
Время от времени Росток чувствовал, что не принадлежит собственному телу. Он словно бы парил над машиной, глядя на себя за рулем со стороны и думал о том, что бесполезно пытаться отодвинуть последний момент ради выполнения каких-то земных дел. Ему доводилось слышать, что такие выходы из тела нередко предшествуют смерти. Ощущение было-приятным: чувство невесомости, в котором стирались границы времени и пространства. Однако он не желал сдаваться. Каждый раз, когда его начинало тянуть вверх, он усилием воли возвращал себя в тело и пытался сосредоточиться на дороге.
Моменты отделения, впрочем, были также моментами просветления. Паря над самим собой, Росток чувствовал, что способен видеть вещи, скрытые от его земных глаз. Возможно, эти видения были просто галлюцинациями или голосом подсознания. Но каждый раз, покидая свое тело, он возвращался с кусочком головоломки, не дававшемся ему раньше.
Когда он, наконец, доехал до Миддл-Вэлли, глаза видели намного хуже, горло болело, руки и ноги полностью онемели, однако разум оставался на удивление ясным. Росток смог проникнуть сквозь всю паутину лжи и обмана, которую сплели у него на пути. И понял, какова была роль вдовы в этой ужасной череде событий.
Медленно, усилием воли не позволяя себе терять сознание, он заехал на холм в старой части города. Остановив машину, он понял, что онемевшими пальцами не может достать ключ из замка зажигания. Он не чувствовал дверных ручек. Однако каким-то образом сумел выйти и подняться по каменным ступеням. Он обхватил запястьем ручку тяжелой двери и, собрав последние силы, потянул дверь на себя, после чего незаметно скользнул в церковь Святой Софии.
Тусклое сияние электрических свечей, висевших на боковых стенах, освещало помещение. Десяток прихожан — в основном, стариков — стояли на коленях, ожидая, когда священник выйдет из дверей иконостаса и начнет службу. Это были последние из прихожан некогда процветавшего прихода Сергия; они читали молитвы и били себя в грудь при каждом упоминании имени Христу. Их голоса в пустой церкви раздавались гулким эхом. Росток привалился к колонне, чувствуя, что слабеет с каждой секундой.
Кто-то открыл дверь за его спиной. Росток ощутил сквозняк. Затем послышался шепот двоих мужчин. Похоже, пришли опоздавшие прихожане. Они поднимались по ступеням за его спиной.
— Ты доставил мне слишком много хлопот, — прошептал голос с сильным русским акцентом.
Прежде чем Росток успел обернуться, его опрокинул на пол резкий удар в спину. Впрочем, он не прервал ритмичное чтение молитв. Когда Росток попытался подняться, его ударили ногой чуть выше почки. Он почувствовал, как внутри что-то лопнуло, и снова упал, задыхаясь от боли. Ногу поставили ему на шею, прижав щекой к холодному мраморному полу. Внутри Ростка что-то перемещалось и текло, теплая жидкость наполняла его горло. Во рту ощущался вкус собственной крови, которая скапливалась внутри и выливалась на пол темной лужей.
Последний симптом. Он умрет прямо здесь. Что ж, подходящее место — церковь, которую он когда-то отверг.
— Он не доставит нам хлопот, — сказал русский голос своему невидимому напарнику. — С ним покончено. Ты жди здесь.
Нога продолжала прижимать Ростка к полу. Он видел, как худая фигура идет к группе прихожан и останавливается за их спинами. Каким-то образом Росток понял, что это Василий.
Медленно, словно удостоверяясь, что Росток не бросится на него, нападавший убрал ногу.
Через несколько минут молитвы затихли. Прихожане поднялись на ноги и начали петь старый русский гимн о пришествии Господа. Из боковой двери иконостаса вышел Сергий. На нем было золотистое одеяние с орнаментом, которое обычно священник надевал по праздникам. За ним шла молодая женщина в белом длинном платье, подпоясанном белым же поясом. Ее голова была покрыта традиционным русским платком, завязанным под подбородком.
Росток моргнул и, превозмогая боль в глазах, попытался сфокусировать взгляд. Женщина шла медленно, словно боялась оступиться. Один раз, нарушив ход литургии, Сергий подхватил ее под руку. Платок закрывал часть ее лица, однако ее красоту едва ли было не узнать.