После

Вновь аплодисменты.

Неистовые длительные аплодисменты.

Речь наполнялась силой. Лицо старца становилось все более грозным и одушевленным, глаза широко раскрылись, борода тряслась.

— После столь долгой ночи, наконец наступает день. Наши могучие боги, которые дали нам нашу землю, создали этот мир, чтобы мы жили в нем, славя их величие, наконец-то пролили свет, пробивший купол тьмы и зла, накрывший наш город. Этот город построен во славу богов, и боги не позволят его разрушить, помните об этом до конца. Культура дарована нам богами, когда великий хозяин неба снизошел, то вручил нашим предкам огонь, он начертал первые символы на песке холодного северного берега, и завещал хранить эти символы людям, — Протелеон возвел вверх кулак и стал потрясать им, — Тот огонь, что горит в кострах ничто по сравнению с тем огнем, который зажигается культурой и горит внутри нас, это истинное божественное пламя! Наша культура, это дар богов! Поэтому враги всегда могут убивать нас, вытаптывать наши поля, разрушать наши стены, но им никогда не сломить нашей культуры!

По завершению собрания молодые жрецы получили списки от старцев и, спустившись через многие этажи, вышли на ступени пред колоссальным зданием библиотеки, где их уже ожидала толпа, составленная из свор в черных робах с дубинками. Жадные до насилия юные бедняки, поигрывающие палками, стали радостно приветствовать своих лидеров.

Тем вечером вновь начались погромы и убийства.

Черные своры обыскивали квартал за кварталом, башню за башней, дворец за дворцом, в поисках своих врагов, чья смерть уже свершилась на бумаге и теперь лишь должна была стать трагичной явью.

Они врывались и палками избивали их жен и прислугу, запинывали детей, душили всех домашних питомцев, крушили мебель и утварь, а найдя самих приговоренных, жестоко расправлялись с ними, забивая дубинками до смерти. И после этого, забирая все драгоценности, уходили, оставляя за собой плач сирот и вой вдов; не трогающие их души страдания слабых ничтожеств, не постоявших ни за город, ни за свои судьбы, и недостойных сочувствия людей в черных робах.

А утром они были везде.

Черные робы стояли на каждом углу, следя за тем, как рабочие переносят запасы из дворцов и башен в громадные внутренние амбары Библиотеки. Везде на стенах стояли ополченцы, пока рыцари шли длинной нестройной колонной в Библиотеку, там они поднимались в верхний зал и вновь приносили клятву чести городу и его богам, а также верховному жрецу города, хранящему порядок, дарованный богами, хозяевами небес.

Через некоторое время уже все люди были заняты работой на оборону. Сил для удержания городских кварталов теперь не хватало. Рыцарство ушло и справляться придется без его сил. И хоть последние сотни титулованных воинов остались для защиты стен, они могли в предстоящей битве служить лишь хребтом, на который крепятся мышцы будущей силы. Количество бронированных людей все ещё было велико, но не так, чтобы успешно вести городские бои против превосходящего врага. Осадных машин стало меньше, стрелы заканчивались.

Люди готовились принять последний удар не среди кварталов, но в Библиотеке, которая могла быть неприступной. К площади перед ней вели три виадука. И там, на трёх мостах через пропасть, отделявшую город от вершины, хранящей его власть, люди решились принять последний свой бой.

Рубеж Библиотеки станет последним, но самым неприступным.

Но пока враг подступался, пока женщины и дети стекались в катакомбы библиотеки, разделённые по отрядам горожане спешно возводили баррикады в восточном районе, ещё не тронутом войной. Бои в нем должны были истощить силы противника. В каждой улице спешно откалывалась плитка, из которой составлялись баррикады на виадуках меж кварталов, разъединённых ущельями. Везде там люди таскали камни, а лучники сновали по крышам.

Каждый квартал становился крепостью.

В людях вновь нарастала тревога. Но это было новое чувство. Если прежде они ожидали конца за спинами рыцарей, то теперь они сами были назначены хозяевами своей судьбы, и им предстояло принять лишь на себя самый страшный удар.

Братья в черных робах не уставали кричать, что только боги могут править их городом, и боги защитят этот город.

Толпы собирались в каждом квартале, пред жрецом, который своими речами наполнял головы жарким безумием, растапливающим холод тоски от ожидания гибели, развеивающим мороз страха от неминуемых страданий. В экстазе люди ждали конца, жрецы вырвали их мысли и подбросили к синему небу, и те почувствовали в себе, как мир пришел в движение.

_____

Ночная синева вылилась в мраморные, каменные коридоры, среди стен, покрытых письменами и рисунками сцен из прошлого города.

В синеву эту окунулось пламя факела и люди в нем.

Ведомый двумя старцами в мантиях, Протелеон шагал через длинный проход величиной с телегу и низким потолком, до которого спокойно можно было дотянуться. В конце же его оказался проем без двери и маленькая комната за ним, а в ней на каменном кубе, вырезанном из твердой плоти самой горы, лежала книга, вся в пыли.

— Мы нашли это! — с придыханием сказал старец слева.

— Это та самая безымянная книга основателей? Какие неизвестные молитвы она может хранить? — Протелеон узнал рукопись по её по черной обложке из кожи, украшенной мелкими рубинами по краям, — Текст изучен уже многие столетия тому назад.

— Нет, — сказал жрец слева, — это первая рукопись, её писали сами основатели.

— Эта книга хранит молитву, — продолжил мудрец справа, — которую записал здесь один из основателей нашего города. Монах, чьё имя давно забыто. Он прибыл с Острова очищения сюда. Духи, что видели сотворение этого мира поведали ему о словах, способных изгнать все то зло, что существовало здесь при создании этих земель.

— Молитва… — во взгляде Протелеона, упавшем на массивный трактат, глубоким пониманием отразились огни в глазах старцев, — как низко мы пали в сравнении с теми обрядами, что были способны проводить наши учителя.

— Пришло время, Протелеон, вернуть нам наше могущество! — неожиданно и твердо подсказал мудрец справа.

Протелеон внутренне улыбнулся, затем резко спросил:

— Что с нижними этажами Цитадели?

— Мы выставили охрану в коридорах, вниз никто не спускался.

— Идем туда, немедленно.

_____

Метель.

Дорогу замело.

Но вот, склон преодолен, и за его изгибом наверху ровные очертания.

"Город!"

Неясный игольчатый ряд, то была городская стена, рассеянная сильнейшей бурей, снег крыл всюду и облеплял ткань, которой Таврион замотал лицо.

"Как же холодно…"

Каждый шаг утопал в снегу по колено.

"Нет, большие никакой темноты нет… прочь от неё, в город, только в город…"

Образы мелькали в сознании, прокручиваясь с быстротой.

Чернота.

Вопли, крики, стоны.

И чьи-то руки, чужие лапы, когти, зубы, зловонное дыхание.

"Нет… Нет. Нет!"

Холод проникал всюду внутрь, уже ощущались ноги, будто голые и погруженные в сам снег, словно ставшие этим снегом.

И только в заунывном вое метели утопали выплескивающиеся из-под истончавшей поверхности сознании вопли внутренних страхов.

"Нет!"

Но стояли здесь столбы, которые обозначали дорогу, и медленно Таврион, с каждым трудным шагом, прорывался от одного столба к другому, а где-то позади, его соратники оступались и ныряли в сугробы с головой, и их было уже не спасти.

"Белая смерть…"

Ещё плелись за ним рыцари, сбросившие доспехи, одетые в одни стёганки, уже без белых накидок городского воинства.

Но вот они дошли до врат и вдруг увидели.

Колья на стене.

А на них…

Головы.

С одной из них снежный ветер сорвал красную тряпку, обрывок капюшона, отрубленного вместе с главой. А на стенах, под выступающими зубцами, висели повешенные рыцари, в доспехах.