Похвала

За исключением того, что в моем сне я хочу большего.

Я протягиваю руку и касаюсь мягкого хлопка его брюк, ощущая твердые мышцы его ног под ними. Я возюсь с его ремнем, глядя на него с пола. Он гладит меня по голове, и меня переполняет чувство эйфории. И я продолжаю бороться с его ремнем, отчаянно пытаясь вытащить его член. И как только я расстегиваю молнию, я просыпаюсь.

У меня на телефоне звенит будильник, и я издаю стон.

Мое тело — живая проволока, встревоженное и возбужденное, не совсем так, как я хотела начать свой день.

Мне серьезно нужна помощь. Пытаюсь заняться сексом с отцом моего бывшего парня в своих мечтах… просто прелесть.

ПРАВИЛО № 5: КОГДА ГОРЯЧИЙ ПАПОЧКА-МИЛЛИОНЕР ЗАХОДИТ НА КАТОК, ЧТОБЫ ПРЕДЛОЖИТЬ ТЕБЕ БОЛЕЕ ВЫСОКООПЛАЧИВАЕМУЮ РАБОТУ, ТЫ СОГЛАШАЕШЬСЯ

Шарли

Тревожное и возбужденное настроение, в котором я проснулась этим утром, остается со мной весь день, и даже время, проведенное со съемной насадкой для душа, не смогло заглушить то, что заставил меня почувствовать этот сон.

На работе все это снова и снова прокручивается у меня в голове, делая меня замкнутой и немного раздражительной.

Я собираю коробку с новыми коньками, когда глубокий и странно знакомый голос с другой стороны прилавка заставляет меня остановиться, и я на самом деле задаюсь вопросом, не вызвал ли этот звук мой недосыпающий мозг.

— Одиннадцать с половиной, пожалуйста.

Я откидываюсь назад и вглядываюсь в клиента, который сделал запрос, и чуть не вскрикиваю, когда узнаю высокого темноволосого мужчину, стоящего на ярком ковре, его рука покоится на высоком лакированном прилавке.

Пытаясь спрятаться за стеной, я молча молюсь, чтобы он меня не увидел. Что он вообще здесь делает?

— Привет, Шарлотта, — говорит он, и мои глаза расширяются.

Нервничая, я запихиваю коньки на полку, даже не проверив, правильно ли я их положила, и собираю всю свою пошатнувшуюся уверенность, чтобы поприветствовать его.

— Привет, — бормочу я, заикаясь, прежде чем оглядеться, чтобы посмотреть, нет ли кого-нибудь в пределах слышимости.

Сегодня среда, и мы открылись всего пятнадцать минут назад. За исключением нескольких детей, обучающихся на дому, и нескольких постоянных посетителей, до вечера здесь не будет ни одного посетителя.

— Пожалуйста, зови меня Шарли.

— Я пошутил насчет коньков, — добавляет он с намеком на улыбку на лице.

— Я не буду кататься на коньках.

Принужденный, неловкий смех вырывается из моей груди, когда я подхожу к прилавку.

Исчезает всякая надежда попытаться вести себя естественно.

Вид его лица пробуждает воспоминания о моем сне и о том, как я цеплялась за его член, как помешанная на сексе нимфоманка.

Я прикрываю щеки, надеясь скрыть свой румянец.

— Как ты меня нашел? — Спрашиваю я.

Он поднимает свой телефон, показывая мне фотографию, на которой я в группе фигуристов танцую на танцполе в красочном наряде во время нашего мероприятия Neon Nights. Instagram.

— Ой. — Может ли это быть еще более унизительным?

Должно быть, он здесь, потому что осознал свою ошибку, выписывая чек, который он дал мне вчера, и он здесь, чтобы забрать его.

Я уже обналичила их и внесла дополнительный платеж по своему школьному кредиту, так что разговор будет неловким.

— Послушай… — Я говорю осторожно.

— У тебя есть минутка, чтобы поговорить? — Спрашивает он, прерывая меня.

— Конечно, — бормочу я.

Оборачиваясь, я ищу Шелли, хозяйку катка и старую подругу моей мамы, но она, должно быть, у себя в кабинете или на заднем дворе курит.

Вместо того чтобы идти на перерыв, я указываю на одну из старых пластиковых кабинок у стены.

Он кивает и садится, и при виде этого трудно не рассмеяться.

Отец Бо огромен, больше, чем я заметила вчера.

Он, должно быть, шесть футов три дюйма, у него широкие плечи и крепкое телосложение. Как… мускулистое тело папаши. Если это вообще возможно.

Он также выглядит нелепо в кабинке, потому что он, должно быть, мультимиллионер, который за всю свою жизнь ни разу не ступал на роликовый каток и не сидел в кабинке.

Я уверена, что если он и водит женщин на свидания, то только на яхту или в Черногорию, а не на дешевый каток, чтобы поесть пиццы и выпить пива. Это гораздо больше соответствует моей реальности, и это прекрасно.

Я имею в виду… поездки в Черногорию не были бы ужасными, но это просто немного не в моей лиге.

— Что я могу для тебя сделать? — Спрашиваю я, усаживаясь напротив него.

Он открывает рот, а затем закрывает его, и до меня доходит, что он собирается затронуть что-то, что может быть слегка неудобным, и я уже боюсь, что речь пойдет о том, что произошло вчера.

Особенно после того, как я просмотрела все на его сайте.

Я быстро избавляю его от дискомфорта.

— Если это из-за вчерашнего, то все в порядке. Тебе не нужно ничего говорить. Все в порядке.

— Дело не во вчерашнем дне, — отвечает он.

— По крайней мере, не совсем.

— Тогда насчет Бо?

Его внимание привлекает меня, и мне кажется, что наш разговор резко уходит влево, когда речь заходит о его сыне.

— Ты с ним разговаривала?

Мои плечи опускаются, и я поджимаю губы.

— Мистер Грант, я же говорила уже. Мы расстались. Я больше не собираюсь разговаривать с Бо…

Это кажется резким, но я думаю, он должен понять, что Бо ушел из моей жизни навсегда.

Я больше не могу быть спасательным кругом для его сына.

Что-то в нем сдувается, и он хмурит лоб, откидываясь на спинку стула. А потом он просто выпаливает это, как будто срывает пластырь.

— Мисс Андервуд, я хотел бы предложить тебе работу.

На долю секунды я прихожу в восторг. Работа? По-настоящему оплачиваемая, взрослая работа. Кое-что, что я действительно хотела бы включить в свое резюме. Больше никаких корнд-догов или антибактериального спрея для обуви.

Потом я вспоминаю, что обнаружила прошлой ночью — что, по его мнению, я должна делать, и жар заливает мои щеки.

— О…

Он прочищает горло.

— Это работа секретаря, мисс Андервуд. Обычная работа секретарши.

— О, — повторяю я, на этот раз с меньшим колебанием.

Я полностью отвожу глаза от его пристального взгляда.

— Итак…

— У тебя есть вопрос? — Спрашивает он после долгого неловкого момента.

— На этой работе не будет никаких… коленопреклонений?

Намек на улыбку приподнимает уголок его рта.

— Никаких коленопреклонений. В основном бумажная работа.

Я прочищаю горло, все еще не сводя глаз со стен, катка, фигуристов… буквально с чего угодно, только не с красивого и пугающего мужчины по другую сторону этого стола.

Он скрещивает руки на груди, хмуря брови.

— Ты хочешь меня еще о чем-то спросить, Шарлотта?

От того, как он произносит мое имя, у меня по спине пробегают мурашки. Это единственная причина, по которой я его не поправляю.

Никто не называет меня Шарлоттой. Это Шарли, и я всегда была Шарли с тех пор, как мне исполнилось восемь лет.

Это единственная причина, по которой я, наконец, поднимаю на него глаза, позволяя нашим взглядам встретиться.

Он такой красивый, что на него почти тяжело смотреть, но он не уклоняется от контакта. На самом деле, кажется, что он смотрит на меня чуть ли не дольше, чем это принято.

— Ты думал, я была… проституткой? — Спрашиваю я, нависая над столом и шепча последнее слово, как будто кто-то мог это услышать, пока Groove is in the Heart гремит над катком, освещенным стробоскопом.

Он наклоняется вперед, чтобы соответствовать моей позе, его часы позвякивают о покрытый линолеумом стол.

— Нет. Я не думал, что ты проститутка.

Мгновение мы просто смотрим друг на друга, оба склонившись над кабинкой, и наши лица так близки, что, наверное, кажется, будто мы либо делимся грязными секретами, либо собираемся поцеловаться.

— Ты собираешься рассказать об этом подробнее или заставишь меня использовать свое воображение? — Спрашиваю я, когда он больше не дает мне никакой информации.