Страница 2 из 2
Мотобот мягко ткнулся носом в серый бесприютный берег острова. Я сошёл на берег и направился к просторному, но ветхому деревянному дому в глубине острова. Следом за мной бесшумно бежала моя огромная собака. Я звал её "Флика", что по-шведски значит просто "девочка". Мелкая обточенная водой галька не хрустела под моими ногами. Я не был призраком, но не был и по-настоящему живым, хотя знал, что близится мгновение, когда…
Я отворил ветхие гнилые двери и вошёл в дом. В лицо мне пахнуло сыростью и плесенью. Я вдохнул морозный воздух. За спиной звонко залаяла собака, и я слышал её прерывистое дыхание и цокот когтей по полу. Значит, началось. Когда я нарушал негласные, но жёсткие правила своего служения, а часто и просто так, ради профилактики, меня наказывали. Обращали меня в живого, возвращали мне возможность чувствовать, дышать. Сердце начинало биться в груди, кровь бежала по жилам, кожа становилась тёплой, лицо приобретало краски: пропадал синюшный оттенок кожи, волосы и глаза становились более яркими, я оживал, но лишь для того, чтобы ощутить могильную стужу своего мёртвого мотобота, ощутить ни с чем не сравнимое отчаяние и боль, дикую, страшную, нечеловеческую боль, которую не могут испытывать люди, но я и не был человеком…
Пока не пришла боль, я стремился вдохнуть, ощутить всем своим существом свой старый дом. Дом, который я собственноручно выстроил на этом островке много-много лет назад, когда только поселился в Кельскгольме, теперь этот город русские называют Приозерск. А тогда, в тысяча девятьсот тридцать первом году мне не было никакой жизни в Кельскгольме, я ненавидел финнов и их страну, они в ответ ненавидели меня, да и всех шведов, в сущности, ведь сколько в прошлом было войн за спорные территории у Швеции с Финляндией. В Кельксгольм я наведывался не часто. Выстроив здесь, на этом необитаемом острове просторный дом, я, почитай, переселился в него, в Кякисалми (ненавижу это финское название) я поселился в феврале тысяча девятьсот тридцать седьмого года. А уже тридцать первого августа, в день Святого Улафа, после осквернения кирхи, когда я украл ребёнка у одной из местных жительниц, под вечер разразилась страшная буря, и с тех пор я обречён на вечные скитания по водам этого огромного озера, ставшего для меня… гораздо хуже, чем тюрьмой.
Почувствовав приближение нового приступа отчаяния и физической муки, я не глядя схватил что-то с каминной полки и бросился из дома. Хотелось вдохнуть морозный осенний воздух, прежде чем…
Боль скрутила меня на пороге собственного дома.
Такой боли я ещё не испытывал ни разу, я рухнул лицом на острые обледенелые камни и завыл, завыл в голос. Моя собака тут же подхватила, жалостливо, пронзительно и пугающе, и слитный вой, вопль боли, отчаяния и невыносимой муки огласил безмятежно спящую Ладогу, и словно в ответ на него, с Валаама загремел перезвон монастырских колоколен. Я зажал уши руками. То, что я не глядя схватил с каминной полки, я машинально сунул в карман своей моряцкой куртки. Сквозь боль, застилающую сознание, и чёрное отчаяние в голове стучала одна навязчивая мысль: "А почему я до сих пор не могу выносить звона церковных колоколов? Ведь столько лет прошло, я давно позабыл те роковые убеждения, которые толкнули меня на служение тьме. И вера, я же никогда не выступал против религии, я ненавидел только людей, или…"
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.