Страница 10 из 20
— Как ты думаешь, ее действительно повесили?
— Скорее всего, повесили.
— За что повесили? Кто повесил?
— Если мы узнаем, за что, поймем, кто.
— Когда ее могли повесить?
— Кузякин вчера позвонил ее подруге Ире Петровой, спросил, когда она видела Скороходову в последний раз. Та ответила, что в последний раз видела ее месяца два назад, но десять дней назад Скороходова ей позвонила и поздравила с Днем рождения. Откуда она звонила, Петрова не знает.
— Просто так «Месть» не пишут.
— Да. Слово это серьезное.
— Написали по-испански. Надо бы проверить, кто из ее знакомых говорит по-испански. Например, тот парень, который ездил с ней в Алжир.
— Хорошая идея, — согласился отец. — Попрошу Кузякина узнать.
— Из какого города послано письмо?
— Из Юрмалы. Это курортный город около Риги.
— Может быть, слетать в эту Юрмалу?
— Ты собираешься заняться расследованием убийства гражданки России, совершенное в Латвии?
Отец позвонил снова через несколько дней:
— Ты предлагала лететь в Юрмалу?
— Предлагала.
— Слетать — это правильно. Это хорошая мысль. Только не слетать, а съездить на машине.
— В Юрмалу?
— Почему в Юрмалу? В Джексонвилл.
— Это который во Флориде?
— Во Флориде.
— Зачем?
— У меня есть старый знакомый. Его зовут Валеро. Кубинец. Мы с ним работали ещё тогда…
— Когда меня еще не было на свете, — подсказала я.
— Когда не было на свете твоей матери. Он полковник военной разведки.
— Но он уже, наверное, отошел от дел.
— Да. Он на пенсии. Но он единственный, к кому я могу обратиться по поводу Venganza!
— Он может помочь?
— Вряд ли. Но дать хороший совет может.
— Он в Джексонвилле? — догадалась я.
— Да, в больнице. В Specialty Hospital Jacksonville.
— Specialty! Он что, ку-ку?
— Я сначала так и подумал. Потом проверил. Это многоотраслевой стационар.
— Я знаю такие стационары. Надо сначала договориться о свидании.
— Я уже договорился.
— Встречаемся в Джексонвилле?
— Нет. Завтра ты прилетаешь в Орландо. Ночуешь дома. А на следующий день на моей машине вместе поедем в больницу.
— Мне нужно договориться с Биллом.
— Я уже договорился.
13. Старый друг
До госпиталя мы добрались за два с половиной часа. Таблички, сначала Main Entrance, потом Visitor Parking. Это для нас. Валеро ждал на скамейке напротив маленького фонтана.
Увидев нас, он поднялся, протянул руку.
— Если я скажу тебе, Лонов, что ты прекрасно выглядишь, ты из-за вежливости скажешь мне то же и соврешь. Поэтому не надо начинать беседу со лжи.
Не знаю, как он выглядел раньше, но сейчас это был невысокий плотный старик, совершенно лысый с маленькими хитрыми глазами.
— Это твоя новая? — он показал на меня.
— Это моя дочь, Карина.
— Ты всегда любил chicas jóvenes.
Мы говорили по-английски, но он не нашел подходящего слова.
— Молоденьких девочек? Неправда.
— Верно, неправда. Но chicas jóvenes всегда тебя любили. Ты знаешь, Карина, я всегда предлагал ему наших chicas, у нас очень красивые chicas.
— Не поверю, чтобы он отказался.
— У них тогда это было запрещено. Теперь скажи, что тебе от меня нужно. Если ты скажешь, что пришел меня проведать, не поверю. Я, Лонов, тебя знаю.
— Скажи сначала, что ты делаешь в этом госпитале.
— Лечусь. Я приехал в Джексонвилл в клинику Майо, они мне поставили диагноз и сказали, что меня нужно немедленно hospitalizar. И сказали, что на машине нельзя, es muy peligroso. Я спросил: «Как на самолете?» Мне сказали, что тоже muy peligroso. Можно только на дирижабле. Представляете, моя большая семья, у меня двенадцать внуков, сидит в садике, мы живём в Майами, и вдруг я спускаюсь на дирижабле. Тогда всю мою семью отправят в госпиталь, и вы знаете, какой.
Отец вынул фотографию повешенной Скороходовой. Протянул Валеро:
— Что ты скажешь про это? У тебя есть какие-нибудь идеи, что это?
Валеро расплылся в улыбке:
— Есть идеи. И много. Сеньориту я не знаю, но за что ее повесили, знаю.
Отец не поверил:
— Убийство было совершено на прошлой неделе, а ты уже двадцать лет как не у дел.
— Десять, почти десять.
— Ну и за что?
— А это не убийство. Это ejecución. Se ejecutó.
Отец переспросил:
— Как это по-французски? По-английски?
— Не знаю.
Я включила iPhone, нашла переводчик с испанского на русский. Попросила Валеро набрать слово. Он набрал. И тут же получился перевод: «казнь».
— Её казнили? Ничего себе! За что?
Валеро расплылся в улыбке:
— Не за что. По ошибке.
И весело продолжал.
— Я расскажу. Наш бывший, — он показал рукой бороду, — наш бывший был очень добрым человеком.
— Добрым? — усомнился отец.
— И умным.
— А вот это верно.
— Ты знаешь, в Латинской Америке очень много непонятных людей, и наши друзья всегда очень хотели, чтобы они сказали правду. И пытали. Но наш бывший сказал, что пытать — это негуманно.
— Не поверю.
— Правильно делаешь, что не веришь. Но пытать непрактично. Потому что, когда человека пытают, он начинает говорить неправду. И потом трудно отличить, где правда, где нет. И наш бывший придумал делать кино.
— Кино? — удивилась я.
— Кино. Мы взяли русскую сеньориту, латинка не подходила, её могли знать. Мы взяли русскую сеньориту и начали снимать кино, как она пытает здоровых парней. То есть она делала всякие гадости, а они делали вид, что им больно, и орали. А гадости были такие, Лонов… При дочке твоей не скажу, так как гадости были по мужской части. Так вот потом, когда нужно было узнать что-либо, показывали это кино объекту вечером и говорили, что эта сеньорита приедет завтра утром и займётся с ним таким образом. Так утром он заявлял, что всё расскажет без сеньориты. И всё рассказывал. При пытках такое не рассказывали бы. А ты говоришь: наш бывший был негуманным. Гуманным. Объект всё рассказал и абсолютно здоров. Убедил?
— Убедил. И ты хочешь сказать, что эта сеньорита была из тех, кого использовали для съемок.
— Нет. Я только предположил.
— Но прошло много лет, и эта сеньорита вряд ли была той, которую снимали в кино.
— Верно, Лонов, не той. Но кто-то хотел напомнить про ту историю, хотя… Дай мне еще эту фотографию.
Он снова внимательно рассмотрел фотографию, потом удивленно развел руками:
— Ты знаешь, Лонов. А ведь это сделали не латины.
— Почему ты так думаешь?
— Понимаешь, в испанском языке восклицательный знак ставят сзади и впереди предложения.
— Могли ошибиться?
— Нет. В таких случаях не ошибаются.
— Но, может быть, это сделали переводчики.
— Переводчики — народ очень грамотный и писали всегда без ошибок. Нет, Лонов, ищи тех, кто хочет выдать себя за латина. И потом… Знаешь, какое было время. Если бы все было по-настоящему, на стене обязательно повесили бы портрет Че Гевары.
— Шутишь.
— Шучу. Хочешь, я скажу, кто тебе даст полную информацию. Только ты до него не доберешься… хотя… Луис Хорхе Родригес.
Отец развел руками:
— Но он приговорён к пожизненному заключению и уже лет десять как во французской тюрьме.
— Верно, пожизненно, — согласился Валеро. — И поделом. Убил пять человек. Но все были мерзавцами.
— И почему же поделом? — удивилась я.
— Потому что попался.
— И он сидит, вы сказали, уже десять лет, а эту сеньориту убили на той неделе.
— Ну и что. Тюрьма — это очень удобное место для того, чтобы быть в курсе дела.
— Европейская тюрьма, — поправил отец.
Валеро снова расплылся в улыбке.
— Верно. Европейская. В вашей он… ой-ой-ой… он бы сидел тихо.
— И в вашей тоже, — добавил отец.
— И в нашей тоже, — согласился Валеро.
— Но как же он в тюрьме может быть в курсе оперативных новостей? — не могла поверить я.